Лёка
Шрифт:
В тот вечер милиционерам не попался никто. Не попался им и Максим, пробравшийся домой огородами, словно вор. Он очень замерз и наглотался морозного зимнего воздуха. От этого, а также от перенесенных волнений у него в тот же вечер начался сильный жар.
10
Спустя неделю побледневший, осунувшийся, но уже почти здоровый Максим впервые принимал дома гостя – к нему зашел Фидель.
– Ну ты дал, бродяга! – сказал Фидель, с улыбкой оглядывая товарища.
– Что да, то да! – согласился Максим. – Три дня – температура под сорок, и не спадала дольше, чем на час. Врачи говорят, еще с недельку дома посижу. Ну, что там, на фронте?
– Фронта больше нет, – с гордостью
– Что, серьезно? – удивился Максим. – А я вот, если честно, больше какой-то беды ждал. Как только жар прошел, и я что-то соображать начал, каждого стука боюсь – думаю, милиция заявилась.
– Я тебя понимаю! – кивнул Фидель. – Мне тоже поначалу везде люди в форме мерещились. Я, веришь ли, в первый день в школу не пошел – страшно было. Все гадал, убили мы кого-то или нет.
– И что?
– Не убили! – воскликнул Фидель радостно. – И представляешь, к нам Кефела в школу приходил.
– Да? – глаза Максима округлились. – Он же Собачовки как огня боится!
– Боится, – согласился Фидель. – Но через день после драки заявился и не один – с Рудым и с Хачеком. Мирные такие – прямо не узнать! Сразу же сказали, что пришли только поговорить.
– И о чем говорили? – глаза Максима горели любопытством.
– Все, как и предсказывал Пеля. Умный он, блин, хотя и сволочь, конечно! Мы проспектовских так напугали, что они сразу же предложили нам вечный мир, причем без каких-то условий. «Пацаны, – начал Фидель, копируя гнусавый выговор Кефелы, – что вы делаете? Два проломанных черепа, разбитый глаз, несколько сломанных пальцев, у Мясника обожженные ноги, он не меньше месяца в больнице проваляется! Пацаны, так же нельзя – а если и мы начнем с дубинками ходить и гранаты взрывать, что будет?! Мы тут между собой перетерли, и решили – надо, пацаны, завязывать – вы нам ничего не должны, мы – вам. Иначе – кровь, смерть, тюрьма…» В общем, – закончил Фидель своим обычным голосом, – заключен вечный мир. И Пеля говорит, что на этот раз мир будет долгим – никто нас больше не посмеет тронуть.
– Да? – с сомнением протянул Максим. – А мы? Мы тоже никого трогать не будем?
Фидель пожал плечами.
– За всех не скажу, – ответил он, – а я – точно никого! Как «чугунка» рванула, у меня чуть от ужаса волосы не повыпадали. Я не хочу пережить такое еще раз.
Друзья помолчали.
Они, конечно, не могли знать, что уличные войны для их поколения действительно закончились – битва на «Радуге» слишком напугала всех подростков Шахтерского. Они также не могли знать, что эпоха войн кварталов в городах Советского Союза вообще уходит в прошлое – наступало новое время, время распада огромной страны, время отчаянной погони за деньгами и успехом. Кулачные битвы толпа на толпу должны были уступить место новым, зачастую куда более опасным занятиям.
Но в Шахтерском война район на район еще должна была вспыхнуть в последний раз – спустя несколько лет подросший молодняк, те, кто с завистью и восторгом наблюдал битву на Сусликах, кто впитывал каждое слово о битве на «Радуге», вновь сошлись в схватке. Но на этот раз все было жестче: наученные примером старших, они сразу же стали использовать дубинки, ножи и самодельные гранаты…
Всего этого Фидель и Максим не знали. Не знали они и того, что криминальники, контролировавшие подростков, уже провели отбор среди этого поколения, и вскоре наиболее способные будут приспособлены к новому «делу».
