Латинская Америка - революция и современность
Шрифт:
Североамериканский социолог Андре Гандер Франк, приобретший в последние годы особую популярность, например, утверждает, что капиталистические отношения стали развиваться в странах Нового Света сразу же после открытия Америки как Продукт внешнеторговой «сателлизации», подчинения экономики колоний нуждам зарождающейся западноевропейской буржуазии. Отсюда делается вывод о том, что в Латинской Америке изначально возник некий «сателлизированный», «зависимый», подчиненный тип капитализма, а местная буржуазия была и остается своего рода недоразвитой «люмпен-буржуазией», «пассивным инструментом иностранного торгового и промышленного капитала»{7}.
Иными словами, получается, что капитализм в Латинскую Америку якобы вообще был привнесен извне, экспортирован
Привнесенность капитализма в Латинскую Америку извне — это популярный тезис тех, кто, будучи не способен исследовать сложнейший процесс так называемого первоначального накопления в зависимых странах, ищет самое простое, легкое, даже наивное объяснение младенческого периода капиталистического развития. Они не объясняют ни того, как натуральное производство превратилось в товарное, ни как последнее переросло в капиталистическое, т. е. такое, «когда товаром становятся уже не только продукты человеческого труда, но и самая рабочая сила человека»{8}. Гораздо проще, конечно, объявить, что капитализм как способ производства был просто экспортирован из Европы в Новый Свет в трюмах каравелл Колумба.
На самом деле, конечно, процесс шел совсем иначе, на основе постепенного и порой мучительного превращения докапиталистических форм товарного производства в новые, капиталистические. Мировая торговля, европейские займы не столько ускорили, сколько затормозили этот сложный процесс, хотя европейские страны и пытались использовать экономическую экспансию в своих целях. Это привело к экономической зависимости испанских и португальских колоний от буржуазной Англии, а следовательно, затормозило развитие местного капитализма, сохранив докапиталистические, но товарные формы производства. В этом отношении судьба Латинской Америки в эпоху зарождения капитализма ничем не отличалась от судьбы бывших английских колоний в Северной Америке или стран Азии. Во всем мире переход от феодализма к капитализму осуществлялся в самых жестоких и варварских формах и был растянут на многие десятилетия. Буржуазные ученые, особенно те из них, кто стоит на националистических (антиимпериалистических) позициях и ищет пути к преодолению экономической отсталости, склонны во всем винить «чужой» капитализм, но всячески защищают интересы местного, горячо ратуя за его ускоренное развитие. Это и порождает стремление приписать местному капитализму некие исключительные черты не только в прошлом, но и в настоящем и будущем. Чаще всего при этом драматизируется вопрос об «отсталости», «слаборазвитости», «бедности» и т. п.
Отрицать значительное экономическое отставание Латинской Америки по сравнению, скажем, с США было бы, конечно, наивно. Уровень дохода на душу населения, производительность труда, техническое обеспечение, развитие энергетики и другие показатели национального благосостояния в большинстве латиноамериканских стран во много раз меньше. Этот факт известен всему миру. Но можно ли на этом основании приписывать капиталистическому способу производства в Латинской Америке «исключительный» характер? Думается, нельзя. Ведь буржуазные отношения имеют универсальный характер. Они не меняют свое значение, свои законы в зависимости от уровня развития техники или объема национального богатства. В. И. Ленин, вскрывая несостоятельность народнических воззрений по поводу того, что-де бедность препятствует капиталистическому развитию наций, показал, что капитализм «существует и при низкой и при высоко развитой технике»{9}. Разумеется, степень зрелости буржуазных отношений на разных этапах истории и в разных странах может быть далеко не равномерной, по суть капитализма как способа производства везде и всегда одна и та же.
Тезис об «исключительности» латиноамериканского капитализма в разных вариациях — запоздалость, сателлизация, периферийность, абсолютная зависимость и т. д. — вносит поэтому немалую путаницу в решение как научно-теоретических, так и ряда политических, практических проблем.
