Лабиринт памяти

Jane Evans

Драко не нужно было повторять дважды: он давно мечтал убраться отсюда, а потому быстро развернулся и, ошеломлённый, пошёл прочь. Сказанное Лоренцо, осознание правдивости сказанного — всё это повергло его в самый настоящий шок, но с каждым шагом, с каждой секундой в нём разрасталось тягучее, поразительное удовлетворение, что, наконец, он разобрался во всём происходящем между ним и Грейнджер. Он смог смело посмотреть неуютной, ужасающей, но такой необходимой правде в глаза и неожиданно понял: это придало ему ещё больше сил, ещё больше уверенности, что он должен найти Гермиону. Неважно, что скажет он, что скажет она, просто

нужно её увидеть, нужно сделать так, чтобы она тоже узнала.

Им двоим уже нечего терять. Последнее, за что ещё можно было держаться, безвозвратно уничтожено. Карты раскрыты, маски сброшены, души вывернуты. Всё. Хватит жить в вечном притворстве, в мнимом неведении.

Они давно осознали, что всё это значит.

Вдвоём падали в бездну, боясь открыть глаза, но теперь… Вот он, прямо здесь, момент прозрения и режущей взгляд истины.

Драко не мог позволить ей оставаться слепой. Она должна это увидеть, должна узнать, даже если в это будет трудно поверить, даже если это всё на грани абсурда, за пределами любого понимания, вопреки всему и несмотря ни на что.

Поодиночке им не справиться, и даже вместе не убежать от правды, зато можно выстоять и отдаться этому безумному мигу принятия. Разве не об этом они оба втайне мечтали?

И внезапно он понял, что знает, где её найти.

*

Дрожь в теле не утихала, и причиной тому вряд ли был прохладный ночной воздух, извещавший о приближении дождя. Если даже и так, Гермиона всё равно бы этого не почувствовала. Откровенно говоря, она не смогла бы почувствовать хоть что-то, даже если бы внезапно начался ураган, выпал снег, а температура опустилась градусов на тридцать. Единственное, что она испытывала в этот миг, когда сидела в своём красивом платье на песке возле самого берега моря — боль. Подобно бушующим волнам, она яростно вбивалась в тело, накатывала с каждой секундой сильнее, вымывая то светлое, что хранилось в её душе, разрушая самое главное — надежду на счастье, пусть неумело вылепленное, пусть не совсем дозволенное, но всё-таки счастье, которого так быстро не стало.

Неприятный ком вновь подкатил к горлу, а слёзы, которые она так старательно сдерживала, уже норовили выступить из глаз, но Гермиона до боли сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу, закусила губу, наверняка до крови — сделала всё, чтобы не позволить себе заплакать, и у неё в очередной раз получилось.

Ты сильная.

Появление Элисы, мысли о которой она старательно гнала прочь, было подобно внезапно вспыхнувшему пожару, уничтожившему порочное, шаткое, непрочное, зато нужное, просто необходимое, желанное что-то, название чему Гермиона до сих пор не могла подобрать. Это чувство — как долго оно её мучило, терзало своей очевидностью и неправильностью и поначалу казалось чем-то грязным, абсурдным, аморальным. Но с каждым днём, с каждой дурацкой минутой, проведённой вместе с Малфоем, Гермиона прозревала: оно становится другим. Словно омытое временем, пониманием, доверием, это неожиданно перестало пугать, и в какой-то момент она осознала, что ощущает себя абсолютно счастливой.

Она всерьёз думала, что Драко чувствует то же самое. Даже смешно, как много она об этом думала! Идиотка.

Слёзы почти выступили из глаз, а где-то рядом раздался раскат грома. Гермиона со злостью стиснула челюсти и сильно обхватила колени руками, уткнувшись в них подбородком.

Ей бы сдержаться, проглотить боль, и тогда, может быть, удастся успокоиться и забыть.

Ты сильная.

Она всерьёз думала, что он изменился. Полагала, он расстался со своей девушкой, переступил через себя и наконец смело принял их странные отношения.

Дура.

Всерьёз думала, что для него это не просто желание самоутвердиться, развлечься в отсутствие Элисы, а нечто большее.

Дура.

Думала, знает всё о его чувствах, ведь она видела их отражение в его глазах. Хотя, наверное, она видела просто, что хотела, а сегодня в конце концов столкнулась с правдой: Малфой встречается с Элисой, и та совершенно точно не в курсе его «отношений» с другой.

С той, которая является лишней в этой игре.

С той, которую, словно пешку, убрали с шахматной доски.

С той, которая пыталась в эти секунды крушения выстоять, приняв удар, но всё равно упала, спасаясь бегством.

Дура.

А разве дуры бывают сильными?

Только сейчас она поняла, что плачет.

Море бушевало, птицы истошно кричали, а ветер безжалостно трепал кроны пальм, будто отражая, обнажая её собственные эмоции и заглушая рвущиеся наружу рыдания. Этот пляж, который раньше был тихой гаванью для них двоих, теперь стал только её островом безнадёжности, и в этот миг Гермиона искренне желала, чтобы капли дождя обрушились на землю, смывая с лица следы слабости.

Внезапно, настолько неожиданно, что она поначалу не поверила, раздалось:

— Грейнджер!

Гермиона на какую-то секунду поражённо замерла.

Какого чёрта?

Она гневно смахнула слёзы и, резко поднявшись на ноги, опасливо повернулась.

— Что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом спросила она, глядя на Драко. Тот тяжело дышал, словно после бега, и, нахмурившись, прожигал её твёрдым, а если быть точнее, чересчур уверенным взглядом, что не понравилось Гермионе. Он что — решил её окончательно добить, выложив всю правду? Решил признаться, что эти странные и по большей части надуманные «отношения» были ошибкой?

Что-то внутри вновь болезненно сжалось.

— Я искал тебя. Какого чёрта ты наложила на пляж заклятия, сбивающие с пути? —двинулся Драко навстречу, на что она отреагировала двумя шагами назад.

— Мне не хотелось никого видеть, Малфой, и тебя в том числе.

Она заметила, как он, уловив её движения, помрачнел ещё больше, а в его взгляде скользнуло что-то, заставившее её подавить очередной всхлип. Мерлин, как же это было невыносимо: смотреть на него — такого прекрасного, дьявольски красивого в этой своей чёрной парадной мантии, но уже совершенно чужого. Хотя, он всегда был чужим, просто ты об этом предпочитала не вспоминать, да, идиотка?

— Нам нужно поговорить, — его голос смягчился, и он уже явно намеревался сделать ещё один шаг в её сторону, но замер, как только она снова отшатнулась.

— Нет, Малфой, даже не смей.

Он стиснул зубы и на пару секунд молча воззрился на неё. А потом вместе с раскатом грома решительно произнёс:

— Гермиона, ты выслушаешь меня сейчас же, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу! Ты должна выслушать.

От внезапно вспыхнувшей злости она двинулась к нему.

— Я тебе ничего не должна, Малфой! Хватит! Всё, что я должна была, я уже узнала и так. Прошу, уйди! Прекрати делать из меня идиотку.