Курмахама
Шрифт:
И тотчас мысли растерянной Елены потекли совершенно в ином направлении: «Но всё же, что со мной происходит? Неужели я не сплю и действительно нахожусь сейчас в прошлом? Как можно проверить, что всё это мне не снится? Надо срочно посмотреть на себя в зеркало!»
Она на цыпочках, чтобы не разбудить девочку на кровати, подошла к двери и выглянула в коридор. Сомнений быть не могло – перед нею действительно был коридор знакомой с детских лет родительской квартиры. Тихонько, держась рукой за стенку, чтобы не наткнуться в темноте на препятствие, Елена пробралась к ванной комнате, нащупала на стене выключатель. Щелкнула им, вошла в тесное пространство между стеной и краем ванны и остановилась точно вкопанная напротив
Из зеркала на неё недоумённо таращилась совсем юная девушка, почти ребенок. Елена с удивлением изучала изрядно подзабытый собственный облик многолетней давности. Спутанные после сна длинные волосы пепельного цвета без намека на седину, тонкая и оттого кажущаяся невероятно длинной шея, почти как у молодого жирафа. И при этом не менее тонкие руки, а главное – юная кожа, чистая, упругая, без единой морщинки. Елена как можно ближе прильнула к зеркалу, погладила себя по голове, собрала волосы в кулак, пропустила прядь между пальцами и повинуясь возникшему внутреннему импульсу, заплела косу. Потом открыла воду, плеснула в лицо несколько пригоршней, и снова глянула в зеркало, втайне надеясь, что наваждение рассеется.
Вода не помогла, на неё по-прежнему смотрело юное создание – она сама, только много-много лет назад. Тогда Елена сделала шаг назад, чтобы в зеркале отразилось не только её лицо, но и туловище, провела руками по бокам, собрала сзади в ладонь лишнюю ткань ночной рубашки, чтобы четче просматривался силуэт фигуры. Девушка, отразившаяся в зеркале, была худенькой и немного угловатой, что ли. Она провела рукой по груди и нащупала две маленькие упругие выпуклости.
– Я и забыла уже, какой бывает девичья грудь! – прошептала себе под нос Елена.
И вдруг подобно молнии в голове возникло и взорвалось одно единственное слово: «Курмахама!»
«Неужели сработало?! – ахнула про себя Елена, – Не может быть! Ещё один шанс? Мне? Не может быть! А мама? Она тоже тут и живая?!»
В нетерпении, но всё же соблюдая осторожность, чтобы не перебудить спящий дом, Елена выбралась из ванной комнаты, выключила свет и прокралась к закрытой двери в комнату родителей. В доме не было ни звука, только негромкий скрип половиц под её пятками. Она на пару сантиметров приоткрыла дверь и уже без прежнего удивления увидела в проёме родительскую кровать. Да-да, ту самую – старую металлическую полутораспальную кровать с высокими спинками и большими никелированными шариками на боковинах, которые в детстве Елена так любила крутить. Мама спала, отвернувшись к стенке и почти уткнувшись носом в небольшой ковер бордовых оттенков, а отец спал на краю, свесив руку почти до пола. Родители были здесь, и они ещё живы! У Елены перехватило дыхание, закружилась голова и подкосились ноги. Она стояла, беззвучно переминаясь с ноги на ногу и смотрела, смотрела… Но, видимо ощутив её присутствие, отец вдруг открыл глаза, присмотрелся и шепотом произнёс:
– Ленусик, ты чего соскочила в такую рань? Сегодня же суббота, иди, ложись, поспи еще. Иди-иди к себе.
– Или случилось чего? – видя, что Елена замешкалась в дверях, отец встревожился и начал стаскивать с себя одеяло, чтобы подняться.
– Нет, ничего не случилось. Я так… Просто показалось, спи, не вставай, – поспешила успокоить папу Елена. Затем прикрыла дверь в родительскую комнату и поспешила к своему дивану.
