Легкий кораблик — капустный листок
Шрифт:
— Цветы. Утренний натюрморт. Ну и название! — Борька посмотрел на Петю с видом знатока. — А в общем, ничеговская картиночка, но мог бы и получше — лепестков маловато.
Борька захлопнул альбом.
— Держи! Цветочками не интересуемся!
— Дальше смотри. Там и про коня есть и про бойцов. До чего же хорошо! Картины Петрова-Водкина!
— Ну и что? Да у одного парня дядя в кино работает — страшенных шпионов на вывесках пишет, ого-го! Закачаешься…
Борька нехотя открыл альбом.
— Купание красного коня, — прочитал он. — Зачем конь-то красный?
— Ему
Борька послюнил палец, равнодушно листнул дальше и вдруг оторопел.
— После боя. Это они погибшего товарища вспоминают? — спросил он. — Вот это молодец! Видишь, как его жалеют, аж посинело все. Сразу видать, что жалко! Если б Сашку убили, я бы тоже посинел! — Борька помолчал немного. — Нет, ты мне скажи все-таки — зачем голых рисуют? Вот я, например, голый — ну прямо скелет, а в костюмчике вроде и ничего, а?
Петя как будто и не слышал. Он взял альбом и еще — в который раз — с восхищением просмотрел его.
— Когда мне грустно становится, я всегда беру этот альбом. И мне тогда еще грустнее становится, до конца. А потом — грусти как не бывало.
— Мне никогда не бывает грустно, — перебил его Борька. — Грустные только психи бывают.
— Что же, я, по-твоему, псих?
— Про тебя еще не знаю, а вот в нашем классе Тряпичкина есть. Она у меня каждый день ревела. Я кого хочешь задразнить могу. Ох, и противная! Ну разве она не псих?!
— Я ее не знаю.
— А я тебе говорю, что она псих! Не веришь мне, что ли?
— Верю. Но все-таки так нельзя.
— Много ты понимаешь! — заскучал Борька. — А зачем столько книжек? Чьи?
Он подошел к книжной полке и стал выдергивать оттуда книги.
— Мои.
— Врать-то! Столько?!
— Это еще мало.
— А я как открою книжку, так зевать начинаю — прямо челюсть вывехивается, рот не закрыть, хоть тресни! А вода у вас где? Обпился я от вашей рыбы. Ее, что ли, твой отец сам поймал?
— Сам! Ты не представляешь, какие там с ним приключения были! Он чуть не утонул.
Петя повел Борьку на кухню. Увидев голубой линолеум, Борька ахнул:
— Во! Это, я тебе скажу, рисуночек — почище Водкина! Солнце на полу! А его кто рисовал? Зачем на полу? Уж лучше бы — на потолке!
— Да это папа наливку разлил «Турецкий султан», — объяснил Петя.
— Мальчики, вам что? — спросила Полина Васильевна обращаясь к Борьке.
— А ничего! — ответил Борька и сунул рот под кран.
— Не смей! Вот тебе кипяченая вода!
Полина Васильевна показала на кастрюлю.
— А почему не в чайнике? Правда, я приученный — даже из лужи пил! А чайник ваш где?
— Нет чайника! — вздохнула хозяйка. — Погиб! Распаялся!
— Вот собака!
Полина Васильевна поморщилась. Ее коробила Борькина речь. Она многозначительно посмотрела на сына: «Вот кто пришел к тебе!»
А Петя не сводил с Борьки глаз и повторял каждое его движение. Даже пить ему захотелось, как Борьке.
Борька схватил со стола чашку, полез в кастрюлю, да попал не в ту. Не глядя, он зачерпнул чашкой молочный суп с макаронами. Макароны перевалились через край и попрыгали на пол, как живые. Борька присел на корточки и принялся ловить макароны, но они ему не давались.
— Вот черт, как скачут!
— У-у-у, сила! — поддержал его Петя.
— Ой, что наделал! Петя, что за жаргон?
— А он ничего такого не сказал, — заступился за него Борька. — Вот один мой знакомый такое раз выдал, что мать его чуть с балкона не свалилась. Она цветы поливала, и он ее не заметил. Знаешь Цаплина?
— Не знаю.
— Узнаешь — он в нашем классе. Ох и ругается! Хочешь, будем у него учиться? — предложил Борька.
Полина Васильевна всплеснула руками:
— Этого еще не хватало! Если я хоть слово услышу — берегитесь!
— А вы и не услышите, — успокоил ее Борька. — Мы при матерях не ругаемся! Мне моя раз так надавала!
Зазвонил телефон. Полина Васильевна вышла.
Борька спросил Петю:
— И чего она у тебя такая цеплячая? Что ни скажи ей — все не так!
Из коридора донеслось:
— Спасибо, спасибо! Превеликое спасибо! Сейчас полечу.
— Петя! — торжественно сказала мама, возвращаясь. — Нам достали чайник! Вы с Борей поиграете до папы, а потом Боря может идти домой. — Полина Васильевна улыбнулась Борьке. А уж тот расцвел, как настоящий красный мак. — Петя, поддерживай порядок. Я ушла.
— Вот повезло-то! — потирая руки, вполголоса сказал Красномак.
Странный владелец огорода
Пока происходили эти события, дядя Яша собирал урожай. Урожай в этом году выдался на славу. Груши, яблоки, огурцы, помидоры и капуста заполнили весь дом от чердака до подвала — ступить было некуда. Пришлось дяде Яше переселиться на крылечко. Каждую ночь он подкладывал под себя рыжую кофту от физкультурного костюма, накрывался звездным небом и пытался заснуть. Но плохо спалось ему на свежем воздухе, из головы не выходила встреча с Кривым Чуром и его компанией. Вроде бы и разговор был какой-то дурацкий — с таким даже в милицию не пойдешь, смеяться будут над старым человеком, — а не забылось страшное лицо кривого. «Нет, не буду я вам помощником, лихие люди, — шептал в темноте дядя Яша запоздалые слова отказа, дрожа от страха, — я вам скажу свое „нет“!» Но его храбрые слова слышали только летучие мыши, шуршавшие в теплом стоячем воздухе. Они носились над его домом и не могли попасть на свои родные места — чердак, заваленный грушами…
Два месяца прошло со дня страшной встречи. Но никто еще не навестил дядю Яшу. С каждым днем ожидание становилось все мучительнее. Он теперь не выезжал в город и совсем забросил торговлю, потому что стал бояться города. Ведь именно там они его схватили и стали пугать в самой людской гуще, и никто ему там не помог, наверное, потому, что и он, дядя Яша, никому в городе никогда не помогал. Здесь — на даче — другое дело: он столько внимания уделял своим фруктам-овощам, столько отдал им трудов, что они должны теперь защитить его. Бессловесные, они придавали ему силы, когда он видел их желтые, красные, зеленые мордочки. Пусть приходят бандиты. Здесь он скажет им заветное слово: «нет»!