Ледяное сердце
Шрифт:
— Ты слышал о Беби-Бое? — спросила Робин.
— Петра звонила мне, когда искала тебя.
— Я только что была в полицейском участке Голливуда и разговаривала с ней. — Она оглядела потолок. — Никогда еще не была так близко знакома с человеком, которого убили… Все годы, прожитые вместе с тобой, я оставалась на обочине событий.
— Ты ничего не упустила. Робин дергала себя за сережку.
— Это отвратительно… чувство прострации. Вспоминаю смерть моего отца. Это, разумеется, не то же самое. Я питала теплые чувства к Беби, но он не был моим
— Беби был отличным парнем.
— Прекрасным парнем, — согласилась Робин. — Кто мог причинить ему зло?
Она встала и еще раз прошлась по гостиной. Поправила картину на стене.
— Мне не следовало беспокоить тебя.
— А у Петры есть версии? — спросил я. Робин покачала головой. — Что-нибудь связанное с его образом жизни? Не вернулся ли Беби к наркотикам?
— По-моему, нет, — ответила Робин. — Во время нескольких последних посещений он, казалось, находился в полном порядке, правда?
— Насколько я мог судить.
Нет, я не уделял особого внимания манере поведения Беби-Боя. В последний раз, когда он принес свои инструменты, из мастерской Робин полилась музыка и я подошел, чтобы послушать. Беби-Бой оставил дверь в мастерскую открытой, я стоял у притолоки, смотрел и слушал, как он ласково, словно с ребенком, обращался со своей старой акустической гитарой, извлекая из нее низкие звуки, и пел что-то глубоким, болезненно нежным голосом.
— Но я ничего не знаю, — сказала Робин. — Может, Беби вернулся к своим прежним дурным привычкам. Да и что мы все знаем о ком бы то ни было? — Она потерла глаза. — Мне не следовало приходить. Я не посчиталась с твоими чувствами.
— Мы все еще остаемся друзьями.
— Да, мы так условились — разойтись, оставаясь друзьями. Тебя это устраивает?
— А как у тебя с этим обстоят дела?
— О'кей. — Она встала. — Ну, я пойду, Алекс.
— Делать дела, видеть места? — спросил я, гадая, зачем она приходила. Ей хотелось выплакаться? А плечо Тима не годится для этого? Я понял, что злюсь. Вместе с тем я не признавался себе в том, что Робин доставила мне удовольствие, выбрав именно меня.
— Ничто меня здесь не удерживает, — добавила она. — Это не мое.
— Мне нравится, что ты здесь. С какой стати я это сказал?
Она подошла ко мне, взъерошила волосы и поцеловала в макушку.
Однажды нам придется ответить на вопрос: «Знаешь, почему?»
— Почему? Робин улыбнулась.
Когда-нибудь мы снова начнем изображать из себя животное о двух спинах. Именно к этому мы всегда прибегали, борясь со стрессом.
— Худших способов я не припомню.
— Да уж, — согласилась она.
Робин опустилась мне на колени, и мы слились в долгом поцелуе. Издав печальный вздох, она прижалась ко мне. Но потом взяла себя в руки.
— Извини, пожалуйста. — С этими словами Робин устремилась к двери.
Я встал, но не двинулся с места.
— Извиняться не за что.
— Есть за что, за многое, — возразила она. «Новая любовная интрижка», — подумал
— Как поживает Спайк? — Когда не знаешь, что сказать, спроси про собаку.
— Прекрасно. Приходи взглянуть на него.
— Спасибо.
В прихожей раздался звонок. Робин быстро повернула голову, взмахнув, как кнутом, волосами.
— Это я заказывал ленч. Тот самый ресторан «Ханань», что в Виллидже.
— Хорошее место.
Жалобно улыбнувшись, Робин повернула дверную ручку. Паренек латиноамериканского вида осмотрелся и протянул жирный пакет. Я поспешил к двери, взял пакет, полез в карман за деньгами, вытащил слишком много банкнот и вручил ему. — Спасибо, — сказал тот и поспешно удалился.
— Ты голодна? — спросил я.
— Все, что угодно, только не это.
Когда Робин повернулась, чтобы уйти, у меня появился миллион слов, которые хотелось бы сказать ей, но я сказал лишь:
— Петра не хуже других. Она продолжит следствие.
— Знаю, что продолжит. Спасибо, что выслушал меня.
— Всегда готов, — ответил я. Но это уже не было правдой.
7
За две недели работы по две смены кряду, которую она не регистрировала как сверхурочную, Петра довела себя до ручки. Она пыталась отследить как можно больше слушателей последнего концерта Беби-Боя. Ей едва удалось составить список лиц, приглашенных в качестве гостей. Он состоял из тех, кто вообще не соизволил прийти, и тех, с кем Петра уже побеседовала. Она поговорила с владельцем «Змеючника», не участвовавшим в мероприятиях Беби-Боя. Это был зубной врач из Лонг-Бич. Петра еще раз допросила сторожей, вышибал, подавальщиц коктейлей, оркестрантов Ли — случайно подобранных музыкантов — и тщедушного, обутого в плохие ботинки Джеки Тру. Все бесполезно.
Петра даже попыталась встретиться с членами группы «Тик-439», породившей надежды Беби-Боя на лучшие времена. Здесь она столкнулась с еще одной стороной музыкального бизнеса: приходилось преодолевать бесконечные препятствия, создаваемые буквально всеми — от служащих в приемных высших руководителей компании звукозаписи до менеджера джаз-банда Вельзевула Лоренса, громилы с елейным голосом. После десятикратных просьб он наконец снизошел до телефонного разговора с Петрой. Лоренс говорил мягко на фоне глухих ударов музыкальных инструментов. В течение двухминутного разговора Петра перенапрягла слух и почти потеряла терпение.
Да, Беби-Бой был великолепен.
Нет, он не знает, кто мог желать его смерти.
Да, ребята сделали с ним сногсшибательную запись.
Нет, после записи они с ним ни разу не встречались.
— Он в самом деле привнес нечто в их музыку? — спросила Петра.
Она купила их компакт-диск и обнаружила, что это омерзительная смесь слов поп-песен с тяжелым ритмом. И только мелодичные и поддерживающие минимальное напряжение звуки гитары Беби-Боя, прозвучавшие на двух дорожках, придавали всей этой мешанине некое сходство с музыкой.