Легальная дурь

Казанцев Кирилл

Даже странно было вспоминать это слово – чемпион. По сути дела сейчас он проиграл главный бой своей жизни. Он в нокауте, размазан по стенке, смешан с грязью. И зачем только он связался с этой сучкой, дочкой мэра, безответственной бабой, привыкшей, что все исполняют любые ее прихоти?! Нет, сначала-то это знакомство показалось ему неслыханной удачей. Войти в круг, можно сказать, самых влиятельных людей города – это не гусь чихнул. Это и престиж, и перспективы, и поддержка в трудную минуту. Да и сама Варламова женщина хоть куда – в смысле эротики и прочего. Даже ее баловство с наркотиками поначалу не показалось Ступину таким уж страшным делом. Ну, собирается веселая компания людей с деньгами, с положением – отчего не расслабиться? Он и не заметил, как влез в это болото с головой, как свел знакомство с торговцами наркотой, как сам стал кем-то вроде курьера, как попался на крючок парней из наркоконтроля. Впрочем,

и тогда еще не все было из рук вон плохо. Получилось, что даже с наркоконтролем можно договориться, если выполнять некоторые условия. Эти ребята оказались не промах и очень неплохо пользовались своим служебным положением. Порой складывалось такое впечатление, что за решетку они отправляли всякую мелочь, а добычу покрупнее оставляли себе на развод. Ничего на них у Ступина, конечно, не было, но его самого тоже придерживали на коротком поводке и, слава богу, до конца не придавливали. Возможно, помогала его связь с дочерью мэра. Возможно, наркополицейские рассчитывали на какие-то дивиденды в будущем. Одним словом, было терпимо, и Ступин рассчитывал существовать так долгие годы, но случилось непредвиденное. Неизвестно откуда появился туповатый капитан Парфенов, вбивший себе в голову, что должен покончить с наркомафией. Но не это было самое плохое, хуже было, что Ступина бросила «крыша». Подполковник Рагулин по каким-то своим соображениям, неизвестным боксеру, решил отдать его на растерзание Парфенову. Был составлен официальный протокол об изъятии у Ступина большой партии наркотика. Наркотики, правда, оставили на месте, но протокол забрал себе Рагулин и, гнусно ухмыляясь, посоветовал боксеру во всем слушаться капитана Парфенова. О чем эти двое договорились между собой, Ступин не знал, но было похоже, что его продали капитану, как раньше помещики продавали друг другу крепостных. С этой минуты Ступин остался без поддержки, один как перст. Жаловаться истеричной, уже плотно подсевшей на наркоту Марии бесполезно. Они были любовниками, но близким человеком молодая женщина его не считала. И Ступину хорошо известно, что мэр с удовольствием свернул бы ему шею, и не делал этого только потому, что ждал момента поудобнее. Варламов считал его виновником всех закидонов своей дочери. Если с Марией что-то пойдет не так, мэр его просто раздавит. Люди из его собственной команды тоже ничем не могли помочь – не тот калибр, да и никто за него подставляться не будет. Одна Анжела доказала свою преданность, несмотря на скотское к себе отношение, но что толку? Умереть вместо него она не сможет.

А речь шла именно об этом. Капитан так и сказал ему, когда разворачивал перед ним свои чертовы планы:

– Ступин, выхода из западни у тебя нет. Славное прошлое давно закончилось, а сейчас ты по уши в дерьме. Вылезть из него ты сможешь только в том случае, если я не побрезгую протянуть тебе руку. Я не побрезгую, но Марию Варламову ты мне должен сдать с потрохами. И вашего благодетеля по кличке Тарантино – тоже.

Ступин объяснил, что Тарантино под крылом наркоконтроля, и сдавать его он не станет.

– Наркоконтроль мне тебя подарил, – заявил Парфенов. – Захочу – помилую, захочу – с кашей съем. Поможешь Тарантино взять, скажу на суде, что вел себя самоотверженно и с риском для жизни помогал поимке опасного преступника. Учтут твои прошлые чемпионские заслуги, отделаешься условным. А будешь вести себя по-дурацки, как дурак и погибнешь. На ниточке висишь – не забывай.

Тут Парфенов был на сто процентов прав. Ступин буквально чувствовал, как натягивается эта ненадежная ниточка и как страшно колышется непроглядная бездна под ним. Он бродил сам не свой, не в силах на что-либо решиться. Страшно хотелось напиться и все забыть, но он понимал, что тогда уже точно все погибнет. Будь он законченным наркоманом, наверное, все-таки предпочел бы забвение, но Ступин тяжелых наркотиков еще не пробовал, держался и соображения до конца не потерял.

Соображения не потерял, но и придумать ничего не мог. Вернее, не мог заставить себя придумать. В данном случае это означало перешагнуть черту, за которой уже надеяться было не на кого и не на что – только на благосклонность высших сил, в которые боксер не очень-то верил. Подтолкнула его к принятию решения, как ни странно, Мария Варламова.

Ступин основательно замерз в парке и, нахохлившись, шел к своей машине, старательно подавляя в измученной душе желание напиться, когда в кармане зазвонил телефон. Боксер невольно вздрогнул – любой звонок означал для него новую неприятность. Вихрь мыслей пронесся в голове – Рагулин пустил в дело обвинение в хранении наркотиков, придумал еще какую-нибудь пакость Парфенов, узнал обо всем Тарантино – все было одинаково гибельно.

