Лавка
Шрифт:
Дедушка, который может видеть нас, когда мы идем в школу, говорит матери:
— Гля-кось, Хендрикова девка совсем уже поспелая.
Значит, мне досталась поспелая дама. У моей дамы потеют ладошки, поэтому она таскает с собой носовой платок, зажав его в кулак, и вытирает ладони, прежде чем протянуть мне руки.
Мы то образуем мосты из протянутых рук, то беремся под ручку, то выстраиваемся в кружок, то переплетаемся, то размахиваем руками, да еще при этом распеваем песни и вышагиваем как чибисы, а в самом конце разбиваемся на пары и танцуем по двое. Минна крепко прижимает меня к себе, это меня очень возбуждает, я начинаю дрожать, а Минна говорит:
— Чего ты такой трусишка? Ты, видать, еще маловат. — Ее шепот проникает в меня все равно как бацилла.
В общем-то, моя мать не так чтобы уж совсем задаром позволила Румпошу разбрасывать среди вереска наши конфеты. Вечером мы должны пройти по всей деревне с пестрыми лампионами, и моя мать вынуждена открыть торговлю лампионами и делает это не без удовольствия, а заказать товар она поручает мне:
— Уж ты-то знаешь, что может понравиться детям, — говорит она и вручает мне каталог фирмы Кроне и К°, Берлин, Юго-Запад, 58, торговля товарами для праздника и для всевозможных шутливых забав.
Я заказываю лампионы — такие, которые похожи на неспелый крыжовник, и такие, которые похожи на улыбающуюся луну, и такие, которые напоминают наседку на яйцах, а для себя лично я заказываю синий лампион с желтыми краями, похожий на цветок анютиных глазок.
В своем каталоге фирма Кроне и К°предлагает также и другие предметы, они все изображены на страницах каталога, и под каждой картинкой дается описание. Там есть носы из папье-маше, круглые и ястребиные, есть уши лопухами, такими ушами можно махать по-ослиному, искусственные родимые пятна и бородавки и— по три волоска в каждой. Удивительно натуральный вид, — сказано в описании, — если вы надумаете выучить страху свое окружение, успех гарантирован.
Меня больше всего привлекли усики английские. Очень украшают, — сказано в каталоге, вот только, к сожалению, у Кроне и К°нельзя заказать однуштуку, надо заказывать хотя бы несколько. И я заказываю четверть дюжины английских усиков.
Прибывают лампионы, прибывают и усы.
— Это что еще такое? — спрашивает мать.
Я объясняю, что хотел узнать, как буду выглядеть с усами. Это ей понятно! Но зачем три? И она советует мне уступить лишние братьям. Я охотно делюсь, когда у меня есть больше, чем мне нужно, но вот усы… Брату Тинко четыре года, он совсем недавно отказался от пустышки.Интересно, как будут выглядеть усы при его вечно плаксивом выражении лица? Нет, я решаю придержать лишние усы у себя до того времени, когда братья смогут достойно носить их.
Ближе к вечеру мы маршируем в село, в трактир. Музыку марша обеспечивают три музыканта. Вставай, спортсмен, иди на бой, в дорогу, марш впереди Вперед, социалисты, сомкнув ряды— вот что играют музыканты, вот подо что мы маршируем. Альфредко Ноканов увенчан лаврами: он отстрелил голову ястребу. На Альфредко надета перевязь из дубовых листьев, рядом вышагивает победительница в игре в петушка Бертхен Ханско, и на ней такая же перевязь.
А в трактире уже накрыты столы для кофе. Мы приступаем к той части праздника, что зовется кофе с пирожными, мы уписываем пирожные, мы прихлебываем кофе, пока от угощения не остается ничего, кроме пятен на скатерти.
Столы сдвинуты, начинаются танцы. Первыми танцуют почетный танец победитель с победительницей, затем следует почетный танец в честь учителя Румпоша, затем — в честь коммерсантов, которые жертвовали на праздник, затем — в честь Паулины Ленигк, которая убирает школу, а зимой топит печи, затем танцуем мы, то есть остальные. Мы скользим по паркету и толкаем друг друга, мы хватаем друг друга, держимся друг за друга, чтоб не упасть, когда слишком лихо закружимся.
Музыканты играют Шепчутся волны, ветер шелестит…Эту песню мы разучивали на уроке, а в песеннике было сказано, что она из оперы.
— Мама, а что такое опера?
— Это такая пьеса, где они бесперечь поют. Говорить там не положено.
Мать еще не слышала в жизни ни одной оперы, но где-то вычитала, что это ужасно как красиво.
Шепчутся волны, ветер шелестит…
Наши музыканты играют это как вальс. Герман Петрушка, которого деревенские прозвали ветеран-сверхсрочник, потому что он был полковым музыкантом, играет у нас на тенор-горне. Герман отставил далеко в сторону мизинец левой руки, словно пьет из чашки по-благородному.
Звуки тенор-горна настраивают меня на грустный лад. Мне чудится, будто даже воздух вокруг Германа становится грустным, когда его окропят звуками горна. Я с тоской вспоминаю минувшие недели, когда мы разучивали хороводные танцы. Со мной что-то произошло, когда ко мне впервые прикоснулась Минна Хендришко. Это не похоже на Ханкины поцелуи в угольном сарае. Это что-то непривычное, оно тревожит меня и в то же время наполняет желанием отведать еще и еще раз. Все равно как летняя жажда, великое водохлебство, и эта самая жажда вдруг гонит меня через весь зал. Я направляюсь к девочкам, которые сидят, дожидаясь кавалеров, но это не я иду через зал к девочкам, это другой человек сидит во мне и снова хочет испытать то, что испытал в хороводе, именно этот человек неуклюже кланяется Минне.
Минна не в восторге от моего приглашения, она поджидала четырнадцатилетнего, одного из тех, кто на пасху кончает школу, точнее сказать — Фрицко Староса.
…вдоль берега молча скользим мы с тобой…
Я чувствую теплое тело Минны. Это ж надо, чтобы девчонка так пылала сквозь одежду. Но недолго скользили мы с ней вдоль берега: мои ноги не поспевают за ритмом вальса, я становлюсь в тягость своей партнерше, она хочет повернуться направо, а я кручу ее влево. Минна тянет меня, прижимает к себе, а под конец говорит:
— Жалко, ты у нас годками не вышедши, — и все это под рвущие душу напевы горна.
Все сложилось бы не так, как сложилось на деле, не скажи Минна, что я не вышел годками, все сложилось бы по-другому, и никто не грозил бы мне исправительным заведением. Поистине человек способен порой возомнить, будто ему точно известен тот поворотный пункт, с которого началась загубленная полоса его жизни.
Мне вспоминаются английские усики от фирмы Кроне и К°,я бегу за ними домой и перед большим зеркалом в парадной горнице еще раз убеждаюсь: они, то есть усы, меня старят. До зала я несу их в кармане, а перед залом надеваю. Или надо говорить: насаживаю!