Наиболее опасным следствием такой ситуации стала модная тенденция рассматривать латиноамериканский капитализм в качестве некоей «третьей общественной формации» наряду с империализмом и социализмом. Известный бразильский экономист Т. дус Сантуш и многие другие буржуазные ученые (О. Сункель, Ф. Кардозо, М. Каплан, Э. Жагуарибе) определяют эту «третью» формацию как «зависимый капитализм».
Не меньшую путаницу вносит и апристская концепция «конструктивной» роли империализма в историческом развитии Латинской Америки. Согласно воззрениям лидера апризма Айя де ла Торре, эпоха капитализма в отсталой Латинской Америке начинается лишь в конце XIX — начале XX в. и под благотворным влиянием иностранных монополий. Более того, иногда высказывается абсурдная мысль о том, что латиноамериканский капитализм начался «с конца», т. е. с появления монополий, миновав стадию нормального зарождения. Внешний фактор и здесь выступает в роли главной силы развития.
Однако факты свидетельствуют о другом, а именно: иностранный монополистический капитал появился не до, а после зарождения капиталистического способа производства в Латинской Америке.
На рубеже двух веков Латинская Америка, за исключением, конечно, отдельных сельских и отсталых районов, в целом уже развивалась по капиталистическому пути. Империализм лишь углубил зависимость.
Таким образом, латиноамериканская экономика после эпохи древнейших цивилизаций развивалась постоянно в условиях тормозящего влияния внешнего фактора. В XVI–XVIII вв. это была прямая и абсолютная колониальная зависимость от метрополий, а также экономическая подчиненность требованиям мирового рынка, а точнее — буржуазной Англии. После войны за независимость первая форма зависимости была ликвидирована, но зато вторая, естественно, приобрела еще большие масштабы. На рубеже XIX–XX вв. стала развиваться новая форма зависимости от международного финансового капитала, до первой мировой войны по-преимуществу английского, а затем северо-американского. Так появилась современная империалистическая зависимость.
На этом основании в последние годы особую популярность приобрела буржуазная «теория развития зависимой периферийной экономики». Все чаще стал встречаться термин «зависимый капитализм».
Что же подразумевается под этим понятием? Насколько оно правомерно? Этот вопрос имеет принципиальный характер. Речь идет, естественно, не о самом выражении «зависимый капитализм», а о научном его истолковании, т. е. о сущности реальных, а не надуманных «исключительных» черт латиноамериканского капитализма.
Нельзя не согласиться с мнением А. Ф. Шульговского о том, что защитники теории исключительности «относят страны Латинской Америки к колониальной периферии капитализма, по сути дела, объясняют развитие латиноамериканского капитализма с точки зрения исключительного влияния метрополии. Это приводит сторонников теории зависимости капитализма, нередко помимо их воли, к своего рода возрождению теории «ультраимпериализма» с ее тезисом создания империалистической «сверхимперии» под эгидой транснациональных корпораций»{10}.
Для верной оценки нынешней стадии развития капитализма в Латинской Америке важно оценить характер империалистической зависимости, т. е. вскрыть подлинную суть системы «капитализм — зависимость».
Этот вопрос и прежде стоял в центре внимания марксистской мысли, но на первых порах молодые компартии в известной мере недооценивали значения проблемы зависимости, не выделяли собственно антиимпериалистических задач, подчиняя их общей цели борьбы за социализм.
К 30-м годам этот недостаток был в основном преодолен. Однако наметилась опасная тенденция к перекосу в другую сторону. Латинская Америка стала рассматриваться преимущественно лишь как «огромное поле острого соперничества между британским и североамериканским империализмами. Последний быстро завоевывает гегемонию, превращая Латинскую Америку в свое колониальное владение. Несмотря на свою формальную политическую независимость, латиноамериканские страны безусловно имеют полуколониальный характер»{11}.