Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— Может, он рассчитывал расплатиться за прежние грехи? Кто теперь нам скажет, что там пообещал ему наш товарищ?
Оба замолкли. Словно бы напрочь позабыв о только что закончившейся роскошной трапезе, они были целиком поглощены заботами своего нелегкого ремесла.
— Ma che, Челестино,— покончив с кофе, первым спохватился Тарчинини,— а при чем же здесь мой отпуск?..
— По моему мнению,— перебил его Мальпага,— в этом деле с самого начала была допущена грубейшая ошибка. Не успев появиться в Бергамо, Лудовико сразу же отправился в уголовную полицию. Нет никаких сомнений, что его сразу же раскрыли. Он много раз показывался в кабинете у Манфредо Сабации. Это тоже было известно. Значит, те узнали и о его
— Выходит, ты думаешь, что и этого Эрнесто...
— ...тоже убрали, это ясно. Думаю, на днях где-нибудь обнаружат его тело. Ты понимаешь, Ромео, просто, по-моему, надо действовать совершенно другим способом. Надо послать в Бергамо человека, который сможет, не вызывая ни малейших подозрений, сойти за какого-нибудь праздного туриста, который не только не будет ни от кого прятаться, а станет спокойно разгуливать у всех на виду и даже привлекать всеобщее внимание. Или, скажем, какого-нибудь профессора, который приехал откуда-нибудь с юга изучать бергамскую архитектуру. Короче говоря, человека, который и носа не покажет в полиции, а с Манфредо будет встречаться только в каких-нибудь общественных местах. Остается добавить, что это должен быть первоклассный полицейский, уже не раз показавший себя в серьезных делах.
Тарчинини с трудом проглотил слюну, когда Челестино самым непринужденным образом добавил:
— Вот потому-то я и подумал о тебе.
— Очень мило с твоей стороны... — каким-то сдавленным голосом пробормотал комиссар.
— Ты, конечно, вправе отказаться, но, по-моему, ты как раз тот человек, который нам нужен.
— Я... конечно, польщен... только, похоже, это чертовски опасно, а? А ведь у меня, между прочим, Джульетта с детишками...
— Уверен, что тебе удастся свести опасность к минимуму.
— А если нет?
— Повторяю, — пожал плечами Челестино, — ты вправе отказаться. Во-первых, ты не принадлежишь к отделу по борьбе с наркотиками, и к тому же Бергамо не в моем округе. Я, конечно, мог бы тебя откомандировать, но только с твоего согласия. Манфредо, ясное дело, был бы доволен. Он много о тебе слышал и с нетерпением ждет твоего приезда. В курсе всех твоих успешных дел и тоже, как и я, считает, что если кто-нибудь и способен разоблачить этих негодяев, то это только ты.
Как и всякий раз, когда кто-то льстил его самолюбию, Ромео тут же приосанился и, что называется, распустил хвост. Словно бы и не существовало нависшей над ним смертельной опасности. Главное — он самый лучший полицейский всей северной Италии, все остальное отошло на второй план! Он непременно поймает негодяев, которые убили Лудовико и Эрнесто, и все газеты заговорят о его блестящей операции! Вот они под ручку с Джульеттой прогуливаются по виа Кавур, а все прохожие почтительно кланяются или, оборачиваясь, шепчут друг другу:
— Гляди-ка, дорогая, а ведь это знаменитый комиссар Тарчинини. Знаешь, тот самый, что только что очистил от наркотиков Бергамо!
Как некогда Геркулес очистил Авгиевы конюшни. Это сравнение, самопроизвольно родившееся в вечно возбужденном мозгу Ромео, сразу зажгло воображение, И уже не думая больше ни об опасностях, ни об отодвигавшемся отпуске, ни о разочаровании Джульетты или неизбежном возмущении кузины Эузебии, он воскликнул:
— Надеюсь, Челестино, ты ни на минуту не сомневался в моем согласии?
— Ни секунды.
И оба в тот момент были абсолютно искренни. После того, как Джоко заглянул узнать мнение гостей о поданных яствах и получил положенную порцию заслуженных комплиментов, Мальпага заказал две рюмочки граппы из личных запасов хозяина заведения.
