Лабух
Шрифт:
Вот эта мелодия зрителям зашла! И подпевали, и танцевали и смеялись так, что стекла в окнах дребезжали. Многие присылали со своего стола угощение и конечно вино. В течение вечера, я еще раза три спел им ее на бис, то есть за отдельную плату. Но чем громче я пел, тем сильнее меня грызла тоска.
Три пуда золота и впрямь очень хороший куш, у которого только один недостаток. Он очень плохо делится на пятерых! В то, что Митяй сдержит слово и честно разделит добытое, не верилось совершенно. Не тот это человек…
Сдать
Кстати, золотой век комиксов еще не наступил, но, в общем, не за горами. На графических романах заработают очень многие, так почему бы мне не быть в их числе? Рисовать я, конечно, не умею, но нанять художника точно смогу… Черт, опять какие-то глупые мысли в голову лезут!
Так ничего и не придумав, решил прогуляться. По нынешним временам, не самое безопасное занятие в ночном Пятигорске. И как-то так само собой получилось, что ноги принесли меня к «Эрмитажу». Кажется, именно здесь должна проживать та скучающая дама. Как говорится, отчего бы благородному дону и не…. Но на входе, как и следовало ожидать, меня встретила охрана.
— Вы к кому? — подозрительно встопорщил усы старший караула — кривоногий крепыш в буденовке и одним треугольником в петлицах.
— Пардон, — отозвался я, сообразив, что сглупил. — Кажется, ошибся адресом.
— Погоди ка, — еще больше насторожился бдительный охранник. — Покажь документы!
— Да я вроде никуда не иду. Хотя если угодно…
— Хлопцы, а ну-ка задержите этого ферта!
— Братцы, вы что?
— Какие мы тебе братцы, гад!
В общем, не прошло и минуты, как вашего покорного слугу окружили со всех сторон и готовы были определить под арест.
— Что за шум, Нечипоренко? — выглянул из соседнего кабинета какой-то краском.
— Да вот, товарищ Плахов, контру поймали. Хотел на охраняемую территорию проникнуть с неизвестными целями. У него тут гитара и корзинка…
— С бомбой?
— Кажись, нет!
— Простите, это какое-то недоразумение! — попытался возразить я, но получив тычок в бок, предпочел затихнуть. В следующий раз, могут ведь и прикладом…
— Документы! — потребовал начальник и, получив требуемое, углубился в чтение.
— Демобилизованный красноармеец, находящийся на излечении? — не скрывая скепсиса, посмотрел он на меня.
— Да какой он красноармеец, товарищ Плахов! — возмутился Нечипоренко. — По одной роже видать, что нэпман…
— Фамилия, Имя? — продолжился допрос.
— Николай Семенов.
— Где служил?
— В первой конной товарища Буденного.
— Шо!? — возмутился начкар. — Да быть такого не может, чтобы этот франт красным конником был!
— В какой дивизии? — не обращая внимания на ретивого подчиненного, осведомился краском.
— В четвертой Петроградской, — совершенно не задумываясь, отвечал я, непонятно как выудив эти сведенья из памяти предшественника.
— Кто был начдивом?
— Сначала, Думенко, потом сам Семен Михайлович. Затем, Городовиков…
— Ты что же, с девятнадцатого года в РККА?
— Так точно.
— Врет он всё! — никак не мог угомониться Нечипоренко. — Спросите, кто комиссаром был?
— В каком году? — вопросом на вопрос ответил я, почувствовав, что допрашивающие меня люди стали колебаться. — Их только в девятнадцатом году пятеро сменилось!
— Тот, который в боях с «мамонтовцами» погиб, — коварно, как ему показалось, спросил начкар.
— Мусин!
— Имя, отчество?
— Простите, я с ним чаи не водил. Да он и комиссаром то был всего ничего. Месяц или полтора…
— Правильно? — обернулся к Нечипоренко Плахов.
— Да я и сам не знаю! — неожиданно признался тот. — Я же из второй дивизии. Помню, что у петроградцев тогда комиссар погиб, а кто он, бес его ведает?!
— Блиновец? [5] — усмехнулся я, тайком переводя дух.
— Ну не похож он на красного конника! — все еще не сдавался бывший буденовец.
— Что тут у вас происходит, товарищи? — раздался совсем рядом знакомый голос, на который мы разом обернулись.
Перед нами стояла моя таинственная поклонница и с явным интересом наблюдала за нами.
— Да вот, товарищ Целинская, разбираемся с гражданином.
— Николай? — воскликнула она, узнав меня.
— Вы его знаете?
— Конечно. Это Николай Северный — известный певец и музыкант.
— А по документам, его фамилия Семенов, — снова насторожился краском.
— Это псевдоним, — поспешил пояснить я. — Вымышленное имя.
— Как это?
— Ну, вот, к примеру, пролетарского писателя Максима Горького на самом деле зовут Алексей Максимович Пешков.
— Ишь ты как, — озадачено, вздохнул Нечипоренко, но потом подкрутил себе усы и назидательно добавил, — так то Горький! А тебе на что?
— Товарищи, — решила прекратить дискуссию моя таинственная поклонница, — Николай Северный или если вам угодно Семенов, пришел навестить меня. И если у вас больше нет к нему вопросов, то…
— Конечно, — тут же согласилось с ней местное начальство и меня, наконец-то, отпустили, после чего я проследовал за своей спасительницей.
Для того чтобы добраться до ее апартаментов, пришлось подняться на второй этаж по отделанной мрамором лестнице, потом пройти по довольно длинному коридору до двери из мореного дуба.