Ледник
Шрифт:
– Ведь у них ребёнок… – Лида смотрела на сестру: как свойственно Зине идти против всех.
– Ну и что? У него будет и от меня ребёнок.
– Зина?! Ты? – Лида схватила за руку сестру.
– Не боись. Дети это последнее, что меня интересует, – рассмеялась Зина.
Лиду покоробило от её смеха. Казалось, Зина смеётся через силу. Надрываясь.
– Эх, покурить бы, – Зина огляделась, вздохнув.
– Дома нельзя.
– Да знаю я.
– И что ты собираешься делать?
– Любить! И быть любимой. Что же ещё? – Зина поднялась с кровати, оправила халат.
– А
– Это было бы прекрасно. Может из гордости она, наконец, оставит его.
– Ты не боишься?
– Кого? Ржавого гвоздя?
– И её. И маму. Да и люди что скажут.
– Никого я не боюсь и на всех чихала! Надеюсь, ты матери не скажешь?
– Я что больная?
– Вот и хорошо.
– Не знаю. Мне кажется, это неправильно встречаться с женатым и тем более у него ребёнок.
– Да перестань ты бухтеть! Сидишь, как старая бабка. Заладила! По твоим рассуждениям, если расписались, то теперь до гроба? Сейчас не старорежимное время, чтобы человек мучился в браке с нелюбимым человеком. Другие времена. Да мало ли что у неё ребёнок. Да хоть трое. Ребёнок вырастит и помашет родителям ручкой. А мы любим друг друга и хотим быть вместе сейчас, а не через триста лет! Пойми ты, он не любит её, она не любит его, ребёнок это чувствует. Зачем такая жизнь? Я может, как тот санитар… избавляю от мучений, – Зина усмехнулась.
– Ты так говоришь, как-будто у вас всё серьёзно. Он приехал совсем недавно.
– Для любви и одного взгляда достаточно.
Глава 6
Переговорив с директором школы, Ольга возвращалась домой. Её приняли учителем русского языка и литературы, занятия с первого сентября. В школе появиться нужно во второй половине августа.
Ольга шла и смотрела под ноги – впереди два летних месяца. Она подняла голову – на пути стояла рыжая корова с раздутыми боками и огромными рогами. Корова замотала головой и надрывно замычала. Ольга отступила и перешла дорогу. Похлёстывая себя хвостом, корова продолжила шествие.
Проехавший грузовик поднял тучу пыли. Ольга чертыхаясь, отвернулась. Мимо проходили женщины, старухи, и все норовили поздороваться. Ольга на автомате кивала головой. Она никого не знала. Почему она должна здороваться с незнакомыми людьми?
Домой пришла уставшая, расстроенная. От жары и налипшей на теле и волосах пыли, ощущала на себе тонны грязи, хотелось помыться. Но где? Опять топить баню? Она не сможет её сама растопить. Дом холодный даже в летнюю жару. Вода из крана ледяная.
Ольга прошла по комнатам, она не разобрала большую часть вещей. Мысли бились птицами о стёкла. Это невозможно.
Ольга присела на скрипучий диван и схватилась за голову. Она, Ольга Коршунова и в этой дыре! Увидели бы её знакомые, да они не поверят. Она – отличница, выпускница педагогического института, дочь директора известного машиностроительного завода и до чего дошла! Где оказалась. За саму себя стыдно. Надо поговорить с отцом. Он что-нибудь да придумает. А этот… Ольга с раздражением подумала о муже. Пусть уходит из своей прокуратуры, юрист чёртов. Да если бы не отец – давно из прокуратуры попёрли. Какой с него прокурор? Клоун. Отец хотел устроить на завод. Так нет, заартачился. Зачем? Зачем она с ним связалась?
Ольга откинула со лба волосы. Резко встала и содрала с себя несвежее платье. Прошла на кухню, налила в таз воды, включила кипятильник. Она не сдаться. Она будет бороться за возвращение в Красноярск. С мужем или без – плевать!
– Я с Юлей к родителям пораньше поеду, – сообщила за завтраком Ольга, – Поедем в субботу.
– Ты же хотела в июле? – Летягин неимоверным усилием воли удерживал встрепенувшуюся внутри радость.
– Передумала. Устала что-то я от нового места жительства, – Ольга ела кашу и наблюдала замужем. Летягин отпил чай и вернулся к каше. Ел с аппетитом.
– Быстро ты устала.
– Для меня каждый день в этой дыре каторга.
– И надолго ты уедешь? – Насколько мог Летягин спросил с безразличием.
– Как и хотела – до августа. Посмотрим…
– Я на выходных постараюсь приезжать, – Летягин доел кашу, откинулся на стуле.
– Мне не терпится принять ванну с большой пеной, чтобы она падала на пол. Я хочу, наконец, сходить в парикмахерскую. Здесь страшно жёсткая вода. Это сказывается на всём – волосах, руках, коже.
– Не преувеличивай, – Летягин взял стакан чая. – Ты просто не привыкла.
– Не привыкла? Тебе легко говорить – ты в тазу посуду не моешь! – Ольга постаралась взять себя в руки – не хватало сцен с самого утра. – Превращаюсь в какую-то склочную бабу. И всё из-за тебя… – сказала она совсем по-другому. Игриво. Красивой рукой с тонкими пальцами взяла любимую фарфоровую чашку.
Летягин уловил и тон и жест. Они улыбнулись друг другу, как в былые времена. Как это было давно, целую вечность назад. Он любил Ольгу именно такую. Куда всё делось? Летягин посмотрел на часы.
– О! мне пора.
– У меня к тебе просьба.
– Я весь во внимании.
– В моё отсутствие – будь осторожен.
– То есть? Я не понимаю.
– Помни, что здесь не город, а деревня. Любой чих распространяется со скоростью ветра, и все всё знают. – Ольга передёрнула плечами. – Они даже здороваются здесь на улицах с каждым встречным.
– Просто ты новое и красивое лицо на этих улицах, и все хотят с тобой поздороваться. – Летягин сделал вид, что пропусти мимо ушей предупреждение.
– Неужели? Мне от этого не легче.
Муж изменял всегда. Поначалу страшно ревновала. Буквально истязала его и себя. Со временем успокоилась. Как сказала про Ольгу мать – поумнела, стала женщиной. Ольга тогда скривилась в усмешке. Одной ей известно скольких душевных терзаний и мук стоило это «поумнение». И ведь главное ни к чему не приводили ни слёзы, ни истерики. Ничего не менялось. После очередной юбки мелькала новая. Сама знала, на что шла. Это дань, расплата. Очень, знаете ли, тешит самолюбие, идти под руку с видным мужчиной. Ловить на себе завистливые взгляды голодных неудачниц. Смотрите, кем я обладаю. Это моё!