Лабух
Шрифт:
— Благодарю.
— Николка! — расплылся в улыбке тот, блеснув золотой фиксой во рту. — Смотрю и думаю, ты это или нет?
— Митяй… — вырвалось у меня, и сразу же сильно заболела голова.
[1] «Красавец Оливье» Муз. И. Зубков сл. А. Тимофеевский.
[2]«Одесская свадьба» Муз. и сл. М. Ямпольского.
[3] Народная шуточная песня. Поезд в оригинале — «Ереван — Баку».
https://www.youtube.com/watch?v=QQdSWyJGb0g (осторожно, мат!)
[4] «Песня о врачах». Авторы
Глава 11
Странно, но раньше меня воспоминания прежнего хозяина тела не беспокоили. Вот не было и все тут! Потерял сознание Зотовым, очнулся, как потом выяснилось Семеновым, но никакого раздвоения сознания или чего-то подобного не случалось. Несвойственные эмоции, когда хотелось порубать в капусту зажравшегося чинушу или поставить к стенке обнаглевшего спекулянта, случались, не без этого. Но до сих пор я списывал это на родовую память гражданина СССР, привыкшего видеть в этих людях врагов. А оно видишь как…
Оказывается, красный конник Николай Семенов не ушел в небытие, а сидит где-то там глубоко внутри и присматривается к изменившейся действительности. Причем, и память и рефлексы никуда не делись, просто спят до поры до времени. Вот взять хоть милую привычку махать свинчаткой. Думаете, это навык ресторанного певца из начала XXI века? Нет уж, в прежней жизни как-то получалось без этого…
— Митяй, — снова повторил и закашлялся из-за мгновенно пересохшего горла.
— Узнал, — удовлетворенно кивнул незнакомец, или в данном случае точнее старый, но забытый знакомый. — Ты что же в лабухи подался?
— Есть-пить надо…
— Хорошо поёшь. Раньше так не мог.
— Революция, — пожал плечами в ответ. — Кто был ничем, тот стал всем.
— Ну не скажи, Николаша. Раньше ты шнифером[1] был не из последних, а сейчас кто? Халдей! Тьфу!
— Полегче! — вырвалось у меня и я едва не задохнулся от злости. Ужасно захотелось забить эти обидные (почему?) слова Митяю в глотку, но вовремя подоспевшие всполохи воспоминаний подсказали, что делать этого не стоит. Уж слишком опасный и злопамятный стоял передо мной человек.
— Вот теперь вижу, что точно ты, — осклабился незваный гость из прошлого. — Характер все тот же, его так просто под маской не спрячешь. Работаешь тут?
— Как видишь, — кивнул в ответ, но тут же сообразил, что меня спрашивают не о музыке.
Если ничего не путаю, то «шнифер» это из уголовного жаргона. Что-то вроде медвежатника, хотя, есть разница, которую я сейчас не могу вспомнить. Но главное-то не в этом. Оказывается, костромской крестьянин Николай Семенов не всегда был идейным борцом за власть народа. Интересненькое дело…
— Кассу, какую приглядел? — продолжил расспросы уголовник.
— Я в твои дела лезу?!
— Базара нет, — сдал назад Митяй.
— Тогда прощай.
— До скорого, Николаша, до скорого, — многообещающе поправил он и поспешил
«Вот, черт» — как водится, с опозданием мелькнуло в одной умной задним числом голове. — «Надо было ему сразу сказать, что с прежними делами завязал!»
Спал я в последующие ночи плохо. Из памяти то и дело выплывали не слишком связанные друг с другом картинки, в которых мы с Митяем и еще какие-то мутные личности участвовали в явно незаконных делах. То и дело звучали выстрелы, крики, стоны…
— Ты что, братка? — разбудил меня сосед по палате Костя Гайворон.
Еще совсем недавно он был лихим командиром ЧОНа и гонял по степям и плавням разного рода несознательных личностей, нежелающих примириться с Советской властью и жить мирной жизнью. Теперь, после очередного тяжелого ранения, Константин кочевал по госпиталям и очень боялся, что его спишут вчистую.
Наши с ним отношения довольно двойственные. С одной стороны, он видел во мне такого же фронтовика как сам, с другой не очень одобрял публичные выступления по ресторанам. Впрочем, есть еще и третья. Песни в исполнении вашего покорного слуги вызывали у него прямо таки невероятный восторг. Особенно «Марш Буденного» и «Несе Галя воду».
— Бои снятся? — понимающе вздохнул Константин.
— Типа того.
— Знакомое дело. Я сам, бывало, по ночам в атаку ходил. Эскадрон марш-марш!
— Извини, не хотел беспокоить…
— Ничего. Мне не трудно. Тем более тоже не спится. Может споем?
— Ночь же кругом…
— А мы тихонько.
К слову сказать, не такая уж и плохая мысль. Чтобы успокоиться и мысли в порядок привести…
Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала.
А куда ж ты, паренек, а куда ты?
Не ходил бы ты Ванек во солдаты.
В Красной армии штыки, чай, найдутся.
Без тебя большевики обойдутся! [2]
Пел и играл совсем тихо, чтобы никого не потревожить, благо в палате нас, несмотря на четыре койки, только двое, а в голову лезли разные мысли. Например, о предполагаемом бегстве на Запад и красивой жизни, которую я собираюсь там вести. Правда, денег или иных ценностей у меня так и не появилось, а значит, исполнение мечты на какое-то время откладывается. К тому же, очень скоро начнется Великая депрессия… может, ну его к черту, эту заграницу?
И вообще, если хорошенько подумать в СССР тоже можно неплохо устроиться. В том числе и музыканту. Песни ведь можно петь разные. Скажем «Шел отряд по берегу…»[3]. Или еще что-нибудь идеологически выдержанное. Утесов вон жил и не тужил, джаз играл, а я чем хуже?
Господи, какие все-таки глупые мысли! Тут совсем рядом непонятный уголовник, явно что-то знающий о прошлом Семенова и способный испортить мне жизнь. Об этом думать надо…
— Костя ты спишь? — прошептал неугомонному соседу, но в ответ донесся лишь его храп. Ну да, практически ж колыбельную ему спел…