Но звонок был от Марии. Он давно должен был появиться у нее, но не ехал и даже не звонил. Само по себе

это ничего не значило – страсть давно уже остыла, даже если и была когда-то, в чем Ступин теперь очень даже сомневался, но по известным причинам Мария в нем нуждалась. Он взял на себя добровольную обязанность снабжать Варламову чертовым порошком. Тарантино с видимым облегчением уступил ему эту возможность. Тарантино, конечно, льстило знакомство с дочерью мэра и, наверное, прельщали некие преференции, связанные с таким знакомством, но у Тарантино был звериный нюх, и он очень быстро отошел в сторону, записав в передаточное звено Ступина. Внешне все было на уровне дружеских услуг – рукопожатия, похлопывания по плечу, по кружечке пива за встречу – и боксер не заметил, как сделался шестеренкой в налаженном механизме. Проще говоря, он стал основным поставщиком дури для дочери мэра. Пожалуй, это и было основной причиной того, что Мария его до сих пор не бросила. Она привыкла к нему, как к очередной дозе порошка. Вот и сейчас она заговорила о том же.

– Ты куда пропал, чемпион? – с раздражением спросила она. – Ты что мне обещал? У тебя мозги отсохли, что ли? Не думай только, будто я наркоманка, но мне просто необходимо расслабиться. У меня сплошные неприятности, понятно? Сегодня же тащи порошок!

В этом была вся Мария, без остатка. Во-первых, она неизменно звала его чемпионом. Не Виталий, не милый, даже не Ступин, а именно чемпион. Это было универсальное слово, имеющее все оттенки – от ласкового до презрительного. В последнее время презрительная составляющая преобладала. И еще она никак не могла привыкнуть к осторожности и называла вещи своими именами, невзирая ни на каких свидетелей. Видимо, надеялась на всесильного папочку.

Да, Ступин должен был передать ей партию, которую привез ему в тот день Тарантино. Наркоторговец-то мог не волноваться – он свои бабки получил и был уже вне игры. А вот для Марии порошок теперь являлся наживкой, которую он собственными руками должен вложить ей в рот. М-да, положение хуже не придумаешь…

И тут Ступина вдруг осенила великолепная идея. Прямо на грязной дорожке пустынного городского парка. Она мгновенно выкристаллизовалась в его утомленном мозгу, точно кто-то свыше направлял его. Ступин знал, что он сделает. Это был великолепный план, который позволял ему свести свои потери до минимума. Во всяком случае, так ему в этот момент показалось. С новым планом он выполнял выдвинутые ему условия, но при этом как бы уходил в сторону от основных событий. Только для выполнения плана ему требовалось время.

– Я сейчас не могу разговаривать, – сквозь стиснутые зубы, точно мучимый невыносимой болью, пробормотал он в трубку. – Перезвоню позже.

Нажав кнопку отбоя, он уже бегом припустил к машине. От похоронного настроения не осталось и следа. Ступин был опять собран, как на ринге, когда выходил биться за звание чемпиона. Биться – значило не всегда наносить сокрушающие удары, сворачивать челюсти и гонять противника по углам. Иногда умелая защита важнее атаки, и именно на нее вся надежда. Бывали противники посильнее Ступина, но и тех удавалось обыгрывать. Не всегда, конечно, но удавалось. Сейчас соперник явно сильнее, в более тяжелой весовой категории, да и соперник не один, а сразу несколько. Грамотная защита – это все, что оставалось Ступину. Но ничего, он выстоит, он не ляжет на помост, он крепок, как скала.

«Если все обойдется, продам все к чертовой матери, – размышлял он, мчась по широкому проспекту в потоке автомобилей, – и подамся в Сибирь. Двоюродный брат меня давно к себе зовет. Там и простору больше, и никто на тебя внимания обращать не станет. Живи себе и живи. Места всем хватит. А этих, ну их всех к черту!»

На пять минут заехал домой, заглянул в сейф, вделанный в стену. Задумчиво перебрал сложенные там пачки денег. Дома он больших сумм не хранил – так, кое-что на черный день, который наступил, и эти чертовы бумажки оказались теперь как нельзя кстати. Ступин рассовал деньги по карманам, захлопнул сейф и покинул квартиру. Сейчас его волновало одно – хватит ли терпения у Марии. Чтобы выполнить свой план, ему нужно было еще немного времени.

Боксер подъехал к служебному входу центральной городской больницы, где работал его старый приятель травматолог Ордынский, серьезный, надежный мужик, с которым можно иметь дело. Они были знакомы еще с молодых лет, когда Ордынский работал спортивным доктором в команде боксеров. Потом он ушел в «нормальную» медицину, стал заведующим травматологическим отделением, но время от времени они встречались, вспоминали старые времена, немного выпивали, играли в бильярд. Правда, встречи эти делались все более редкими. Ордынский оперировал, писал диссертацию, у него подрастали дети, в общем, жизнь кипела. Ступин тоже по-своему сделался очень занятым человеком. Ну что же, видимо, это был тот случай, когда несчастье помогло.