Латинская Америка. От конкистадоров до независимости

Селиванов Валентин Николаевич

В Минас-Жерайсе процветали театры. Известно, что в Вилья-Рике существовал «Дом оперы», построенный до 1770 г. неким архитектором за внушительную сумму в 16 тыс. крузадо. В этом театральном здании, находившемся в частном владении, ставились драмы, комедии, настоящие оперы. В документах мы находим упоминание о постановке здесь оперы Порпоры «Эций в Риме»^{250}. Театр был и в Рио-де-Жанейро, где ставились музыкальные спектакли. Конечно, расцвет музыкальной и театральной культуры в Бразилии, еще недавно нищей и заброшенной стране, был относительным и никак не мог сравниваться с тем чудесным взлетом искусств, которым блистала в те годы Европа. И можно понять Луи Антуана де Бугенвиля, совсем недавно бывавшего в изысканных салонах и сверкающих театрах Парижа, когда, описывая свое пребывание в Рио-де-Жанейро в 1767 г., он говорит об этом следующим образом. Вице-король граф д’Акунья «приказал отвести для нас ложу в опере. Там в большом и достаточно красивом зале мы имели возможность познакомиться с шедеврами Метастазио в исполнении труппы мулатов и слушать божественные произведения великих итальянских мастеров в исполнении скверного оркестра, которым дирижировал горбатый священник в духовном облачении»^{251}.

К середине XVIII в. относится реформаторская деятельность первого министра Португалии Помбала. Себастьян Карвальо, известный больше по своему титулу маркиза ди Помбала, пожалованного ему королем в 1770 г., свои преобразования начал с изгнания иезуитов из пределов королевства и всех его владений. Как мы уже говорили, могущественный орден был серьезным препятствием на пути реформ в духе так называемого просвещенного абсолютизма. Королевский указ об изгнании иезуитов был обнародован в 1759 г., а уже в январе следующего года все иезуиты Бразилии были собраны в Рио-де-Жанейро, посажены на корабли и высланы из страны. Помбал сказал: «Наш двор считает высылку ордена иезуитов более полезным, чем открытие Индии»^{252}. Путь для его реформаторской деятельности был расчищен, и эта деятельность приняла действительно широкий размах, обновив устаревшие институты и оживив одряхлевшее хозяйство Португалии. Но только Португалии. Бразилия первого министра интересовала лишь как источник доходов для его дорогостоящей деятельности, и преобразования ощущались здесь в весьма малой степени. Насильственная культурная изоляция, на которую обречена была Бразилия, поддерживалась по-прежнему. После изгнания иезуитов в сфере образования колонии образовался определенный вакуум, поскольку орден был, но существу, монополистом и в начальном и в среднем образовании.

Для исправления положения королевская канцелярия приняла известные меры. В Бразилию из метрополии были направлены преподаватели. В 1768 г. для всего королевства и его колоний был составлен список — где и сколько следует быть школ и преподавателей. По этому документу в Бразилии должно было быть 17 школ «чтения и письма», а именно: две — в Рио-де-Жанейро, по четыре — в Байе и Пернамбуку и по одной — в Мараньяне, Сан-Паулу, Вилья-Рике, Сабаре, Сан-Жоан-дел-Рей, Паре и Мариане^{253}. Речь идет о светских школах, помимо тех немногочисленных, которые содержались францисканцами, кармелитами и другими оставшимися в колонии монашескими орденами. Но тем не менее для страны, население которой приближалось к 2 млн., этого было чрезвычайно мало. Кроме того, корона не позаботилась отпустить на содержание школ и учителей какие-либо определенные средства, а был введен новый налог, в дополнение к уже существовавшим в колонии тяжким поборам: с каждого налогоплательщика «по одному аррателу^[6] говядины» впредь отдавать в пользу школ и учителей, «дабы обеспечить им достойное и независимое существование»^{254}.

Одним из важных мероприятий Помбала считается прогрессивная реформа преподавания в университете Коимбры, поставившая его в один ряд с лучшими высшими учебными заведениями Европы. Многократные же прошения об основании университета в Бразилии оставались безрезультатными: монополия университетского образования в Коимбре была частью колониальной политики короны. Когда в 60-х годах XVIII в. состоятельные семейства Минас-Жерайса пожелали на свой счет основать здесь высшие курсы медицины, то Совет по заморским делам заявил (в 1768 г.), что «одной из крепчайших уз, поддерживающих принадлежность колонии, является необходимость получать образование в Португалии»^{255}. Королевское правительство предпочитало облегчить учебу уроженцев Бразилии в Коимбре пожалованием им стипендий и денежной помощи. В колониальную эпоху университет в Коимбре окончило более 3 тыс. бразильцев с присвоением им степеней бакалавра и доктора^{256}. Некоторые уроженцы Бразилии попадали и в другие европейские университеты — Эдинбургский, Монпелье. Так в колонии образовался слой европейски образованных людей, мировоззрение которых было на уровне века Просвещения и которые исповедовали его передовые идеи.