Согревая в руке рюмку с драгоценной влагой, Челестино проговорил:
— Я тебе сейчас объясню, как я представляю себе эту операцию, а ты скажешь, согласен или нет.
— Я весь внимание, — ответил Ромео, в ушах которого уже звучали победные фанфары.
— Значит, перво-наперво мы тебя назначим внештатным профессором средневековой археологии Неаполитанского университета.
— А почему это непременно «внештатным»?
— Потому что штатных все слишком хорошо знают. Ты будешь якобы изучать венецианское влияние на бергамскую средневековую архитектуру... Само собой, тебе придется просмотреть пару-другую книжек, чтобы хоть иметь обо всем этом представление на случай, если нарвешься на каких-нибудь знатоков.
— Пару книжек?
— Ну и что? У тебя еще до завтра уйма времени. Значит, из Неаполя ты прибыл прямо в Верону, тоже изучал здесь венецианское влияние. У тебя будут рекомендации лучших веронских специалистов в этой области, с какими ты здесь встречался по работе. В кармане у тебя будет автобусный билет, который теоретически ты должен был бы купить себе в Неаполе, и счет за гостиницу, где ты провел три дня. Естественно, я уже приказал изготовить тебе фальшивые документы. С завтрашнего дня ты у нас будешь профессор Аминторе Роверето, пятьдесят шесть лет, старый холостяк.
— Выходит, — слегка задетый за живое, заметил Ромео, — ты и вправду нисколько не сомневался, что я соглашусь на это дело?
— Я всегда знал, что такой человек, как ты, просто не сможет отказаться. Как только доедешь до Бергамо, сразу же ищи гостиницу. Но имей в виду, эти университетские профессора в золоте не купаются. Я бы тебе посоветовал гостиницу «Маргарита», что на пьяцца Витторио Венето. Потом погуляешь по городу и не торопясь отправишься обедать на борго Санта Катарина, где есть ресторан «Каприано». Там Манфредо попытается вступить с тобой в контакт. А дальше уж сам разберешься. Тебе и карты в руки, будешь решать на месте. Если вдруг срочно понадобится помощь, позвонишь к Манфредо домой, но только из телефона-автомата, или же прямо ко мне. Есть какие-нибудь возражения?
— Знаешь, я не очень люблю неаполитанцев...
— Ничего, они переживут. Итак, с этого момента ты находишься во внеочередном отпуску, так что на службу тебе возвращаться необязательно. Так и быть, даю тебе полдня дополнительного отпуска. Вот уж все будут завидовать...
На сей раз Тарчинини чуть было всерьез не рассердился, однако с помощью повторной рюмочки траппы удалось загасить нарождавшийся было приступ вполне закономерного негодования, и конец трапезы обошелся без новых эксцессов.
***
Расставшись с Челестино Мальпагой, Ромео решил немного пройтись, чтобы облегчить процесс пищеварения, который явно обещал быть не слишком легким. К тому времени, когда добрался до виа Пьетра, где обитало семейство Тарчинини, им овладела такая гордыня, что он искренне поражался, почему это прохожие не показывают на него пальцем. Несколько минут в молчании простоял перед памятником, воздвигнутым в честь великого Данте. В сущности, он чувствовал себя с ним почти на равной ноге.
Окончательно протрезвел Ромео, лишь вплотную приблизившись к дому на виа Пьетра. Да, пора было спускаться с небес, где он ощущал себя достойнейшим среди всех своих веронских современников, и возвращаться к печальной действительности, а в данный момент эта самая печальная действительность состояла в том, чтобы предстать перед Джульеттой Тарчинини и сообщить ей, что они не едут ни в какой отпуск, что надо немедленно оповестить об этом кузину Эузебию, и что муж ее к тому же собирается расстаться с ней на неопределенное время, сократить которое до приемлемых для обоих сроков может только его хваленая сообразительность. Однако вся проблема состояла в том, что в силе и безудержности воображения синьора Тарчинини ничуть не уступала супругу. И по мере того, как Ромео приближался к семейному очагу, вид у него становился все унылей и унылей.