Они не знали, что Боря Кефела и его друг Прыщ вольются в число наркоторговцев – будут возить маковую соломку из Западной Украины. Вскоре и они отведают наркотического кайфа, и спустя полгода Прыщ умрет от передозировки. Кефела продержится дольше, но наркотики подточат и его. Спустя несколько лет на вокзале города Днепропетровска истощенный опием Кефала потеряет сознание на глазах у постовых милиционеров. Милиционеры окажут пострадавшему помощь, но в его сумке найдут несколько килограммов соломки и большое количество опия сырца. Кефала получит большой срок – двенадцать лет.
Они не знали, что лидер микрорайоновских Саня Лаптев станет карточным шулером и будет «работать» в поездах дальнего следования. Спустя несколько лет он исчезнет из Шахтерского навсегда. В городе так и не узнают, что обезображенное ножевыми ранами тело Лаптева найдут на пустынном полустанке, невдалеке от Тулы. Труп похоронят как неопознанный – при нем не будет документов.
Они не знали, какая судьба ждет их самих, хотя кое-какие соображения на этот счет были.
– А у меня новость, – сообщил Фидель. – Пеля определил нам новое дело! Серьезно дело. Сказал – пора становиться взрослыми.
– И что же это за дело?
– Норковые шапки снимать, – ответил Фидель бодро.
Максим оторопело уставился на друга.
– Это не для всех, конечно, – объяснял Фидель, как показалось Максиму, с излишней, наигранной уверенностью. – Для тех, кто заслужил доверие, так сказать. Есть две группы: одну возглавляет Жорик, другую – я. В группе четыре или пять пацанов. Поздним вечером, в местечке потише, высматриваем мужичка в норковой шапке, желательно пьяненького, подходим, шапочку хвать – и вперед. А если мужичек сопротивляется – мы его тихонько дубиночкой стук – и бежать. Дубиночкой, ясное дело, аккуратненько – чтобы не покалечить. Вот и все дела! Шапку отдаем Пеле, он нам – долю. Хорошую долю! После этого недельку сидим тихо, чтобы ментов слишком не злить, потом выходим на охоту вновь. Жорик со своими уже вчера первую шапку добыли.
– И кого ты хочешь с собой взять?
– Ну, Длинного – нельзя. Сын районного прокурора снимает шапки – это сильно круто. Пусть лучше дядя Коля нас потом из ментовки вытягивает, если что. С собой возьму Бригадира, Корня, Кольку Шварца, тебя, когда выздоровеешь.
Максим потянулся к варенью, которое стояло на столе, потом долго, задумчиво молчал, мешая ложечкой варенье в блюдце.
– Федя, а зачем это нам? – спросил он наконец, впервые за много месяцев назвав Фиделя по имени. – Разве мы голодаем?! У нас ведь все есть – еда, одежда! Пока дают родители, но скоро окончим школу – будет работа, свои деньги. Шапки снимать – это ведь подсудное дело. Я не хочу в тюрьму.
– Да какая тюрьма? – хмыкнул Фидель. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-то из тех, кто шапки снимает, «на кичу» отправили? Нет? Я тоже не слышал! И потом, – добавил он серьезно, – я не хочу быть просто как все – работа, работа, раз в году – отпуск, потом опять работа… Я хочу жизни яркой, интересной. Времена ведь сейчас новые, много чего прокрутить можно. Пеля вот открывает кооператив – импортную технику из Киева сюда ввозить, а в универмаге будет отдел, где эту технику станут продавать. Пеля уже обо всем с директором универмага перетёр. И это еще не все – у него идей много. Конечно, у самого до всего руки не дойдут, поэтому ему нужны проверенные, на все способные пацаны, которым он будет доверять серьезные дела. Ты что, предлагаешь отдать все это Жорику? – Фидель ненадолго замолчал. – Да ты не дрейфь! – добавил он после паузы. – Пока ты лечишься, мы успеем пару шапок снять. Увидишь, как это просто и не опасно. Я хотел бы, чтобы ты был со мной. Мне ведь, как и Пеле, тоже нужны проверенные пацаны рядом!