Легенда о маленькой Терезе
Шрифт:
– Он похож на меня? – вдруг тихо спросил он.
Эмелин аж передернуло – она ждала этих вопросов, но никак не ожидала, что говорить о сыне ему захочется именно сейчас.
– Эмелин, что с Вами? – испугался Ренард ее внезапной бледности. – Вам плохо?
Эмелин только головой покачала:
– Душно здесь, - слабая улыбка коснулась ее губ, пытаясь спрятать ложь. – Сейчас пройдет.
– Эмелин, так нельзя. Вы слишком заботитесь обо мне, совсем позабыв о себе. Я настаиваю, чтобы Вы отдыхали, тем более, что я уже прекрасно могу обходиться сам.
Эмелин ничего не ответила – только накрыла его ладонь своей и крепко сжала, боясь опять
– Он похож на меня, - обреченно проговорила она, не в силах больше терпеть эту муку – уж лучше пусть прямо сейчас Ренард утопит ее здесь, чем терзать себя ложной надеждой, что как-нибудь все исправится, наладится и склеится в их жизни.
– Эмелин, - улыбнулся Ренард, глядя на ее слезы, - и из-за этого Вы так расстроились?! Ну на Вас так на Вас, Вы же мать его! Красивый, значит, будет мальчик, но вот посмотрите, упрямый вырастет – весь в меня!
«Скажи ему! Скажи же прямо сейчас! Скажи, и будь что будет!» - вопил внутренний голос, терзая измученную девушку, но слов не нашлось сказать мужу правду. Эмелин плакала, почти не слушала его, а Ренард, не понимая, что происходит, тянул к себе, укутывая в плед своих объятий и теплых, нежных поцелуев, шепча тихонько, желая успокоить:
– Эмелин, Вам нужно отдыхать! Так нельзя! Вы плачете по всяким пустякам… Иди ко мне, иди же – я обниму тебя, и все пройдет… Ну же, не плачь, глупенькая моя девочка…
Ренард прижал ее к себе, и Эмелин поддалась, желая до последней капли испить его нежность. Как знать, быть может, в последний раз он так ласков с нею. Через несколько дней Филипп будет уже здесь… Через несколько дней Ренард проклянет ее. Так хоть сейчас насладиться глотком призрачного счастья!
Глава 23
Филиппа привезли через три дня, ближе к полудню. Ренард уже набрался сил и даже сам провел утреннее заседание. Правда, стоило ему узнать, что наследник уже во Дворце, он сразу же бросил все дела, обнял свою супругу и отправился знакомиться с сыном.
Затаив дыхание, он остановился перед дверью комнаты, с любопытством и детским восторгом прислушиваясь к крику ребенка – Герда только что вышла, и теперь, на несколько минут оставшись без присмотра, мальчик капризно требовал внимания к своей маленькой царственной персоне.
– Эмелин, я не знал, что буду так волноваться!
Девушка смотрела на мужа, а самой хотелось сбежать отсюда куда подальше, не дожидаясь минуты расплаты. Наверно, если б не его рука, так крепко, почти с любовью прижимающая ее, она бы точно сбежала!
– Все! Идемте! – решительно заявил Ренард, открывая дверь.
Маленькое светловолосое чудо тут же замолкло, с любопытством уставившись своими серыми, чуть прищуренными глазками на незнакомое лицо рядом с матерью. Ренарду не терпелось взять малыша на руки и в полной мере ощутить, каково это, быть отцом! Он выпустил жену из объятий, подошел к кроватке и уже протянул руки к ребенку, но что-то остановило его, что-то пошло не так.
Ренард всматривался в личико ребенка и никак не мог понять, что же настораживает его, что останавливает и не дает обнять долгожданного младенца. Эмелин предупреждала его, что мальчик светленький, как она. Странно, конечно, что северная кровь победила южную – в их роду всегда дети рождались смугловатыми даже у самых бледнолицых женщин, – но мало ли какие чудеса выкидывает
«Черт возьми, Эмелин, что происходит?!» – не понимал он, не допуская даже мысли о том, что к нему это маленькое чудо не имеет никакого отношения. Он потянулся к ребенку, желая отогнать странные, непонятные предчувствия; Филипп заулыбался, потянулся ему навстречу, и в этой улыбке, искренней, детской, Ренард вдруг отчетливо увидел маленькую копию одного из своих подданных. Риньеса. Он так и не смог прикоснуться к ребенку. Конечно, так и есть: и этот прищур, пока лишенный подлой хитрецы, и эта улыбка, пока чистая, но уже с зачатками насмешки, и даже впадинка на переносице, такая же, как у подлеца-маркиза! Ренард замер над кроваткой, растерянно глядя на мальчонку. Казалось, маленький Риньес уже ехидно посмеивался над обманутым папашей, пристально прожигая своими серыми глазками.
«Риньес... Но как?! Это же невозможно…» Он и подумать не мог, что скромная, целомудренная Эмелин могла найти себе утешение на стороне, и уж тем более, связаться с этим подонком. Та девочка, которая так трепетно выхаживала его, которая уверяла его в своей любви, и которой он почти поверил… А может, дело вовсе не в любви к своему горемычному мужу? Может, это была лишь попытка загладить вину перед ним? Плата за измену и надежда, что он сжалится и пощадит ее?
Мечта, что утешала его и давала силы жить дальше, разбилась на крохотные осколки – у него больше нет сына. Его отняли, вырвали из рук, вдоволь насмеявшись над незадачливым папашей, не сумевшим уследить за ветреной женушкой. Что делать теперь? С девчонкой, с этим ребенком? Если участь Риньеса у него вопросов не вызывала, то что делать с неверной женушкой, он не знал. Впрочем, нет у него больше жены.
«Ну что же ты молчишь? Давай, расскажи мне, дорогая, как так получилось, что «мой» сын так на этого подонка похож?»
Она так и не сумела посмотреть ему в глаза, когда Ренард подошел к ней и, упираясь руками в стену, перекрыл ей все пути для побега. Он молча требовал ответа, объяснений, а вот объяснить она ничего не могла. Она вообще вряд ли бы сумела сейчас хоть что-нибудь сказать, не то что оправдаться. Она слушала его тяжелое дыхание и ждала приговор.
Как странно мир устроен… За измену мужу женщину карают нещадно; когда же изменяет мужчина – женщина не вправе даже упрекнуть. Интересно, что полагается делать с женщиной, изменившей мужу? Да не с простой женщиной и не простого мужа. Что в таких случаях полагается?
Она знала, измена – исключительный повод для расторжения брака. Но дальше что? Изгнание с позором? Монастырь? Да, пожалуй, монастырь – самый желанный был бы для нее вариант. Вернуться домой к родителям она не посмеет, да те и не примут заблудшую дочь, отмеченную клеймом позора. А может, не будет никакого изгнания? Он просто прикажет казнить неверную, ненужную, мешающую ему женщину. А какая казнь полагается королевам? Виселица? Гильотина? А пытки будут? На ее родине с оступившимися женщинами не церемонятся – обманутые мужья с изощренным садизмом счищают с себя позор блудниц, бедняжки умирают в немыслимых муках… Неужели и ее, королеву, он подвергнет столь чудовищному, варварскому наказанию?