Льды уходят в океан
Шрифт:
Степан подошел к Саниному фрегату, подул на паруса, закрыл на минуту глаза, стараясь увидеть шторм и Саню. «Как он там, моряк Кердыш? На берег, говорит, не тянет. А почему меня в тундру тянет? Может, Саня крепче меня? Поэтому?»
Еще раз подул на паруса, однако ни шторма, ни Сани не увидел. Увидал тундру. Зимнюю. Пурга гонит олешек, далеко угнать может, задержать их надо, вернуть... Он становится на лыжи, кричит... «Ой-ё! Кто еще пойдет?» И видит, становится на лыжи Райтынэ, она, значит, тоже пойдет. Вместе с ним. В пургу.
Степан вздохнул:
— Ну, опять!..
Пришел Марк. Бросил на кровать берет, сел, положил руки на стол. Степан спросил:
— Шибко устал?
Марк взглянул на письмо:
— От Сани?
— От Сани. Читай. Пишет: на берег не хочет. Почему не хочет, знаешь?
— Лучше б не знал, — сказал Марк. — На душе легче было бы.
Степан удивился:
— Как так? Ты, однако, ни в чем не виноват. «Королева» виновата...
— Ничего ты йе знаешь, Степа. — Марк подошел, взял из его руки трубку, стал курить. — Она тоже не виновата. Не смогла полюбить. И, наверное, честно об этом сказала Сане. В чем же ее вина?
— Вот так да! — воскликнул Ваненга. — Как же можно не полюбить Саню? Кого же тогда можно любить? Харитона?
— Не знаю. Возьми свою трубку. Я полежу...
Степан взял трубку, пытливо заглянул Марку в лицо.
— Почему глаза в сторону поставил? Смотри на меня... Ты, однако, что-то знаешь. Говори давай.
— Что ж говорить? — сказал Марк. — Я перед Саней чист. Веришь?
— Верю! А Людмила тебе глазки стробила? Вот так... — Степан комично прищурился, изображая влюбленность. — Строила?
— Людмила не такая, чтобы глазки строить, — сказал Марк. — Но... Я ведь сказал тебе: не смогла она полюбить Саню. И винить ее за это нельзя. Нельзя.
— Все понимаю. И скажу так: плохо получилось. Саню не могла полюбить — пускай любит кого другого... А тебя не надо бы... Потому что ты — друг Сани. Как она теперь будет?
Марк лег, уставился в потолок. Молчал. Степан подсел к нему, сказал:
— Ну не горюй, однако. А то худой станешь. Сейчас буду говорить тебе, что я надумал. Хочешь слушать?
Марк кивнул:
— Давай.
— В тундру я надумал. Давно не был, не могу больше...
— Совсем? — встревожился Марк.
— Не совсем. На месяц. Мать повидаю, на олешек хочу смотреть, воздух тундры хочу глотать... Ты чего так смотришь?
Марк засмеялся.
— Недоговариваешь маленько, брат...
Степан тоже засмеялся.
— Совсем маленько... Райтынэ тоже хочу повидать. Одним глазом только. И Вынукана. Говорить с ними не буду. Посмотрю, как живут, — и ладно. — Он вдруг сильно сжал плечи Марка, загорелся: — Айда со мной в тундру, Марк. Уй как хорошо будет, слышишь?! На охоту, дичь стрелять пойдем, рыбачить пойдем. Ну? На Райтынэ посмотришь, какая она...
Сказал последнюю фразу — и сам смутился. Подумал: «А чего на Райтынэ смотреть-то? Чужая она...»
Марк привстал, обнял Степана за плечи.
— Спасибо, Степа. Тундру посмотреть, конечно, здорово бы, но сейчас мне не до этого. Трудно с бригадой, вот как трудно!
Степан искренне удивился:
— Почему трудно? Ты сам бригадир, Беседина нету. Какой порядок надо — такой устанавливай.
— Не так все просто, — раздумчиво сказал Марк.
4
Смайдов сказал Борисову:
— Не так все просто, но и усложнять не надо. В конце концов не Лютикову решать этот вопрос.
Они сидели рядом в кабинете Смайдова, поджидая Лютикова. Начальник судоремонтных мастерских должен был подъехать с минуты на минуту. Должен был подъехать и секретарь горкома Лунев, но он неожиданно позвонил и сказал Смайдову: «Понимаете, срочно вызывают в обком партии. Проводите собрание сами. Надеюсь, все будет хорошо?»
Борисов спросил:
— Ты уверен, что Лютиков не устроит тебе разнос? Имей в виду: ни мне, ни тебе он Беседина не простит. Он умен и постарается использовать этот инцидент так, чтобы все было против нас. Особенно против тебя.
— Ты боишься?
Смайдов в упор посмотрел на Борисова, но Василий Ильич и не стал кривить душой:
— Все мы человеки, дорогой мой комиссар. Лютиков, как хозяйственник, пользуется немалым авторитетом. И сам знаешь, авторитет этот прочный. Как-никак, а судоремонтные мастерские из года в год стоят на первом месте по выполнению плана. Работать Лютиков умеет. Правда, что-то в нем есть такое, с чем не всегда можно мириться, но в ком из нас чего-то «такого» нет? Ты согласен со мной?
Смайдов не ответил. Он знал: Лютиков действительно пользовался авторитетом. В горкоме партии не закрывали глаза на то, что методы работы, которые были на вооружении Сергея Ананьевича, не всегда можно было назвать передовыми, и часто его за них журили. Ради выполнения производственных планов Лютиков шел на все. Авралы следовали за авралами, Сергей Ананьевич не стеснялся в пух и прах разносить тех работников, которые по каким-то причинам ему не нравились, в то же время до небес превознося других, в ком он видел что-то родственное по духу.
Он был совершенно убежден: рабочий человек — если это настоящий рабочий человек — должен обладать качествами, схожими с качествами Беседина и Езерского. Когда был остро поставлен вопрос о материальной заинтересованности, Лютиков воспринял это по-своему: всякие там моральные стороны — дело третьестепенной важности! Главное — вознаградить человека материально, тогда он отдаст все, тогда он станет настоящим героем.
Ему не раз указывали на его заблуждение, но у него на все был готовый ответ: какое предприятие первым закончило квартальный или годовой план? Судоремонтные мастерские! Кто дал государству больше всего прибыли? Судоремонтные мастерские! Вопросы есть?
Вопросы были, но пока что последней точки никто не ставил.
После отчетного доклада, во время перерыва, Лютиков взял Борисова под руку, отвел его в сторону, к окну. Начал издалека:
— Как твои доки? Последняя твоя сводка не ахти как радует. Особенно по сварочным работам. Что там случилось?
Борисов пожал плечами.
— Ничего особенного. Думаю, в ближайшее время все гам войдет в норму.
— В ближайшее время! — невесело усмехнулся Лютиков. — Может быть, вы всем судоремонтным мастерским прикажете ждать этого ближайшего времени? А план? Кто, я спрашиваю, будет выполнять за вас план?