Курмахама
Шрифт:
– Смотри, а то будет как тогда, – для острастки сказала ему Елена, хотя в тот момент была вовсе не уверена, что сможет устоять, предприми Павел новую попытку.
«Точно! После того случая мы с Розенблатом так ни разу и не поцеловались. И за руки не держались, так и ходили, держа ладони за спиной для страховки, – припомнила Елена, удивляясь собственной твёрдости, – Даже Последний звонок ничего не изменил в нашей целомудренности. Эх, дети! Какими же мы были детьми!»
Когда наступили выпускные экзамены, Елена, не блиставшая знаниями ни по одному из школьных предметов, совсем приуныла. В четвёртой четверти они с Павлом больше думали о своих отношениях, нежели об учёбе. Если Розенблату всё было ни по чём, то Елена, даже несмотря на помощь от учителей, чувствовала – больше тройки по основным предметам ей не поставят. Так и вышло. Средний балл у Елены получился чуть выше тройки, поэтому поступать в институт не было ни смысла, да, честно говоря, ни желания. К тому же её родители вовсе не настаивали на дальнейшей учебе старшей дочери.
– Будешь работать, как мать. Подумаешь! – вынес вердикт отец под одобрительное молчание матери.
Выходцы из рабочих семей, как правило, шли по стопам своих родителей, то есть прямиком на завод, сразу после окончания школы. Это не было чем-то из ряда вон, наоборот всячески поощрялось и приветствовалось в то время, причём, на уровне государства. Мальчишки трудились на заводе около года – до 18 лет, потом уходили в армию, чтобы, отслужив, вернуться обратно на родное предприятие. А девочки, те работали без перерыва. В принципе, все оставались довольно таким положением дел: в семье появлялся новый источник дохода. Ребенок быстро, не теряя время на дальнейшее образование, становился самостоятельным человеком, и уже не нужно было более тратиться на его содержание.
В лучшем случае, таким как Елена, удавалось получить профессию где-нибудь в училище или техникуме, но даже это было совершенно необязательно. Завод, где трудились родители Елены, был большой, работы хватало на всех, а зарплаты при этом отличались несильно.
В семье Павла было всё по-другому. Высшее образование не просто рассматривалось как возможное, а было единственным вариантом. Поступление Павла в институт, во-первых, спасало от армии, во-вторых, открывало ряд перспектив на получение впоследствии непыльной работы и достойного места в обществе. Может, именно поэтому мать Павла неодобрительно отнеслась к выбору сыном своей возлюбленной. Что это за подружка из рабочей семьи, когда у мальчика впереди такие замечательные перспективы?!
Может быть, именно нежелательная дружба единственного сына с Еленой подвигла маму-Розенблат на радикальный шаг. Чтобы обеспечить Павлу лучшее будущее, а заодно и вырвать сына из лап этой «авантюристки», она решила отправить любимое чадо учиться в столичный вуз. В то время так поступали многие амбициозные родители из провинциальных городов. Поэтому сразу после завершающего экзамена Ирина Львовна, взяв отпуск, самолично повезла сына в Москву, где учиться считалось много престижнее, чем в родном Серпске. Она использовала все свои связи и знакомства. Об этом Елена узнала от всезнающей Иришки, которая не преминула поддеть старшую сестру.
Впрочем, Павел в Москве не задержался. То ли вуз Розенблатами был выбран не тот, то ли конкурс на одно место оказался не по зубам сыну Ирины Львовны, то ли по какой-то иной причине, но в начале августа, мать и сын вернулись в родной Серпск, как говорится, не солоно хлебавши. Точную причину неудачи Павла Елена не узнала, но, судя по виду, Розенблат своим провалом обескуражен абсолютно не был. Тем более что Ирина Львовна без проволочек добилась, чтобы её сыночек был зачислен в местный Технический институт. И это несмотря на то, что вступительная комиссия в институте к моменту возвращения Розенблатов из Москвы уже закончила свою работу.
А что же Елена? После поспешного отъезда Розенблатов она, не желая проработать подобно своим родителям всю жизнь на заводе, подала документы в училище связи. Это училище она выбрала вполне осознанно, но не потому, что так уж хотела стать работником связи, а исключительно по причине вечного недобора абитуриентов там. Она просто пошла туда, куда принимали всех девочек без разбора. Поначалу Елена переживала, как отнесутся к её решению мать с отцом. Но родители на удивление быстро смирились с тем, что придется еще целый год кормить своё великовозрастное дитя. Рассудив, мол, что поделать, может быть это и неплохо, если у девочки будет профессия.
«Когда же мы встретились с Павлом? Кажется, это было почти тотчас после его возвращения из Москвы», – подумала Елена, и тут прозвенел звонок с урока.
Глава 15
И точно, сорок лет назад Елена и Павел встретились в августе. Прогуливаясь однажды погожим тёплым днём по проспекту 30-летия Победы, центральной улице Серпска, Елена увидела вдалеке знакомую фигуру и сперва не поверила своим глазам. Как же так? Ведь Павел сейчас должен быть в Москве! Неужели это мираж или обман зрения? Но это был не мираж. Заметив Елену, Павел тотчас убыстрил шаг, и скоро они уже целовались в объятиях друг друга. Елена совсем забыла про свою неприступность, настолько была рада видеть Розенблата.
– Какими судьбами ты здесь? Приехал вещички собрать? – поинтересовалась Елена, когда пришла в себя и, вспомнив о своей скромности, отстранилась от Павла.
Сердечко её трепетало, отвыкшие от поцелуев распухшие губы слушались плохо. Она отчаянно надеялась, что красавчик Розенблат останется с нею навсегда.
– Что ты, Лен, я вернулся с концами. Буду учиться в «техничке» (так в те годы ласково именовали Технический институт – прим. авт.), завтра первый экзамен, но не боись, это простая формальность, так что… – и, не закончив фразу, Павел снова потянулся за поцелуем.
И Елена уступила Розенблату. Павел будет рядом – это было единственное, что её тогда волновало. Правда, когда Розенблат, неверно истолковав покладистость Елены, попытался вновь овладеть ей в своей квартире незадолго после возвращения из столицы, то получил не менее яростный отпор. Правда, на этот раз реакция Павла на отказ оказалась не виноватой, а раздражённой.
– Что тебе надо? То авансы мне раздаёшь, а когда до дела доходит, отшиваешь. Что за дела? – громко и зло спросил он Елену, упёршись в девушку сердитым взглядом.
Елена знала, ей нужно что-то сказать Павлу, тем более в глубине души она ощущала справедливость его обвинений, но подлый язык отказывался слушаться её. И только заметив, как искривилось лицо Павла, который явно намеревался произнести что-то очень обидное, наконец, нашлась с ответом:
– Я не могу до свадьбы. Не хочу, понимаешь? Ну, пойми меня, пожалуйста!
Последние слова Елены по тону больше напоминали мольбу. И, как показалось девушке, Павел услышал её. Лицо его постепенно разгладилось, исчезли две сердитые вертикальные складки на лбу поверх носа, которые так портили его красивое лицо. Розенблат вдруг коротко фыркнул совсем по-кошачьи и масляным голосом произнёс: