Лакуна
Шрифт:
— Наверно, вашей сестре было бы интересно этим заниматься.
— Навряд ли, сэр. Того и гляди угодила бы в геенну огненную.
— Из-за того что училась медицине?
— Да, сэр, из-за всех этих мудреных наук. Эти гордецы отвергают Божий промысел в сотворении мира.
В столовой, куда можно было заглянуть сквозь открытые двери, сидела, поджав губы, сестра Вайолет; к тому времени, когда она закончила разбирать почту, брови у нее доползли едва ли не до самых волос. Партения увела ее с собой, очевидно, убедившись, к собственному удовлетворению, что новый работодатель не покушается на сестрину добродетель и не поощряет интереса к наукам. Вообще такое родство помогает гораздо лучше понять миссис
Мистер Линкольн Барнс, мой мистер Линкольн. Он желает мне добра. Сказал, что вторая книга сделает из меня «романиста», поэтому я просто обязан приехать в Нью-Йорк на встречу с редактором. Он и не догадывается, что об этом не может быть и речи. С тем же успехом он мог предложить мне сплясать с ангелами на булавочной головке: я бы не отказался попробовать, особенно если для этого не нужно выходить из дома. Но уступить — значит заранее проиграть войну. Начиная с самого моего заголовка, «Где орел разрывает змею». — Плохо, — сообщил он мне вчера по телефону. — Люди ненавидят змей.
Значит, тем более будут рады, если сидящий на кактусе орел разорвет змею на кусочки. Вот вам и готовый рисунок на суперобложку.
Барнс же предлагает назвать книгу «Пилигримы Чапультепека».
В понимании американцев «пилигрим» — субъект в ботинках с пряжками, молитвенно сложивший руки. И прочее, о чем и говорить неудобно, — подозрительное, как мыло марки «Икс».
Миссис Браун предложила в следующий раз поставить на титульный лист рукописи название, которое мне не нравится. Тогда, пояснила она, им придется поменять его на другое по вашему вкусу. Этой хитрости она научилась, когда работала на американскую армию.
Выставка «Передовое американское искусство» в эту самую минуту, упакованная в ящики, катит вперед на поезде в сторону Национальной галереи под присмотром Тома Кадди в качестве пастуха груза. А я ему так и не ответил. Томми, многообещающий юноша, смазливый, как Ван Хейеноорт, прекрасно осознает, как с пользой распорядиться своей внешностью; вероятно, он никогда не встречал отказа. Улещивал меня по телефону. Настаивал, что я просто обязан приехать в Вашингтон: ему крайне необходим помощник на случай непредвиденных осложнений в пути. После посещения выставки члены Конгресса созвали специальное заседание для ее обсуждения. И все, что Томми рассказывал про «Херст пресс», правда: миссис Браун сегодня принесла одно из их журнальных объявлений — репродукцию одной из «безобразных» картин с заголовком «Это куплено на ваши деньги!». Очевидно, рассчитывают, что покупающие их мыло домохозяйки сделают неизбежный вывод: лучше потратить деньги на мыло. Но в случае с миссис Браун их пропаганда провалилась — выставка ее живо заинтересовала.
Париж с Томми; боже, какое зрелище! (Он и в сумрачном товарном вагоне был ослепителен.) Но он, несомненно, поймет, что у меня здесь масса дел, рецензии, гранки и так далее. Хотя едва ли у него уложится в голове, почему о Вашингтоне не может быть и речи. Взглянуть на полотна модернистов, выпить со стариной Томом, помочь ему с отправкой картин. Миссис Браун терпеливо ждет, чтобы отправить ответ: да или нет. Вероятно, уже набросала оба варианта и только ждет приказа. Вот до чего она расторопна.
Сегодня днем мы снова обсуждали поездку — точнее, я говорил о ней. Признался в нелепом страхе перед путешествиями и появлениями на публике, за который сам себя презираю. Наверно, мое лицо напоминало портрет Дориана Грея. В конце романа, когда он рассыпался в прах.
Миссис Браун ответила тихим спокойным голосом, который словно взялся из другого времени — пожалуй, из детства посреди чертовых деревьев.
— Чего вы боитесь, мистер Шеперд?
Стояла тишина; было слышно лишь, как тикают часы в прихожей.
— Дурные мысли все равно будут приходить вам в голову, но незачем подвигать им кресло и предлагать присесть.
Вопрос решен, письмо отправлено. Миссис Браун предложила выход — свою помощь. Она поедет вместе со мной, обо всем договорится, закажет нам номера в гостинице под вымышленными именами, так что в холле не будут собираться девушки в носочках. Мы поедем на «родстере», она возьмет кошелек и будет платить за бензин, и по дороге не придется общаться с незнакомыми. Только с Томом, когда приедем в галерею.
Незаменимая миссис Браун. Она с самого начала прекрасно понимала, что дело не в гриппе. Но и представить себе не могла, что, когда она опирается на мою руку, многое становится возможным — даже прогулка по качающемуся мосту.
— Похоже, вам просто была нужна опора, — заключила она.
Бедолага Том. И сорок с лишним художников, которые тоже пострадают от этой истории. Но больше всего я переживаю за Тома. Он так хотел, чтобы выставка «Передовое американское искусство» состоялась, и не только из-за бесплатной поездки по Европе. А теперь ему приходится звонить в Париж и Прагу и объяснять, что картины не приедут. Их снимут со стен и продадут первому, кто предложит свою цену, чтобы Госдепартамент смог вернуть деньги налогоплательщиков. Босс задаст Томми взбучку. Говорит, картины О’Кифф уже ушли за пятьдесят долларов. Эта новость как соль на рану.
Мы с миссис Браун с легкостью преодолели многие мили до места трагедии. Но возвращение домой выдалось длинным. Автомагистраль в горах — странный переход от города к девственной природе: на сотни миль вокруг — необитаемые леса и долины. То и дело попадаются яблоневые сады, огороженные зигзагами штакетника, словно куски зеленого ситца, отрезанного зубчатыми ножницами. Проезжая по вершине хребта, чувствуешь себя летящей птицей: по обе стороны дороги спускаются крутые склоны, открывая взору помятый, подернутый дымкой горизонт. Багровая, медно-рыжая, изжелта-зеленая и золотистая листва лоскутным одеялом покрывает горы. «Рука Господня даровала красоту перед грядущими тяготами зимы», — процитировала миссис Браун. Но выглядел пейзаж так, словно Господь поручил свою работу мексиканскому художнику — мастеру по фрескам.
Когда я впервые ехал по этим местам, леса стояли голые. Я рассказал об этом миссис Браун. Сперва неожиданное известие о смерти отца, потом вот эта бесконечная дорога через пустынную глушь. Я тогда подумал, что попал в страну мертвых.
— А потом вы приехали к миссис Битл, — подхватила она, — и убедились в этом.
— И правда, старик Джадд походил на мумию. Но о вас с мисс Маккеллар этого не скажешь.
Каждый раз, как мы останавливались залить бензин, миссис Браун настаивала, что нужно выпить кофе с бутербродом. «Заправил машину — заправься сам», — приговаривала она. Над горами к западу нависли серые грозовые тучи, точно хищник, выжидающий жертву. Днем он прыгнул, промочив насквозь все вокруг и превратив яркие листья в кашу на дороге. Дождь заливал лобовое стекло, мешая видеть. Приходилось то и дело включать дворники и вести машину одной рукой, что было нелегко. Миссис Браун предложила помочь с рычагом, но, поскольку тот располагался над головой водителя, делать это было неудобно.