Легальная дурь
Шрифт:
– А вдруг Парфенов не захочет сливать информацию? – меланхолично спросил Валежников.
– Куда он денется? Ему это выгодно, – возразил Кусков. – У меня сведения, что он на свой страх и риск действует. Я же говорю, ковбой он, вымирающий вид. Но нам такой тоже полезен. Ты присмотрись.
– Все мы ковбои, – рассудил Валежников. – Свои среди чужих, как говорится. Ладно, ждите бомбу.
– Вот тебе деньги на непредвиденные расходы, – Кусков отсчитал несколько купюр из собственного бумажника и передал их журналисту. – Говорят, наш ковбой совсем не противник алкоголя. Только не переборщите в этом плане – я тебя знаю!
Валежников еще и тем нравился редактору, что
– И запиши номер его телефона, – продолжил он. – Не уверен, что тебе стоит соваться в отдел – твою рожу правоохранители слишком хорошо знают. Если ты там появишься, наверняка кто-нибудь смекнет, что дело нечисто.
– Ученого учить – только время тратить, – сказал Валежников, пряча деньги поглубже в карман. – Пойду я. Раньше сядешь, раньше выйдешь, как у них говорят…
Журналист Валежников производил на людей неоднозначное впечатление. Некоторым импонировали его серьезный вид, флегматичность в движениях и разговоре, его непоколебимое спокойствие в любой ситуации. Некоторые же считали его авантюристом, продажным писакой, человеком, на которого никак нельзя положиться. Он и сам до конца не знал, кем он на самом деле является, поэтому любил представляться несколько отстраненно. «Я – охотник, – говорил он. – Бью птицу влет. Шкурку сдаю, а навар мне». Впрочем, его материалы читали с удовольствием все, и враги, и поклонники – перо у Валежникова было бойкое.
Он созвонился с капитаном Парфеновым не в самый подходящий для этого момент. Судя по голосу, у капитана намечались серьезные неприятности. Да и не только по голосу. На первое предложение журналиста встретиться и поговорить капитан послал его матом, и довольно далеко послал. Но Валежников не был бы Валежниковым, если бы не повторил предложения, причем с еще большей настойчивостью.
Парфенову неожиданно понравилось, с какой невозмутимостью встретил отпор продажный журналюга. Он подумал, припомнил статьи Валежникова, которые читал прежде, и решил согласиться.
Валежников предложил встретиться не в ресторане, а в пивной, но в пивной хорошей, где можно было не только выпить, но и спокойно, в уютной обстановке поговорить. Чтобы не переборщить и не скомкать беседу, Валежников из напитков заказал только свой любимый «Гиннес». Ожидая опера, он не волновался. В конце концов, ему всегда удавалось чего-то добиться от людей, которые соглашались на сотрудничество. Результаты не каждый раз получались весомыми, но природный нюх помогал Валежникову угадывать то, что люди не торопились высказывать. Он шел на определенный риск, но обычно оказывалось, что чутье его не подводило. Если же все-таки случался сбой и начинались судебные тяжбы, то по иску расплачивалась редакция, а лучше сказать, спонсор. Это были, так сказать, предполагаемые и допустимые потери, издержки профессии. Гораздо хуже бывало, если расплачиваться приходилось здоровьем. Это тоже были издержки, но трудно восполняемые. Правда, с опытом Валежников научился сводить эти издержки до минимума, но всего предугадать нельзя.
Парфенова Валежников никогда прежде не видел. Судя по характеристике, которую дал тому Кусков, полицейский был не самым приятным человеком. Но реальность выглядела даже более суровой, чем ожидал Валежников. Капитан показался ему человеком неприятным. Сбитая будто из твердого дерева фигура, здоровенные кулаки, непроницаемое лицо и злые глаза – капитан смахивал на матерого регбиста, вышедшего на решающий матч. К тому же он наотрез отказался от пива.
По-хозяйски усевшись за стол, он положил рядом с собой тощую кожаную папку и впился
– Я и сам предпочитаю вести дела на трезвую голову, – заявил он. – Но у нас с вами что-то вроде первого свидания, и я подумал, что будет полезно снять напряжение.
– Мне этой ерундой заниматься некогда, – отрезал Парфенов. – И обнюхиваться нам с тобой ни к чему. Я твои опусы читал. В принципе, у тебя получается, когда хочешь. Что у тебя сейчас за крыша, я тоже примерно представляю. А меня беспокоит судьба одного хорошего человека, которого подставили и которого ждет реальный срок. Вот тут в папке вся история, письменные свидетельства и еще кое-какие документы. Например, есть копия заявления участников нападения на жену этого человека, где они называют имена людей, которые их наняли. Юридическая сила у этих бумажек минимальная, но если это умело подать в газете, потребовать прокурорского расследования, можно заварить кашу… Ну, в этих делах опыта у тебя побольше. Только нужно помнить, что за всем этим стоят мэр и его семейка. Рискнешь? Или лучше сразу разбежимся?
Валежников неторопливо отпил пиво, недрогнувшим взглядом посмотрел в злые глаза Парфенова.
– Это же я предложил встретиться, – сказал он. – Сам предложил и в кусты? Нет, я берусь за это дело. Тем более в нашей газете его рассматривают именно в таком ключе – что-то вроде артподготовки. Конкретно по ключевым фигурам лупить не будем, но фамилии помельче упомянем, намекнем, что известно больше, чем сказано, к прокурору вызовем, в общем, все, как полагается. Только меня смущает один аспект. Если я правильно понял, ваше положение сейчас хуже губернаторского. По сути дела, вы идете против собственного начальства. И прошу правильно меня понять – вас прикрыть нам вряд ли удастся. Если мы озвучим вашу фамилию, будет только хуже. Но и сохранять анонимность вам вряд ли удастся, согласны? Сами-то не раскаиваетесь?
Парфенов посмотрел на собеседника презрительно.
– Сам предложил и в кусты? – повторил он фразу Валежникова. – Это не ко мне. Более того, скоро я тебе предложу еще кое-что к этой папке. Присматривайся, прислушивайся, короче, держи нос по ветру!
Капитан встал и пошел. Но вдруг, резко остановившись, обернулся и сказал с угрожающими интонациями:
– Только смотри, не передумай, писатель! Двинешься пятками назад – я тебе их лично выверну. Градусов на сто восемьдесят. Потом не обижайся.
– Я не обидчивый, – ответил Валежников. – А вы не напрягайтесь. Все будет тип-топ.
– Ну, занимайся! – чуть помягче сказал Парфенов. – Но помни, если что – ноги вырву!
– Ага, удачи! – меланхолически отозвался журналист.
Оставшись в одиночестве, он отхлебнул пива, притянул к себе оставленную Парфеновым папку и стал просматривать документы.
19
Ступин стоял в городском парке на мостике над холодным прудом, который недавно очистился от ледяной корки, и тупо смотрел в темную воду. Летом сюда залетали дикие утки, над прудом сновали стрекозы, цвели кувшинки. Под зелеными кронами гуляли счастливые люди, возле аттракционов хохотали дети, одним словом, жизнь кипела. Сейчас, хотя лед уже растаял, парк и пруд представлялись Ступину огромным заброшенным кладбищем. Кладбищем для одного покойника. И этим покойником был он, чемпион Ступин. По крайней мере, чувствовал он себя примерно таким образом.