Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— Небось, никак не дождешься, а?..
— Да не сказал бы... Знаешь, для меня каждый день, проведенный вдали от Вероны, можно сказать, потерян... Это все Джульетта...
В этот момент принесли «ризотто»1 с куриной печенкой, один аромат которого невольно заставил бы улыбнуться любого веронского гурмана. И он тут же напрочь забыл о странном вопросе друга, целиком отдавшись изысканным гастрономическим удовольствиям. Бутылочка настоящей «Вальполичеллы» довершила дело, и комиссар впал в состояние эйфории, в которой мог выслушать невесть
— А что бы ты сказал, Ромео, если бы я попросил тебя немного отложить отпуск?
Тарчинини, начавший было погружаться в блаженную истому, даже вздрогнул.
— Ma che, Челестино! Ты в своем уме?
— Вроде не жалуюсь...
— Тогда скажи, в чем я провинился, за что ты собираешься лишить меня заслуженного отдыха?
— Прошу тебя, не заводись!
Но Ромео уже понесло.
— Ни слова больше, Челестино,— проговорил он с искренним негодованием,— я и так все понял! Твой обед это просто ловушка! Я всегда считал тебя другом, а ты оказался настоящим Иудой! Ты воспользовался тем, что я люблю хорошо поесть! Ты злоупотребил моим аппетитом! Ты хочешь погубить меня, Челестино!
— Ты кончил?
— Нет, не кончил! Не хочу я больше твоего обеда!
Тарчинини встал и, преисполненный достоинства, добавил:
— Пожалуйста, извинись за меня перед Джоко, но я не могу больше оставаться в обществе человека, к которому потерял теперь всякое доверие! Прощай, Челестино.
— Может, хоть выпьешь на прощанье еще стаканчик «Вальполичеллы»? Не каждый день выпадает пить такое вино, как здесь...
Ромео слегка поколебался, потом, так и не присев, взял в руку стакан.
— Просто не хочу тебя обижать...
В этот самый момент официант водрузил на стол блюдо с жареным карпом. Сразу потеряв всякий интерес к Ромео, Мальпага принялся разделывать рыбу, от которой Тарчинини не мог отвести восхищенных глаз. Когда шеф уже принялся мирно жевать, Ромео как-то глухо пробормотал:
— Знаешь, пожалуй... пока я окончательно не рассердился... может, все-таки объяснишь... за что это вдруг такая немилость, а?..
— С человеком, для которого отпуск дороже дружбы,— пожал тот плечами,— нам больше не о чем разговаривать.
— Челестино, да как у тебя язык повернулся!.. Разве можно вот так, одним махом, зачеркнуть нашу многолетнюю дружбу?.. Нет, никогда себе не прощу, если не сделаю последней попытки... Так и быть, я согласен снова сесть с тобой за один стол. Как карп?
Карп оказался превосходным, и Ромео снова развеселился. Еще один стаканчик «Вальполичеллы» довершил дело.
— Так почему же все-таки ты решил лишить меня отпуска?
— Да не лишить, просто немного отложить...
— Так бы сразу и сказал, это же совсем другое дело...
Тарчинини явно сдавался. А появление метрдотеля с говяжьей вырезкой, запеченной в тесте и фаршированной печенкой и сыром «горгондзола», окончательно убедило Ромео, что, в сущности, просьба шефа не так уж страшна, как ему показалось вначале.
— А по какой же такой причине, Челестино, — поинтересовался он между двумя кусочками вырезки, — тебе вдруг приспичило нарушать все мои планы?
— Чрезвычайные обстоятельства.
— Вот как?
— Теперь ты вроде уже успокоился, так что выслушай меня хорошенько. Тебе известно, что Манфредо Сабация, шеф уголовной полиции Бергамо, мой старый школьный товарищ?
— Да я и сам его знаю. Очень славный парень. Передай-ка мне «Вальполичеллу».
— Так вот,— продолжил Мальпага, исполняя просьбу,— Манфредо попал в очень скверную переделку. С некоторых пор Бергамо стал превращаться в крупный перевалочный пункт торговли наркотиками. По чьей-то воле этот тихий городок стал прямо-таки каким-то распределителем зелья по всей Северной Италии.
Захваченный профессиональным азартом, Ромео слушал, боясь пропустить хоть единое слово, и так увлекся, что даже не заметил, как прямо у него под носом вырос торт, а официант, ответственный за напитки, с величайшими предосторожностями и почтением откупорил бутылку «Аммандолато». Одного глотка этого божественного напитка оказалось достаточно, чтобы растроганный Ромео был готов принять близко к сердцу все несчастья Манфредо Сабации, сути которых он, впрочем, пока еще не знал. Покончив с десертом и в ожидании кофе, он с нетерпеливым вниманием ждал дальнейших разъяснений своего друга и шефа.
Опасаясь, что все его сотрудники слишком хорошо известны в городе, Манфредо попросил прислать ему кого-нибудь из Милана. К нему направили одного очень толкового полицейского, Лудовико Велано, крупного специалиста по части борьбы с торговлей наркотиками...
— И что дальше?
— Два дня назад обнаружили его труп, неподалеку от железной дороги...
— Несчастный случай?
— Нет, убийство. Лудовико Велано получил две пули, одна попала прямо в сердце...
— Насчет убийц ничего не известно?
— Нет, ничего.
Внезапно вкус «Аммандолато» показался Тарчинини не таким приятным, как вначале.
— Но... ведь, должно быть, накануне гибели Лудовико обнаружил что-нибудь такое, с чего можно было бы возобновить поиски?
— Это неизвестно.
— Что это за басни ты мне рассказываешь?
— Это чистая правда, Ромео. Единственное, что Лудовико успел сообщить Манфредо Сабации: он подружился с неким Эрнесто Баколи, который живет в старом городе. Этот Эрнесто был художником, молодой, немного богемного типа. Похоже, Лудовико был уверен, что с его помощью ему удастся добиться цели.
— Эрнесто Баколи уже допросили?
— Нет.
— Почему?
— Потому что он исчез.
— А что, неизвестно, где он живет?
— Нет, неизвестно.
— Ma che! Что-то даже не верится...
— Единственное, что остается предположить — парень не назвал Лудовико своего настоящего имени...
— Выходит, сообщник?
— Ну, это не факт. Может, у него были серьезные основания опасаться полиции, и он не захотел раскрывать своего убежища.
— Но ведь ты же сам сказал, что они с Лудовико стали друзьями?