Легавые. Ружье. Загадка Глухого
Шрифт:
Воскресенье, город вяло шевелился. Г ровер-парк закрыт для движения транспорта, и только велосипедисты кружат по извилистым дорожкам между зарослями дикого винограда и сердолика. Повсюду слышен девичий смех. Разве можно не любить этот город с пустыми воскресными улицами, тянущимися от горизонта до горизонта?
Они сидят в кафетерии по разные стороны столика. Тот, что моложе, — в водолазке и в джинсах. На его более взрослом собеседнике синий костюм и белая рубашка без галстука. Они беседуют тихими, сдавленными до хрипоты голосами.
— Извините, — говорит человек в костюме, — но что я могу поделать?
— Ну,
— Да, все это так, Ральфи, но…
— Один укольчик за два доллара, Джей…
— Два доллара — это два доллара.
— Но я подумал, может, один раз…
— Я бы тебе помог, Ральфи, но, к сожалению…
— Но ведь я еду завтра к матери, ты же знаешь, ее легко раскрутить!
— Ну, так поезжай к ней сегодня.
— Да я бы так и сделал, но ведь она уехала с Санд Спит. У нас там родственники. Отец отвез ее туда сегодня утром.
— Но ты же увидишь ее завтра. После этого и приходи ко мне.
— Так-то оно так, Джей, но… Я чувствую себя очень плохо, понимаешь?
— Это скверно, Ральфи.
— Конечно, но это не твоя вина.
— Я и сам это знаю.
— Я тоже, я тоже…
— Я, как и все, — занимаюсь бизнесом.
— Конечно, Джей, кто говорит иначе? Разве я побираюсь? Если бы я не мог тебе вскоре отдать, разве стал бы просить? Такая мелочь, а?..
— Два доллара не так уж мало.
— Может, для других это и не мелочь, Джей. Но мы ведь достаточно долго знаем друг друга, ведь правда же?
— Правда.
— Я же твой постоянный покупатель, Джей. Ты же знаешь…
— Да.
— Ты всегда помогал мне, Джей.
— Но сейчас я не могу, Ральф. Не могу. Если я тебя сейчас вот так просто пожалею, то вскоре начну бесплатно раздавать тов'йр на улице.
— Но кто об этом узнает? Я буду нем, как рыба. Клянусь богом!
— Мир слухами полнится, Ральфи, ты — отличный парень. Я говорю это от чистого сердца. Но ничем помочь не могу. Если бы я знал, что у тебя нет денег, то даже не пришел бы на встречу с тобой.
— Да, но всего лишь два доллара!
— Тебе два, другому два, все складывается в довольно большие суммы. Кто сегодня станет рисковать?
— Ну, конечно, конечно. Но все же…
— Ив такое время ты просишь дать тебе товар бесплатно.
— Нет, нет. Я лишь прошу дать мне его авансом до завтра. А завтра я получу деньги от своей старухи. Вот и все.
— Извини.
— Джей! Джей, но разве я тебя просил о чем-то подобном раньше? Разве я когда-нибудь приходил к тебе пустой? Скажи!.
— Нет, не приходил.
— Разве я тебе когда-нибудь жаловался на некачественный товар, который ты иногда мне даешь…
— А ну-ка, постой, когда это ты получал от меня дерьмовый товар? Ты что же, хочешь сказать, что я всучиваю тебе всякую дрянь?
— Нет-нет. Кто это говорит?
— Мне показалось, ты только что это сказал.
— Нет-нет, что ты!
— Тогда что ты мне хотел сказать?
— Я только хотел сказать, что в то время у всех по городу был дрянной товар. Тогда еще была страшная жара. В прошлом июне. Ты помнишь прошлый июнь? Тогда было ужасно трудно достать что-то порядочное.
— Да, я прекрасно помню прошлый июнь.
— Я не жалуюсь. Даже когда дела шли неважно, я тоже не жаловался.
— Ну?
— Помоги же мне, Джей…
— Не могу, Ральфи.
— Джей, пожалуйста…
— Нет.
— Джей!
— Нет, Ральфи, нет. И не проси.
— Завтра у меня будут деньги, клянусь богом!
— Нет. ,
— Завтра я увижу свою мать!
— Нет.
— Я принесу тебе деньги! О’кей? Ну, дай же!
— Мне пора, Ральфи. Езжай к матери.
— Джей, пожалуйста, Джей, мне очень плохо. Я не вру, пожалуйста…
— Иди к маме и возвращайся с деньгами.
— Джей!
— Тогда и поговорим.
— Джей!
— Пока, Ральфи.
Сумерки быстро сгущались над городом, опускаясь с небес и окутывая Калм-Пойнт, заполняя даже самые узкие щели между трубами на крышах домов. Огонрки желтого света заблестели в окнах, красными, синими и оранжевыми огнями зажглись неоновые рекламы, своей яркостью скрывая ветхость и убожество домов. Сигналы светофоров переключались в бешеном ритме, видимые издалека в темноте улиц. Цвета городской ночи… Такое зрелище нельзя не любить.
Патрульный в растерянности.
Женщина — в истерике, из * пореза над левым глазом течет кровь. Патрульный полицейский не знает, что ему первым делом нужно предпринять: то ли вызывать «Скорую помощь», то ли подниматься наверх арестовывать человека, ранившего эту женщину. Подъехавший на патрульной машине сержант быстро разрешает дилемму, мучаюц^ую полицейского. '
Женщина утверждает, что человек, который ее ранил, — ее муж. Она не хочет возбуждать никакого уголовного дела. От полиции ей нужно совсем другое. Сержант прекрасно знает, что такое бандитское нападение на человека, и ему наплевать, хочет женщина возбуждать дело или нет.–
Женщина очень взволнована, так как ее муж заявил, что хочет покончить с собой. Муженек ударил ее молочной бутылкой, а потом закрылся в ванной и включил воду, вопя на весь дом, что сейчас наложит на себя руки.
Женщина заявила, что любит его и не хочет, чтобы он умирал. Поэтому она почти голая выбежала на улицу позвать на помощь ближайшего полицейского, чтобы он спас ее мужа.
Сержант, которому все это уже порядком надоело, уверяет женщину, что ничего страшного не случится, потому что ни один самоубийца не рекламирует свою смерть заранее, а просто молча делает свое дело. Но женщина продолжает орать как ненормальная, и сержант решает преподать наглядный урок молодому коллеге. Со словами «Пошли, дружок» он увлекает молодого патрульного с собой в подъезд. В это же время напарник сержанта по рации вызывает «Скорую помощь». Женщина устало устраивается на бампере патрульного автомобиля. Она только сейчас начинает ощущать боль от пореза. От потери крови женщина становится очень бледной. Патрульный, сидя за рулем, пытается угадать, упадет она сейчас в обморок или нет, но не проявляет, однако, никакого желания помочь ей.