«Может, если сейчас уснуть, а затем проснуться, всё встанет на свои места? Ведь сюда, в прошлое, меня «привёл» тоже сон! Надо попробовать», – пришла на ум Елене внезапная мысль. Она шмыгнула в постель и натянула одеяло по самую макушку. Спать не хотелось, но Елена сделала над собой усилие, улеглась на подушку поудобнее, стащила одеяло до уровня подбородка и постаралась ни о чем не думать. Сильно зажмурила глаза и держала их в напряжении, пока под веками не стали вспыхивать и расплываться разноцветные пятна. Уцепившись за самое яркое лиловое пятно, она расслабила веки. Пятно запульсировало, наполняясь и разливаясь большой лиловой лужей, которая подобно воронке затягивала и уносила девушку в свою глубину.
Проснулась Елена от монотонного шума проснувшейся квартиры. Кто-то шаркал по полу босыми пятками, где-то, вероятно, на кухне, негромко переговаривались, чем-то громыхали на плите, шипел закипающий чайник. Она потянулась и открыла глаза. В комнате кроме нее никого не было, яркий солнечный свет проникал через все еще задернутые шторы. На соседней кровати, на месте, где недавно спала ее сестра Иришка, валялась лишь смятая пижама. Елена встала с дивана, взяла со стула цветастое платье, оказавшееся, впрочем, не платьем, а халатом, накинула его и вышла из комнаты в коридор. И только там осознала – она по-прежнему в прошлом!
Странно, но после кратковременного утреннего сна это никоим образом не огорчило Елену. Напротив, где-то внутри неё шевельнулся азарт исследователя. «Ну и пусть! – решила она, – Будь, что будет, а пока поживу-ка я молодой жизнью. Даже, если это всего лишь сон, который скоро закончится».
Из кухни, находящейся в конце коридора, раздавались негромкие голоса домочадцев, пахло чем-то жареным и удивительно вкусным. Елена замерла в дверях в нерешительности, пытаясь распознать, определить, понять свои новые ощущения. Главное, что она чувствовала – жуткий голод. А ещё желание немедленно повторно умыться. Где-то на периферии сознания Елена помнила Геннадия, его болезнь, но воспоминания о муже были какими-то расплывчатыми, приглушёнными, хотя и вполне различимыми. Гораздо ярче она воспринимала текущий момент – запах еды, прохладу от половиц, на которых стоят её босые ступни.
Вообще всё казалось ей обыденным, привычным в том дне, где она сейчас находилась. Елена даже без труда вспомнила, как смотрела вчера с родителями по телевизору какое-то унылое кино, в котором герои, вместо того чтобы просто вести себя как нормальные люди, пафосными, никогда не употребляемыми в разговорной речи словами бесконечно дискутировали о партийном долге, а также часами обсуждали планы партии на текущую пятилетку. Будто больше поговорить им было не о чем. Иришка заснула, не дождавшись конца фильма, и отец вынужден был тащить великовозрастное дитятко на руках до кровати. Взрослые же, включая её, Елену, досидели до конца картины и только потом разошлись ко сну. А еще перед сном, уже лежа в кровати, она читала «Воскресение» Толстого.
«Какое ещё «Воскресение»?! – возопил в голове голос разума, – ты же весь вечер проторчала в палате Генека и уснула вчера почти мгновенно! Курмахама, а не воскресение было у тебя!»
От этого внутреннего окрика Елена вздрогнула, напряглась, ощутила острую растерянность. Но юный здоровый организм не стал ждать, когда умный ум расставит всё по местам. Ноги уже сами несли Елену на кухню, навстречу дивному запаху маминых блинов. И все же при виде родителей, которые в её «настоящей» жизни умерли много лет назад, она не могла сдержать эмоции. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы, уже готовые политься по щекам в несколько ручьёв. Только недюжинным усилием воли Елена смогла взять себя в руки. Пока никто не заметил, она быстро смахнула непролившуюся влагу с ресниц и выпалила:
– Доброе утро всем.
– Доброе, доброе, – пробурчал отец с набитым ртом, потом, сглотнув плохо пережеванный блин, шутливо скомандовал, – быстро умываться и за стол!
Елена кивнула, подбежала к отцу, чмокнула его в щеку, а потом прильнула к спине матери, которая, несмотря на то что пора было переворачивать подрумянившийся блин, томящийся на сковороде, сгребла старшенькую в охапку и поцеловала в лоб.
– Выспалась, доченька? Давай, Алёшик, беги умываться, и за стол, пока блины не остыли.