Лечить или любить
Шрифт:
— Нет, это мне неизвестно, — призналась я. — А почему же родители…
— А они даже классной не звонили, — малиново ухмыльнувшись, добавила красок Марго. — Им неловко, что в школе узнают… А к вам пришли, потому что вы — совсем отдельно от них…
— Узнают — что? — спросила я, вопреки очевидности начиная предполагать какие-то кошмары и опять, по счастью, обманываясь.
Разговор получился долгим. Я чувствовала себя Чингачгуком в засаде. Когда контакт установился и мы обсудили все проблемы уже самой Марго, я решилась:
— Людмила живет… у тебя?
— Нет, у моего друга… Вы не подумайте чего, у него просто родители за границу уехали, квартира большая, почему Людку не пустить, я туда каждый день езжу, и еще наши там собираются…
Гм-м… Намерения у всех участников событий, конечно, хорошие, но ситуацию следовало разрешать как можно быстрее. Чингачгук рванулся из засады.
— Так! Сейчас ты едешь за Людой и привозишь ее сюда, — решительно, не пренебрегая суггестией (методом внушения), заявила я. — Ждете вон там, на той скамейке, в садике. Я махну вам рукой. Если мы с Людой не договоримся, увезешь ее обратно. Сколько времени тебе понадобится?
— Часа полтора, — неуверенно сказала Марго.
— Вперед!
Времени у меня почти не оставалось. Я позвонила родителям Люды: «Сюда, немедленно, оба!»
Мужу и жене предъявила выбранный рисунок.
— Вы это видите? Отсутствие глаза у девочки, руки — у матери? Как вам этот папа, который спрятался за двойной стеной от своих домашних? Единственное существо, которое видит всех, — это кот!.. Скорее всего, Люда сейчас вернется домой. Но, если вы все не измените, вы потеряете ее уже навсегда. Она будет рядом и бесконечно далеко от вас. Побег из дома — это ее последний, накануне ухода из детства, крик: папа и мама, увидьте же меня, наконец! Почему вы не пошли в школу, не позвонили классной руководительнице?!
— Ну, мы же знали, что с ней все в порядке, не хотели никого беспокоить… Что они могли подумать про нашу семью, если у нас дочь из дома сбежала? Мы же не такие! Думали, сегодня-завтра вернется, достанем справку, все обойдется…
— Не обойдется! — резко сказала я. — Вы! — я вполне невежливо указала пальцем на отца. — Вы знаете, что ваша дочь принимает участие в уличных фестивалях, что она талантливая художница, что она уже несколько месяцев работает волонтером в благотворительном фонде против рака и СПИДа?
— Нет, а что?.. Она?.. — женщина заметно побледнела.
— С ней все в порядке. Пока. Но может быть, вы все-таки отложите газету и вылезете из кресла?!
Мужчина встал. И стоял так некоторое время. За окном падали листья. На скамейке во дворе сидели две голенастые девочки и что-то горячо обсуждали. Кажется, младшая из них плакала, а старшая ее утешала.
Мужчина перевел на меня вопросительный взгляд. Я кивнула:
— Да, идите туда, к ним. Скажите ей все, а что не сможете сказать словами — найдите другие способы.
Потом сверху, из окна я смотрела, как они стояли, обнявшись все втроем. Марго поодаль ковыряла носком сапожка кучу опавших листьев и улыбалась огромным, ярко накрашенным ртом.
Глава 58
Угол для психотерапевта
— Вы знаете, я все-таки оказался к такому не готов…
— Да кто же в подобном случае может сказать, что он — готов?! — с искренним сочувствием воскликнула я.
Худенький мальчик на ковре строил и разрушал башню из больших кубиков. Снова строил и снова разрушал. Я уже знала, что у мальчика — муковисцидоз. Неизлечимое наследственное заболевание, которое случается только тогда, когда носителями соответствующего гена являются и мать и отец. Большинство из нас понятия не имеет — есть у нас этот ген, нет его? Вот и родители мальчика не знали. Не повезло.
Мужчина уже в годах, имеет свой, довольно крупный, как я поняла, бизнес. Женился два года назад на женщине много моложе себя по большой и неожиданной любви.
— Вы знаете, я все-таки не мальчик, и думал уже — такого не бывает, и, в общем-то, не собирался, тем более жизнь давно налажена… — доверчиво глядя мне в глаза, рассказывал он. — Но у нас все, все совпало, казалось, мы просто созданы друг для друга… Ребенка оба хотели ужасно. И вот такое…
Я от души сопереживала. Но не очень понимала: чего он хочет от меня? Моральной поддержки? Но почему тогда не пришел с женой (ей что, легче, что ли?) и зачем притащил в поликлинику сына, для которого любая пролетающая мимо инфекция смертельно опасна?
— Но вы знаете, ведь с каждым годом создаются все новые и новые средства, — сказала я. — И, кажется, есть существенный прогресс…
— Да, — с горечью сказал он. — Я говорил с врачом, смотрел в Интернете. Раньше они умирали в десять, теперь живут до 25. Жизнью глубокого инвалида, изматывая всех окружающих ожиданием их неизбежной смерти…
— Ну, так мы все неизбежно умрем, — я пожала плечами. — Главное все-таки — как относиться к отпущенному времени.
— Я не могу! — мужчина закрыл лицо руками и дальше говорил, не глядя на меня. — Я готов отдать все что угодно… Но каждый день смотреть, знать, ждать…
— Да зачем ждать-то?! — возразила я. Я все еще не понимала. — Вы же не ждете каждый день собственной смерти — а до нее как раз лет двадцать пять и осталось. Наоборот — радуйтесь, пока он с вами. Поддерживайте жену…
Мужчина закрутил шеей, как будто воротник щегольского блейзера внезапно превратился в удавку.
— Она теперь ничего не видит, кроме сына, ни о чем не говорит, кроме его болезни…
— Но это же естественно, вы должны помочь ей преодолеть шок, вернуться к нормальной жизни…
— Я не могу!
— Чего вы хотите? — я наконец задала прямой вопрос.
— Я не могу там оставаться! — он выпалил это, глядя на меня глазами до смерти напуганного животного. — Я не могу спать, есть, работать, поддерживать, как вы говорите, жену… Мне хочется бежать из дома куда угодно…
— Подождите, подождите! Нельзя же так решать! Давайте все обсудим. Сейчас или в следующую встречу. Теперь вы потрясены, расстроены, но…
— Я больше не могу об этом ни думать, ни говорить! Мой кардиолог сказал мне, что…