Легенда о маленькой Терезе
Шрифт:
– Надо устроить что-нибудь для всех, - продолжил, как ни в чем не бывало, Ренард, - независимо от статуса и достатка. Может, устроить во Дворце бал? И сделать для всех вход свободным? Как думаете, Эмелин?
– Думаю, что бедный постесняется и не осмелится принять Ваше приглашение, - ответила она, ободрившись ласковым взглядом.
– И то верно. Но что тогда?
– Можно устроить маскарад, - пожала Эмелин худым плечиком. – Маски скроют лица, и бедняк сможет не смущаться своей бедности – он придет на праздник и не будет чувствовать себя хуже богатых и важных. Можно бедным раздать отрезы на платья и костюмы; не думаю, что казна сильно опустеет – зато люди пошьют себе наряды и придут
По правде говоря, в отличие от жены, маскарады и подобные развлечения Ренард не приветствовал, и идея эта не казалось совсем уж замечательной. Но отказывать Эмелин он не хотел. В конце концов, кто не совершает ошибок? Эмелин оступилась, но стоит ли лишать ее маленькой радости, маленького праздника, когда и сам он далеко не свят, и немалая доля вины в случившемся лежит на нем самом?
– Хорошо, - немного подумав, согласился Ренард. – Только одно условие, Эмелин.
– Какое?
– Вы не станете надевать маску. В целях Вашей же безопасности. Я не хочу, чтобы Вас с кем-нибудь спутали и позволили себе лишнего. Договорились?
– Хорошо, - пожала плечами она.
– Ну вот и славно, - улыбнулся Ренард. – В таком случае займитесь организацией праздника.
Глава 26
Сегодня во Дворце веселье! Сегодня пляски до упаду! Смех, шум, торжественная музыка и звон бокалов за здоровье маленького принца – Филиппу сегодня год.
Целый месяц Эмелин, не покладая рук, готовила праздник, на котором никто бы не чувствовал себя лишним. И в бедные дома до самых окраин отправились гонцы, чтобы пригласить каждого и заверить, что именно он – самый желанный гость. Как и было задумано, для всех нуждающихся нашелся кусок атласной ткани и кубок вина, изысканные блюда и праздничное настроение, – сегодня никто не должен печалиться. Эмелин с головой ушла в поручение мужа, спасаясь от пустоты и ноющей вины, и вот сегодня труды принесли свои плоды: гудит Дворец, будто улей, пестрят яркие маски и праздничные наряды. Не отличить, кто беден, кто богат, – сегодня все равны. Недовольные аристократы совсем недолго морщились в углах, обсуждая столь смелое решение – не прошло и получаса, как общий задор, воцарившийся в стенах огромного зала, заставил даже самых ворчливых снобов пуститься в пляс, сливаясь с пестрым людом.
Эмелин словно ожила за этот месяц. Ободренная вернувшейся теплотой мужа, она заново училась улыбаться, смотреть гордо, прямо. Ренард не жалел о своем решении – даже радовался, глядя на нее. Вот только подойти к Филиппу заставить себя никак не смог, да и Эмелин все так же держал на расстоянии, ограничиваясь одобрительным ласковым взглядом. В конце концов, их брак не предназначен для какой-либо привязанности и романтической ерунды, а превращать совместную жизнь в ненависть – просто глупо.
Ренард стоял возле колонны и лениво оглядывал ликующих гостей, уже не обращавших никакого внимания на своего короля. Впрочем, это и к лучшему. Излишнее внимание утомляло молодого мужчину, жаждущего только одного: чтобы весь этот цирк поскорее закончился, и он смог снова раствориться в бесчисленных заботах о нуждах Риантии. Чтобы не нужно было больше натянуто улыбаться и делать вид, что все прекрасно в венценосном семействе. Чтобы не нужно было изображать счастливого отца и заботливого мужа.
Эмелин подлетела к нему неожиданно, чуть придерживая юбки пышного платья; взгляд северянки недоверчиво скользнул по хмурому лицу, пытаясь угадать, все так же добр ли муж к ней, не готовит ли прилюдную месть неверной женщине. Но стоило
– Ваше Величество, - робко попросила Эмелин, - не могли бы Вы хотя бы сегодня не быть таким угрюмым?
– Не обращайте внимания, Эмелин, - через секунду хмурость отступила, а вежливая улыбка вновь коснулась губ Ренарда. – Вы же знаете мое отношение к этому цирку.
– Это не цирк, а маскарад.
– Невелика разница. Развлекайтесь, дорогая. Я хочу, чтобы сегодня на Вашем лице не было следов вселенской скорби. А на своего нудного супруга не обращайте внимания – я с детства не люблю праздники.
– Почему?
– Не знаю, - пожал плечами Ренард. – Не люблю и все. Я устаю от них. Но пусть Вас это не тревожит – веселитесь, Эмелин, я хочу, чтобы Вы улыбались.
Она невольно улыбнулась, успокоенная тихим, добрым его голосом. До отчаяния захотела прижаться к нему, а может, и вовсе сбежать отсюда вместе с ним, оставив шумные радости другим. Почему-то ей казалось, что сегодня это возможно.
– Ренард…
Неожиданно для себя самой Эмелин подалась вперед, почти вплотную к Ренарду, и уже готова была прильнуть к нему, когда он резким движением вдруг остановил ее. Вот теперь-то истинные его эмоции так отчетливо проступили на лице: колючий взгляд, нахмуренные брови, а от былой улыбки не осталось и следа.
«Не прикасайся ко мне!» - отчетливо считался протест в его глазах.
Со страхом, с болью посмотрела Эмелин на мужа… Но потом хватка Ренарда ослабла, черты его лица смягчились, а виноватый взгляд едва ли не с сожалением созерцал готовую расплакаться женушку. Он вовсе не хотел ее обижать – все получилось скорее инстинктивно и совсем неосознанно. Просто внутри все разом запротестовало против прикосновения супруги.
– Простите, - тихо проговорил Ренард, отпуская руки жены. – Не надо, Эмелин. Пожалуйста, не надо.
И так паршиво ему стало на душе… Зачем изображать доброго супруга, когда внутри все протестует? Зачем обманывать несчастную женщину, давая ложную надежду?
– Пожалуй, я оставлю Вас ненадолго, - проговорил Ренард, не желая смотреть, как вновь зарождаются слезы обиды и отчаяния в глазах супруги. – Здесь, правда, очень шумно. Пойду сделаю спасительный глоток тишины. Простите меня, Эмелин.
Не успела она ответить, а он уже сбежал из шумного зала. Сбежал от нее, сбежал от себя.
Он поднялся наверх и подошел к окну – здесь даже дышится легче! Да! Да! Да! Он не хочет ее обижать! Он вовсе не желает терзать и без того измученную женщину! Но что делать, если все попытки наладить с ней хоть какую-то более-менее сносную жизнь заканчиваются провалом? Если жалость к обманувшей его женщине и желание простить постоянно натыкаются на внутренний протест? Если самое невинное ее прикосновение способно привести в бешенство? Если словно током бьются ее бледные пальцы, стоит им прикоснуться к нему?
Вот уже несколько месяцев ему совсем не хотелось свою жену – одна только мысль о близости с ней навевала тоску и отвращение. Умом он понимал, что Риньес не мог быть ей любовником – Эмелин совершила эту глупость только потому, что у него, законного мужа, не нашлось времени на собственную жену. Не хватило ему мудрости предусмотреть и уберечь ее от искушения. Умом он это понимал, но сделать ничего не мог. Как ошпаренный, сбежал он от супруги, вновь и вновь загоняя и ее, и себя в пучину отчаяния и отчуждения.