Лабиринт памяти
Шрифт:
— Эл, прости меня, прошу, но я не могу быть с тобой.
Эти слова, словно долго ждавшие свободу птицы, так легко выпорхнули из его рта, что он ужаснулся.
А Элиса, не веря своим ушам, изумлённо уставилась на него, медленно качая головой. Но вскоре её взгляд вновь затопило болезненное понимание - она разжала руки и сделала, пошатнувшись, шаг назад.
— Нет, Драко, нет… — очень тихо, так, что он едва услышал, начала говорить она.
— Прости.
И вмиг в её глазах вспыхнула злость.
— Значит, это правда! Дядя говорил: мне не стоит возвращаться, потому что ты не для меня. Наверняка он имел
— Эл, пожалуйста, позволь мне сказать…
— Не стоит, не говори, что тебе жаль. Я сама во всём виновата. Я же всегда знала: ты меня не любишь! Ты никогда не принадлежал мне, Драко, но я всегда была твоей! Только твоей, слышишь?! — она почти перешла на крик, изо всех сил сдерживая слёзы. — И, конечно, какой я была дурой! Ведь я догадывалась, что ты любишь её.
От последних слов Эл Драко застыл на месте.
Что?
Он хотел так много сказать, но просто потерял дар речи. Элиса заметила это и с мрачным торжеством произнесла:
— О да, думаешь, я не обращала внимания, как ты смотришь на неё? Думаешь, я не видела: ко мне ты не испытываешь и доли того, что чувствуешь к ней?!
— Нет, Эл, всё не… — пытаясь прийти в себя, начал он и внезапно осознал, что ещё не готов говорить об этом. О том, что могло оказаться катастрофической правдой.
Нет, ещё не время. Пожалуйста, не надо.
Но Элиса горько рассмеялась, запрокинув голову, а затем подняла на него полный боли взгляд.
Где-то недалеко волны яростно ударились о скалы.
— Всё так, Драко, — констатировала она с горечью. — Дядя намекал мне, просил подумать, а я рвалась к тебе. Надеялась, он врёт, но он был прав: по-настоящему ты любил лишь однажды. И той, кого ты любил, к сожалению, была не я.
Ему нужно было опровергнуть это, сказать что-то, хоть немного уменьшающее боль, которая душила их двоих, но он не мог ничего сделать. Он просто стал окончательно недееспособным от осознания слов Элисы.
Он не мог поверить, что говорит с ней о…
— Но я… Я ведь любил тебя, — наконец то ли спросил, то ли утвердительно изрёк он, и это прозвучало настолько жалко, фальшиво и мерзко, что ему захотелось сжевать свой язык.
А по лицу Эл уже текли слёзы. Она покачала головой и быстро смахнула их рукой.
— Нет, Драко, ты никогда не любил меня. И, хотя дядя говорил: мужчина всей моей жизни ещё ждёт меня впереди, я верила, что уже встретила его. Как жаль, что я ошиблась.
С этими словами она сорвалась с места и быстро зашагала прочь. Она уже была на расстоянии нескольких метров от него, когда Драко быстро пошёл следом.
— Но откуда ты знаешь? — задал он отчаянный вопрос, который давно вертелся на языке, но никак не мог оформиться, потому что Драко не понимал, о чём именно хотел спросить. Он не понимал этого до сих пор, или не хотел понимать.
Элиса замерла и устало повернулась к нему.
— Ты никогда ни на кого не смотрел так, как сегодня на неё, — просто ответила она с исказившимся в муке лицом. — И я больше не смею мешать тебе. Прощай, Драко. Я надеюсь, ты будешь счастлив.
Он схватил её за руку и попытался притянуть к себе, чтобы успокоить, но она вывернулась из его объятий.
— Нет, пожалуйста, не надо! — почти истерично прокричала она, захлёбываясь
— Эл, нет, это ты меня прости, прошу! Я не хотел… Пожалуйста, пойми! Я не знаю, почему так вышло. Этот грёбаный курорт всё перевернул с ног на голову, и я, мать его, совершенно запутался во всём, что происходит, — горячо заявил Драко, ужасно злясь на всё вокруг, но в первую очередь на самого себя.
Неожиданно взгляд Элисы смягчился, и она медленно подошла к нему, вмиг успокоившись. Какое-то время она смотрела ему в глаза, а затем едва ощутимо провела рукой по щеке.
— Я понимаю, Драко, и знаю: мне нужно отпустить тебя. Честно говоря, я всегда знала: когда-нибудь мне придётся так поступить, но не думала, что это будет так больно.
— Скажи, что мне сделать, — напряжённо начал Драко, схватив её за плечи. — Что угодно, лишь бы…
Так много боли. Они задыхались, беспомощно барахтались в ней, и он отчаянно хотел помочь хотя бы Эл не утонуть.
— Просто отпусти. Не иди за мной, не жалей меня, не мешай мне пытаться забыть и, пожалуйста, не возвращайся в зал. Я постараюсь потанцевать сегодня, притвориться, что всё хорошо, но у меня не выйдет, если ты будешь рядом. Пообещай мне, что я тебя больше не увижу на этом курорте, — на одном дыхании с жаром выпалила она негромким, но настойчивым голосом.
Драко глядел в её глаза и чувствовал, как постепенно его заполняет уважение к этой сильной женщине, которая с таким достоинством сейчас встречала его взгляд. Того, кто её предал, кто причинил ей столько боли, а теперь даже не понимал, что делать в следующий миг, кроме как…
— Обещаю.
Это всё, что он мог.
Уголки её губ слегка приподнялись, и она, прежде чем уйти, со слезами на глазах прошептала:
— Спасибо.
Драко мог бы её любить. Сильную, красивую, независимую, но в то же время ранимую, хрупкую и уязвимую. Он должен был её любить. Пережившую с ним горести, разогнавшую его печали, умевшую отвлечь и увлечь. Он хотел её любить. До дрожи хотел почувствовать что-то тёплое, трепетное в душе от того, что она просто рядом, от того, что она с ним, несмотря ни на что, но испытывал это к другой. С которой вопреки всему хотел быть сам.
Драко двинулся с места.
Он должен был найти Грейнджер.
*
Блейз был трезв. Он выпил гораздо больше, чем ему обычно требовалось, чтобы перестать связно мыслить, но сегодня всё было иначе. С самого начала, с момента, когда он пришёл на дурацкий бал-маскарад в одиночестве, было ясно, что для него вечер станет поистине одним из самых ужасных в жизни. Правда, он не думал, что это будет опять настолько раздражать — видеть Джинни рядом с Поттером, довольно обнимающим ту за талию. Не то чтобы Блейз не смирился, что этот придурок скоро станет её мужем, нет - за долгие дни борьбы с собой он научился жить с этой мыслью. Вернее, почти научился, ведь ему даже удавалось какое-то время об этом не вспоминать, ровно до тех пор, пока она не появлялась в поле зрения и не мозолила глаза своим цветущим и сияющим видом. И тогда он снова из последних сил старался совладать с собой, уговаривал себя уйти и только потом выплеснуть всё, что наболело, кулаками о стены своего бунгало.