Ледокол
Шрифт:
— Прекрасно! — не стала ломаться, мне ещё долги возвращать. — Тогда я могу быть свободна! — отворачиваюсь, спешу ретироваться.
Кутаюсь в курточку, и натягиваю пониже шапку.
Вот же гад, стоит руки в карманы засунул.
— Стоять! — чеканит команду, даже двинуться не потрудился.
А я и не думаю подчиниться, хотя и чувствую самой чувствительной на данный момент точкой, что терпение его на исходе.
— Ты блядь, совсем отшибленная! — догоняет и рывком разворачивает к себе. Так давит на предплечье, что больно
— Отвали, — продолжаю дёргаться, пока он до хруста не сжимает меня в объятиях, да так что вздохнуть не могу.
— Борзая! — рычит. — Забыла, с кем имеешь дело!
А я только в глаза его смотрю, и чувствую, как от безвыходности наворачиваются слёзы. Я столько за всю жизнь не плакала, как сейчас, постоянно реву. Я смаргиваю, и тяжёлые капли скользят по щекам.
— Ну, че ты ревёшь? Знаешь же что мне по хуй, на все эти сопли-слёзы! — сам, тем не менее, перехватывает меня одной рукой, а второй вытирает влагу со щёк.
— Я знаю, — шмыгаю носом, — тебе на всё по хуй, и на меня в том числе!
— На тебя нет, — тихо говорит, но словно кричит, потому что эти слова, так по ушам бьют.
Я недоверчиво вглядываюсь в серые глаза. Нет, не может быть.
— Ну чего смотришь, красивая, или думаешь, я каждой бабе бы спустил, если бы она мне по яйцам врезала? — криво улыбается Кир.
— Ты сам виноват!
— Виноват, виноват, — соглашается он, — повело меня от наркоты проклятой, ни хрена не помню, что творил!
— Не помнишь? — не доверчиво тяну я.
— Паха рассказал, что тебя помял немного…
— Немного, Кир, — вознегодовала я, и попыталась оттолкнуть, но куда там, против скалы-то не попрёшь, — ты меня чуть не задушил, и не изнасиловал! При всех! Кир, при всех!
— Не верещи, красивая, — морщится он, и крепче сжимает, — я был не прав, а ты молодец что убежала! Вот то, что по яйцам врезала это хреново!
— Ты заслужил, — бурчу в его грудь, перестаю сопротивляться.
— В следующий раз просто думай, ведь если бы я тебя тогда догнал…
— Что? Убил бы? — выныриваю из теплого плена.
— Убил, — коротко и чётко, и от этого мороз по коже.
— Ты просто…
— Сволочь? — подсказал Кир. — Мы, по-моему, с самого начала об этом договорились!
С самого начала. Когда оно было-то? Вроде и времени-то мало прошло, а такое ощущение, что уже год знакомы.
— Пацан твой где? — спрашивает Кир, вытаскивая меня из задумчивости.
— А? К родителям увезла, на время работы, — отозвалась я.
— Хорошо, значит, свободна? — снова спрашивает.
— Свободна, — отвечаю, как наивная дурочка, не понимая, куда он клонит.
— Хорошо, — он, не разжимая объятий, склоняется, и губами тёплыми мои накрывает. Настойчиво давит, пока не раскрываю свои и язык его не впускаю. Целует жадно, кислород носом хватает, и рычит, упивается вкусом моим и своей властью надо мной.
— Нет, Кир! Нет! — отворачиваюсь
— Ну, чё ты Юля, — тянет меня за подбородок, чтобы в лицо его смотрела, — не поняла ещё, что у тебя нет иных вариантов. Надо было резать, когда могла, я предупреждал, что сам не уйду.
— Ты чудовище! — шиплю, пытаясь высвободиться.
— Да, я чудовище, — соглашается он спокойно, — даже никогда не сомневайся в этом!
Снова склоняется, тянет аромат мой, чуть назад стянув мою шапку.
— Как ты пахнешь сладко! — хриплый голос, словно что-то задевает внутри меня, и я дрожу, хотя может это холод. Только в его объятиях тепло. В них жарко!
Руки его шарят по моей спине, и хоть между моей оголенной кожей, и его ладонями, два слоя одежды, всё равно ощущения такие, что именно по ней водит.
Кир снова склоняется к моим губам и пристально смотрит, считывает эмоции мои.
— С самого начала, ведёт от этого запаха! — приглушенно рокочет его голос, словно в самую душу мне проникает. — Как в первый раз тебя трахал, натягивал, такую узкую, тугую, дерзкую, так и залип на эту сладость!
Так пошло, откровенно, что щёки мои горят, от слов этих, от взгляда, что ртутью течёт, поедает меня, раскладывает в самых развратных позах.
— Наркота, моя персональная, и я уже не слезу, никто не заставит, — низкий голос грозит, предупреждает, что нет пути назад. — Так что, красивая, вариантов нет!
И снова в губы впечатывается. Так тягуче, без надрыва. Растягивает удовольствие, позволяет распробовать его вкус. Табак и ментол, смешиваются на моём языке.
Я не в силах больше выносить всю эту пытку. Не могу сопротивляться. И плевать на гордость. Расслабляюсь, и отдаюсь на волю чувств. На волю этому чудовищу.
36
Отвечаю на его поцелуй, и даже не понимаю, как и когда оказалась прижата к его машине, его же телом. От этого страстного поцелуя так повело голову, что я отключилась совершенно. Словно в другую реальность попала, где есть только мы вдвоём, а не ночной город, и темная парковка перед моим рестораном. Меня отрезвляет звяканье пряжки на его джинсах. Я вдруг осознаю, что стою практически по пояс оголённая, с задранной кофтой, прижатая его массивным телом. И сейчас он меня трахнет прямо здесь на улице, на этой парковке.
— Кир, — голос дрогнул, истома лилась по всем конечностям. Между ног был откровенный пожар, но всё же… всё же, я не настолько сошла с ума от похоти, чтобы позволить свершиться этому прямо здесь
Или настолько?
Он поднял на меня сумасшедший взгляд. Там было столько вожделения, что я реально испугалась, что он меня сейчас убьёт за отказ.
— Кир, прошу, не здесь, — шепчу, и накрываю его руки, чтобы остановить его, потому что, он уже всё расстегнул, осталось только сдёрнуть вниз.