Именно эти люди и стали основой крупнейшего освободительного движения XVIII в. в Бразилии — так называемого «заговора инконфиденсии»^[7] в Минас-Жерайсе. Зародышем этого движения был литературный кружок, организованный в Вила-Рике поэтами Томасом Антониу Гонзагой, Клаудиу Мануэлом да Костой и Игнасиу Алваренгой Пейшоту.

Членов литературного кружка, пишет И. Тертерян, более всего объединяет то, «что в их творчестве с разной степенью весомости, зависящей от поэтического дара каждого, выступают черты особого бразильского мироощущения…»^{257}. Заговорщики выступали за освобождение от деспотического колониального режима, за независимое развитие своей угнетенной родины.

«Инконфиденты» требовали не только независимости страны и прогрессивных социально-экономических реформ, их глубоко волновали и проблемы культурного развития Бразилии, народного образования, необходимого для успешного развития страны, которую они мечтали видеть независимой. И не случайно в их революционной программе будущих преобразований говорится: «В Вила-Рике будет основан университет… Будут созданы школы для обучения народа»^{258}. В этом заговорщики из Минас-Жерайса выступали как передовые люди своей эпохи. Известно, что, несмотря на многочисленные препоны, которые колониальные власти чинили ввозу каждой «крамольной» книги в Бразилии, именно эти книги были обнаружены у «инконфидентов». Так, один из них, каноник Луис Виейра да Силва, мирской священник и профессор философии, располагал солидной библиотекой, содержавшей свыше 800 томов. Среди них были тома знаменитой «Энциклопедии», книги Вольтера, Монтескьё, Руссо, Рейналя, Мабли, Кондильяка. У главы заговора — Тирадентиса — было обнаружено «Собрание конституционных законов Соединенных Штатов Америки» во французском переводе^{259}.

Колониальные власти жестоко расправились с участниками «инконфиденсии», раскрытой из-за предательства одного из членов общества. Все заговорщики были приговорены к ссылке и изгнанию из страны. Глава «инконфиденсии» кавалерийский офицер Жоакин Жозе да Силва Шавьер (известный по прозвищу «Тирадентис») был казнен 21 апреля 1792 г., части его тела были выставлены на перекрестках ведущих в Минас-Жерайс дорог, а голова — на площади в Вила-Рике.

Конец XVIII в. в Бразилии вообще был ознаменован усилением колониального гнета португальской короны. Лишившись торговли с Индией, захваченной англичанами, Лиссабон стал рассматривать свои владения в Америке как основу системы своих колоний, «на которую поэтому было взвалено все бремя лузитанского (португальского. — В. С.) паразитизма»^{260}.

Усиление колониального гнета вызывало естественное сопротивление. Несмотря на расправу с участниками «инконфиденсии», множились тайные общества, в которых обсуждались запрещенные идеи европейского Просвещения, французской революции. Таким обществом был, в частности, «Ареопаг Итамбе», в котором ведущую роль играл Мануэл ди Арруда Камара, врач по профессии, в прошлом получивший широкое образование в университетах Коимбры и Монпелье. В городах северо-востока действовали тайные масонские ложи. Активным членом одной из них был купец Домингу Жозе Мартинс, разделявший идеи французских якобинцев, а впоследствии вошедший в историю Бразилии как один из руководителей республиканского восстания 1817 г. в Пернамбуку. Другим видным деятелем прогрессивных масонских лож был Антониу Госналвис да Круз, в доме которого висели портреты виднейших деятелей французской и североамериканской революций^{261}.

Естественно, власти были в известной степени осведомлены о росте недовольства в самых широких слоях населения Бразилии, об опасном распространении революционных идей. Пытаясь как-то предотвратить это, вице-королевская администрация шла по простейшему пути — налагался строжайший запрет на ввоз всякой сколько-нибудь современной для той эпохи литературы, а кроме того, резко ограничивались сфера образования и круг дисциплин, изучавшихся в немногочисленных учебных заведениях Бразилии. Современник сообщает, что в столице колонии Рио-де-Жанейро в 1792 г. существовала только одна книжная лавка, в 1799 г., правда, их стало две. Торговали в них почти исключительно книгами религиозного содержания — церковными календарями, житиями святых и т. д., светская же литература была представлена по-преимуществу жизнеописаниями давно почивших монархов. Все книги, продававшиеся в этих лавках, были отпечатаны в Португалии^{262}.

Что же касается образования, то в достаточно крупном — около 50 тыс. человек населения — и развитом городе Сан-Салвадор-ди-Баия в 1802 г. насчитывалось всего 12 классов, где можно было получить какое-то образование, в том числе шесть — чтения и письма, четыре — латинской грамматики, один — геометрии и один — греческого языка. В другом документе перечисляются преподаватели, которыми располагал в 1801 г. тоже крупный по тем временам и довольно энергично развивавшийся город Сан-Паулу: философии — один, риторики — один, латинской грамматики — пять, чтения и письма — четыре^{263}.