Лабиринт смерти
Шрифт:
Бросив взгляд на наручные часы, он увидел, что у него есть время пройтись до упаковочного цеха завода по переработке цитрусовых.
– Десять пинтовых банок джема сорта АА, - сказал Сет кладовщику. Или он получит паек сейчас, или не получит никогда.
– Ты уверен, что тебе полагается десять пинт?
– кладовщик подозрительно посмотрел на него.
– А ты звякни Джо Персеру и спроси, сколько джема мне причитается. Ну, давай, звони.
– Некогда.
– Кладовщик отсчитал десять банок основной продукции кибуца и протянул их Сету в бумажном мешке вместо стандартной картонной коробки.
– А коробку?
– Проваливай, - отрезал кладовщик. Морли вытащил одну банку, дабы убедиться,
что это действительно сорт АА. Да, все правильно. «Джем кибуца Текел Упарсин», - гласила этикетка. «Изготовлен из натуральных севильских апельсинов (мутационный подвид 3– В). Купите дары солнечной Испании к вашему столу».
– Ладно, - вздохнул Морли.
– Спасибо.
С большим бумажным мешком он снова вышел на солнце.
Вернувшись к «Цыпленку», он принялся расставлять банки в багажном отсеке. «Единственная стоящая вещь, выпускаемая кибуцем, - подумал он.
– И, пожалуй, единственное, с чем жаль расставаться».
Он вызвал Мэри по индивидуальной рации, висевшей на шее.
– Я выбрал нозер. Приходи, посмотришь.
– Ты уверен, что он надежен?
– Ты ведь знаешь мой талант механика, - раздраженно ответил Сет.
– Я проверил ракетный двигатель, электропроводку, предохранители, систему жизнеобеспечения - все в порядке.
Он поставил последнюю банку с джемом в магнитную клетку и захлопнул дверцу.
Мэри появилась через пять минут - стройная, загорелая, в рубашке цвета хаки, шортах и сандалиях.
– Какой-то дохлый, - сказала она, осматривая «Мнительного Цыпленка».
– Но раз ты говоришь, что все в порядке…
– Я уже начал погрузку, - перебил Сет.
– Ты о чем?
Открыв багажный отсек, он с гордостью показал ей банки.
После долгого молчания она сказала:
– Господи…
– В чем дело?
– Ты не проверил электропроводку и двигатель, выклянчивая этот проклятый джем.
– Она со злостью хлопнула дверцей багажного отсека.
– Порой мне кажется, что ты псих. От этого чертова нозера зависит наша жизнь. А вдруг откажет система снабжения кислородом? Или обогрев? А вдруг в обшивке микроскопическая течь? Или…
– Так позови брата, пусть он посмотрит корабль, - перебил Сет.
– Ты ведь ему больше доверяешь, чем мне.
– Ты же знаешь, он занят.
– Надо было послать его сюда выбрать нозер получше.
Жена растерянно застыла, затем поникла в язвительном смирении.
– Самое удивительное: тебе всегда сопутствует удача, - вздохнула она.
– Должно быть, это и впрямь лучший нозер. Но не потому, что ты разбираешься в технике, просто ты везуч, как мутант-ясновидец.
– Это не везение, а здравый смысл. Мэри тряхнула головой.
– Черта с два. В тебе нет ни капли здравого смысла, - ни в обычном понимании, ни в каком другом. Ладно, давай возьмем этот нозер и понадеемся на твою удачливость. Но все-таки, Сет, как можно так жить?
– Она надулась и посмотрела ему в лицо.
– Это нечестно по отношению ко мне.
– Я отвечаю за нас обоих.
– Ты продержал нас здесь, в кибуце, восемь лет, - сказала Мэри.
– И все-таки благодаря мне мы улетаем.
– Туда, где, наверное, еще хуже. Что мы знаем об этом новом назначении? Только то, что знает Госсим, а ему это известно, потому что в его обязанности входит читать чужую корреспонденцию. Он прочел твою молитву… Я не хотела тебе говорить. Я знала, что тогда ты…
– Ублюдок!
– Морли почувствовал, что краснеет от бессильной ярости.
– Читать чужие молитвы!..
– Он начальник. Ему кажется, что он отвечает за все. В любом случае мы улетаем. Слава Богу. Ну остынь, успокойся. Тут ничего не поделаешь, он прочел ее много лет назад.
– Он признал, что это хорошая молитва?
– Фред Госсим никогда бы так не сказал. Но, думаю, она хорошая. Иначе ты не получил бы перевода.
– Я тоже так думаю. Ведь Бог не ответил на бесчисленные молитвы иудеев, уповавших на соглашение, заключенное до явления Заступника, в те дни, когда сила Разрушителя была еще очень велика, а наши отношения с ним - с Божеством, я имею в виду - такими запутанными…
– Представляю, как бы ты брюзжал в те дни по поводу речений и деяний Промыслителя, - усмехнулась Мэри.
Морли вздохнул.
– Я был бы великим поэтом. Как Давид.
– Ты занимался бы такой же ерундой, как и сейчас.
– С этими словами она зашагала прочь, оставив его у нозера с банкой джема в руке.
Чувство беспомощности росло в нем, распирало грудь.
– Остановись!
– крикнул он.
– Я улечу без тебя!
Она уходила молча и не оглядываясь, освещаемая яркими лучами солнца.
Остаток дня Сет Морли занимался погрузкой багажа в «Мнительного Цыпленка». Мэри не показывалась.
Сет чувствовал, что к обеду закончит погрузку.
«Куда она подевалась?
– вновь спрашивал он себя.
– Непонятно».
На него навалились голод и усталость. Как всегда ко времени трапезы.
«Удивлюсь, если из этой затеи что-нибудь получится, - подумал Сет.
– Поменять одну дерьмовую работу на другую. Я неудачник. С мечтой о хорошей работе я выбирал нозер. С мечтой о работе нагружал его этим проклятым барахлом». Он скептически оглядел багажный отсек. Груда одежды, книги, бумаги, кухонная утварь, пишущая машинка, аптечка, картины, «вечные» диванные покрывала, книгофильмы, шахматы, рация… Куча, ненужного хлама. «Что мы нажили за восемь лет?
– спросил он себя.
– Ничего стоящего. Ко всему прочему, все это просто не влезет в нозер. Многое придется выкинуть или подарить. А лучше всего уничтожить.
– Мысль о том, что кто-то воспользуется его добром, была немедленно отвергнута.
– Сожгу все до последнего лоскутка. Всю яркую, безвкусную одежду, которую Мэри тащила в дом, как ворона в гнездо. Выброшу все ее манатки. А потом уложу свои. Сама виновата: надо было остаться здесь и помочь мне. Не собираюсь я грузить это барахло».
Стоя с охапкой одежды, Сет заметил в наступавших сумерках неясный силуэт.
«Кто это?
– удивился он.
– Не Мэри». К нему подходил человек или кто-то, похожий на человека в широком балахоне; длинные волосы ниспадали на широкие плечи. Сета охватил страх. «Со-шедший-на-Землю, - понял он.
– Пришел остановить меня». Потрясенный, он выпустил из рук одежду. В нем заговорила совесть, он ощутил вею тяжесть своих грехов. Очень долго - месяцы, годы - он не встречал Сошедшего, и теперь угрызения совести были невыносимы. Грехи никуда не исчезают: они накапливаются в душе до тех пор, пока Заступник не отпустит их. Фигура остановилась перед ним.