Лечебная собака
Шрифт:
Супруга была как никогда объективной. Думаю, далась ей эта объективность нелегко. Ее губы дрожали с досады и отчаянья.
— Я бы этому твоему автору пишущее перо в задницу вставила! — гневно прошипела она, не в силах перейти на крик. — Нет, лучше бы я ему голову отвернула!
— Свою надо приучать работать. — посоветовал я. — А то раскудахаталась: «Он у меня в доме не живет! Он мне вреда причинить не может!» И меня с толку сбила, и сама вот теперь рублем расплачивайся за свое легкомыслие.
Несчастье организует, сплачивает, примиряет… Мы с женой пошли в магазины вместе. Обычно дороги наши расходились у подъезда: моя шла в винно-водочный, и я там простаивал в очередях, а она отоваривалась в хлебном… А тут в сторону продуктовых мы даже не взглянули.
Терпеть не могу запах залежалого хлама, у меня на него — аллергия, и никогда раньше, по причине моей реакции на всякое барахло, жену в магазины не сопровождал. Несмотря на мой чих, мы приобулись и накупили Кирюше игрушек. Дома новую обувь спрятали в кладовку, а игрушки отдали нашему питомцу. Радости его не было конца. И мы вместе с ним радовались, наблюдая, как он треплет, рвет и раздирает на части безобидные и не пользующиеся спросом у детворы игрушечные существа.
Неизвестно, сколько бы продолжалась наша идиллия, если бы черт не дернул супругу купить модельные туфли самой что ни на есть последней моды. Если кто-то думает, что в нашем городе «крик обувной моды» пылится на полках магазинов, тот просто не понимает, в какое время мы живем…
… Она достала их по блату, с черного хода и по договорной цене, которая официально в то время еще не функционировала. И поскольку туфли, о которых, может быть, она всю жизнь мечтала, достались ей страшно трудно, то и ее радости не было предела. Она взахлеб рассказывала, кто с кем для этого свел ее и кому и сколько она для этого на руку положила.
— Я не мешал ей радоваться. Лежа на диване, я смотрел телевизор. Передача попалась не очень скучная, даже в какой-то степени развлекательная, и я время от времени сдержанно улыбался. А жена считала, что я разделяю ее радость, и млела от восторга. Мы увлеклись своими эмоциями и не заметили, как Кирюша выскользнул из комнаты.
Постепенно трескотня жены стала раздражать меня, и я, чтобы вновь обрести желанный покой, вынужден был сказать:
— Дорогие туфли как нельзя кстати будут к твоим ногам.
Я думал, что такое замечание вполне удовлетворит ее, и она отвяжется. Но увы! Наверное, я не часто нахожу добрые слова для супруги, потому что каждому такому слову она ужасно радуется. И на этот раз реакция была более чем положительной.
— Конечно, мой милый! — запричитала она, — Ты как всегда прав! Голубчик ты мой ненаглядный, сейчас я все продемонстрирую тебе!
Она бросилась в прихожую, и там сразу же раздался ее душераздирающий вопль.
У меня внутри все похолодело. Не от ее страшного крика, а от своей собственной догадки. Я как ошарашенный слетел с дивана…
В прихожей Кир лежал у двери, зажав между лапами разодранный дефицит, и, поблескивая выпученными глазами, посматривал на нас. Он понимал, что мы встревожены, но о причине нашей тревоги никак не мог догадаться. Жена выхватила у него свое истерзанное сокровище и медленно опустилась на табуретку, отрешенно глядя на то, что осталось от покупки. Она не подлежала восстановлению. Туфля, конечно. Жена должна была рано или поздно придти в себя.
И действительно, вскоре она стала возвращаться к жизни. Первая слеза гулко разбилась об истерзанную подошву. За ней о ту же подошву ударилась другая, третья… и слезы застучали, как дождь.
Они приносят человеку облегчение и я радовался этим слезам. А Кир впервые видел плачущею женщину, но он сумел понять, что причинил боль другому существу, и в его собачьей душе появилось незнакомое ему доселе чувство сострадания. Он встал с низко опущенной головой и, поджав хвост, осторожными шажками подошел к хозяйке. Сел у ног и виновато заглянул в ее глаза. Она, не обращая на него внимания, продолжала плакать. Тогда он положил на ее колено лапу. И это вернуло супруге дар речи.
— Ведь совсем новый… — пробормотала она сквозь слезы, ни к кому не обращаясь.
На всякий случай я решил подать голос:
— Конечно, новый. Ты же купила их не в комиссионке, а в нормальном магазине с черного хода. Но откуда ему все это было знать.
— Дурак! — тихо обронила жена.
— Не то, чтобы дурак… — спокойно возразил я. — Просто он еще плохо ориентируется в наших ценностях.
Хорошо ли мы живем?
На этот вопрос у каждого — свой ответ, но большинство отвечает отрицательно. Что касается меня, то я, наверное, живу нормально, если могу прокормить собаку.
И вот почему я об этом заговорил. Какой-то дед, увидев моего кутенка, начал брызгать слюной:
— Лучше бы поросенка завел.
Поросенок — для живота, а собака — для души. Но разве объяснишь это деду. Он, может, вкусно да по-настоящему никогда в жизни не ел, и щи — это лучшее, что досталось ему в этой жизни, да и те он лаптем хлебает, потому дальше своего живота ничего не видит. Бесполезно рассказывать ему, что хорошо жить мы будем тогда, когда начнем правильно жить.
Полагаете, немного попахивает философией? А вопрос, задетый дедом, не только житейский, но и философский. На земле всего должно хватать и людям, и собакам, и любой другой живности. И уж раз мы назвали себя хозяевами, то ко всему нам надо относиться по-хозяйски. Один среди бетона и пластмассы человек не выживет, даже если будет набивать свой живот всякой разной вкуснятиной.
Деградирует, одичает, озвереет. Кто в этом сомневается — посмотрите американские кинобоевики, они убедят вас.
Но и живот, бесспорно, не последнее дело для жизни. Как набивать его и чем, в ученых книгах на этот счет много дельных советов есть. В этих же книгах — немало таблиц с разными меню как для человека, так и для собаки. Только вряд ли кто-то из людей сам живет по таким таблицам да еще и меню для своего питомца составляет по ним. Большинство предпочитает дебет с кредитом сводить, и на эту арифметику нацелена каждая хозяйка.