Льды уходят в океан
Шрифт:
Борисов промолчал. «Сейчас начнет разносить, — подумал он. — Прямо здесь...» Но Лютиков вдруг сказал:
— Ну, ладно. Не место и не время. Сам небось понимаешь, откуда беда... Скажи лучше, как у тебя со Смайдовым? Говорят, полный контакт? Подтверждаешь? — И пытливо взглянул в глаза.
— Надеюсь, вы приветствуете это обстоятельство? — улыбнулся Василий Ильич. — Что может быть лучше, когда хозяйственник и партийный руководитель находят общий язык?..
— Особенно если он на хорошей основе, — заметил Лютиков. — На принципиальной партийной основе. Не так ли?
— Само собой.
— А если кто-то из них просто уступает? Лишь бы все было тихо и гладко?..
— Тогда дело дрянь! — почти весело воскликнул Борисов и, взглянув на Лютикова, наивно спросил: — Часто бывают такие случаи?
— У тебя, я вижу, игривое настроение, Василий Ильич, — удивился Сергей Ананьевич. — С чего бы это? Помнится, не так давно ты жаловался, что плохо понимаешь Смайдова. Выходит, он сумел тебя в чем-то убедить?
Борисов осторожно высвободил свою руку, присел на подоконник. Было яснее ясного: Лютиков прощупывает, зондирует почву. И надо было отвечать прямо, игривый тон тут не поможет...
Неожиданно Лютиков спросил:
— Ты хорошо знаешь Валентина Игнатьевича Буркина?
— Буркина? — Василий Ильич пожал плечами. — Из промкомбината?
— Да.
— Как вам сказать... Встречались иногда... — Василий Ильич тянул. Буркина он знал хорошо.
Когда-то этот самый Буркин работал инженером в мастерских, потом был избран в партком. Потом ушел в промкомбинат — не то заместителем по хозяйственной части, не то начальником какого-то цеха. Нет, это не тот человек...
«Неужели Буркина прочат вместо Смайдова?» — подумал сейчас Василий Ильич.
— Ну и как? — спросил Лютиков. — Что ты о нем думаешь?
— А почему я должен о нем думать?
Василий Ильич постарался сделать вид, что ничего не понял. И обозлился на самого себя: «Черт возьми, когда я научусь быть таким же прямым, как Смайдов! Смайдов, наверно, отрезал бы без экивоков, не стал бы юлить. А мне в таких случаях всегда становится как-то тоскливо...»
Он поднял голову — и увидел своего парторга. Не глядя на Лютикова, позвал:
— Петр Константинович, присоединяйся!
Лютиков сказал, едко усмехнувшись:
— Прячешься?
И, заложив руки за спину, медленно пошел от окна.
Кто-то выкрикнул из зала:
— Есть предложение, чтобы перед началом прений товарищ Смайдов ответил на поданные в президиум вопросы.
Лютиков, сидящий в центре президиума, подал Смайдову аккуратно сложенную стопочку бумажек:
— Пожалуйста, Петр Константинович.
Смайдов снова вышел к трибуне, мельком пробежал глазами по карандашным строчкам. Потом сказал:
— Просят, чтобы я «обнародовал» жалобу сварщика Езерского. К сожалению, этой жалобы у меня нет, так как она написана на меня.
— Очень жаль! — крикнули из зала.
— Положение поправимо, — сказал Лютиков и, привстав, потянулся к своему портфелю. — Заявление товарища Езерского было направлено ко мне, и я его, кажется, захватил... Да, вот оно... Разрешите довести до вашего сведения, товарищи?
Не ожидая ответа, он полностью зачитал жалобу. Потом повернулся к Смайдову, не скрывая насмешки, спросил:
— Вы не хотите прокомментировать этот документ?
Плотник Ганеев глухо сказал:
— Бюро обо всем знает. Смайдов, конечно, допустил ошибку, но чего ворошить старое?
— Секретарь парткома отчитывается за год! — быстро сказал Лютиков. — Поэтому на давность ссылаться не следует, товарищ Ганеев. Но если Петр Константинович считает, что говорить по этому поводу нечего, пусть переходит к другому вопросу.
Смайдов уже держал следующую бумажку. И когда шум в зале поутих, начал читать:
— «Из доков ушел лучший сварщик — бригадир Илья Беседин. Принимал ли парторг какие-нибудь меры, чтобы удержать Беседина?»
Петр Константинович посмотрел в зал. В самом конце, в сторонке от других, скромненько сидел Буркин. Сидел и что-то записывал в блокнот. Вот он поднял голову и посмотрел на Смайдова, посмотрел с острым любопытством.
— Беседин ушел по собственному желанию, — ответил Смайдов. — Мы его не удерживали. Беседина давно надо было отстранить от руководства бригадой. Если товарищи пожелают, я могу остановиться на этом подробнее.
Лютиков переглянулся с членами президиума и проговорил:
— Зачем же? Я думаю, товарищам и так все ясно. Вы не будете возражать, Петр Константинович, если я задам вам один устный вопрос? Скажите, сколько человек за отчетный период принято в партию? Молодежи...
— Я говорил об этом в докладе, Сергей Ананьевич. Могу повторить: мы приняли кандидатами пять человек, хотя заявлений поступило одиннадцать. Шестеро оказались не готовыми, чтобы им было оказано доверие.
— Странно! — Лютиков посмотрел в зал, как бы желая разделить свое недоумение со всеми, кто там находился. — Очень странно! Почти беспрецедентно! Докеры, боевой отряд рабочего класса, — и вдруг... Можно поинтересоваться, кому и по каким мотивам было отказано в приеме?
— Пожалуйста. Например, сварщикам Беседину и Езерскому. Мотивы? Они, по-моему, всем ясны.
Петр Константинович назвал еще несколько фамилий и объяснил мотивы отказа.
— О Езерском говорить не буду, но Беседин — передовик производства, известный всему городу сварщик...
Послушайте, товарищ Смайдов, кто же тогда будет пополнять ряды партии?
— А что, по-вашему, в Беседине есть коммунистического? — вопросом на вопрос ответил Петр Константинович.
Лютиков поднялся, развел руками: