Лабух
Шрифт:
— Ну, что вы! — мой голос просто сочился сарказмом. — Ваше благородие навещали свою любимую тетушку! Бросьте валять дурака. Эта часть города, где вас взяли за филей, вплотную примыкает к нахаловке, «славящийся» легкостью нравов её обитательниц.
— Вы правы, — вздохнул бывший офицер, пришедший после недолгих размышлений к выводу, что эта легенда подходит ему наилучшим образом. — Могу я рассчитывать на вашу скромность?
— Честное благородное слово!
Судя по всему, Болховский не слишком верил в возвышенные чувства красных конников. Но, если подумать, никакого другого выхода не оставалось.
Единственным кто по настоящему был рад возвращению Жоржа, оказалась, конечно же, Куницына! Барышня ещё не ложилась и, увидев возникшего на пороге номера возлюбленного, бросилась ему на шею. Потом дверь за ними закрылась, а ваш покорный слуга поплелся к себе. Оба моих соседа, как ни в чём не бывало, дрыхли, причем Котов ещё и храпел. Ей богу, хотелось разбудить этих двух хмырей, наорать, после чего спросить, кто, собственно говоря, здесь агент, я или они? Увы, нельзя было позволить себе даже такой малости…
Утро возвестило о себе яркими солнечными лучами, падающими через лишенное занавесок окно прямо на мою физиономию. Пока пытался отвернуться и накрыться одеялом сон окончательно пропал. Соседи тоже испарились, и я остался наедине со своими мыслями и скверным от бессонницы настроением.
— Где все? — поинтересовался у встреченного внизу музыканта. Кажется, его зовут Лёва. Трубач он, прямо скажем, весьма посредственный. Зато всегда всё и про всех знает, причём с удовольствием делится этой информацией со всеми кому «повезло» встретиться на его пути. Иначе говоря, жуткий сплетник.
— Юрий Андреевич с Марией Георгиевной отправились на прогулку. Господин Котов тоже куда-то ушёл, а вслед за ним Могилевский. Остальные на месте. Пока.
— Трезвые?
— Конечно!
— Ладно, отдыхайте раз есть время.
— Николай Афанасьевич, давно хотел с вами переговорить, — не желал отстать от меня добровольный информатор. — Позволите буквально пару слов?
— Чего тебе?
— Видите ли, для меня большая честь работать с вами! Наш коллектив создан совсем недавно, но я успел очень многому научиться. Иногда даже кажется, что мы всю жизнь работали вместе.
— Устал что ли?
— Э… нет, конечно. Скажу больше, мне хотелось бы и дальше работать с вами!
— Только тебе или ещё есть желающие?
— Конечно! Весь джаз банд просто мечтает об этом, но… Николай Афанасьевич, вы позволите быть откровенным?
— Валяй!
— Маэстро! — прочувствованным голосом начал Лёва, — разве это музыканты? Нет, конечно, кое-что могут и они, но это же ни разу не ваш уровень! Рядом с вами должны быть настоящие профессионалы…
— Такие, как ты?
— Я ещё учусь, — дипломатично ответил не совсем ещё потерявший совесть интриган. — Но есть те, кто гораздо не хуже… то есть я хотел сказать…
— Лёва, вы тратите моё время и нервы! — спародировал акцент свойственный некоторым его соплеменникам. — Если у вас есть что предложить, так не томите! Хотел уже сказать, становитесь на колени и гоните кольцо, но таки вспомнил о своем поле…
— Вы всё шутите.
— Смелее, тореадор!
— Например, есть Яша Рубинштейн — прекрасный пианист. Или Соломон Гершевич, который играет, может быть чуточку хуже самого Паганини!
— Они твои родственники?
— Нет. То есть, я хотел сказать, весьма дальние. А как вы догадались?
— Знаешь, Лёва. Давно хотел спросить. Обычно еврейских мальчиков учат играть на скрипках или пианино. А почему ты стал трубачом?
— Это всё моя мама. Она считала, что я слишком много разговариваю, поэтому нашла инструмент, при игре на котором у меня закрыт рот.
— Боже, какая умная женщина! Если она будет искать место, дай мне знать. Тут же возьму её администратором!
— Правда?
— Ну конечно!
Беспризорники, как и следовало ожидать, расположились в чаянии заработка неподалеку от заведения мадам Субботиной и ждали выхода спонсора. То есть меня. Зубарик при этом меланхолично что-то напевал, шмыгая в такт носом, а пригревшийся на солнышке Муха дремал, надвинув на глаза некогда принадлежавшую мне кепку.
Однако стоило вашему покорному слуге выйти из калитки, молодые люди сбросили с себя апатию и с независимым видом двинулись вслед за мной. Пройдя несколько кварталов, я остановил разносчика с пирожками и приобрел парочку.
— Держите, — протянул сверток.
— Благодарствуйте, гражданин-товарищ-барин, — скороговоркой ответили мальчишки и вцепились зубами в угощение.
— Шамайте, бродяги, — добродушно усмехнулся, глядя, как они уминают угощение.
— Кусно! — облизал давно немытые пальцы Зубарик и с сожалением посмотрел вслед торговцу.
— Работа есть? — без обиняков спросил Муха.
— А то, как же. Например, надо было проследить за…
— Офицериком с барышней? Я за ними Дохлого послал!
— А…
— А за фраерами Сяпу.
— Молодец!
— Молодцы на конюшне стоят!
— Не хами. А сам тогда зачем тут трёшься?
— Ты же вчера просил показать, где те лабазы?
— Точно! Совсем забыл. Далеко это?
— Не. За час дойдём.
— Вот еще, ноги бить. Извозчик!
До места мы добрались с комфортом. То есть, я на диване в пролетке, а молодые люди, прицепившись сзади, но, как говорится — плохо ехать лучше, чем хорошо идти!
— Вот тут, — шмыгнул носом Зубарик, показывая на большие склады.