Лекарь
Шрифт:
Однако, в гроте меня никто не ждал. Наше пристанище было ровно таким, каким я оставил его пару часов назад, отправляясь на поиски. Безрезультатно проторчав на побережье еще несколько часов, я принял решение идти в город. Возможно там я смогу что-нибудь разузнать если не про моего Варвара, то хотя бы получить информацию о судьбе отловленных обращенных. Конечно, оставался шанс быть отловленным самому и узнать судьбу бедолаг, так сказать, изнутри, но и сидеть сложа руки для меня тоже был не вариант. В конце концов, я всегда ценил понятие «дружба», а Варвар был моим единственным другом.
В городе царил хаос и беспредел. По узким улочкам стройными рядами маршировали солдаты групп реагирования,
«Предъявите документы и назовите цель вашего визита!»
Слова прозвучали настолько безжизненно, что я невольно подумал о механической имитации грозного охранника. Я протянул руку, где, как я надеялся, был сохранен опознавательный чип, и принялся терпеливо ждать, пока стражник считает с меня биометрику. Чип оказался не поврежден, и очень скоро оттаявший вояка почти приветливо произнес:
«По поводу обмена поднимитесь на второй этаж и обратитесь в третью дверь»
Я не решился уточнять, о каком обмене шла речь, ограничившись вежливым кивком. И отправился на второй этаж. За третьей дверью оказался обычный серый кабинет, оснащенный единственным рабочим столом без каких-либо приспособлений. Возле него восседал высокий крепкий мужчина, облаченный в неясного цвета халат, из-под которого неаккуратно торчали ободранные штаны. В этом временном отрезке никто не заморачивался внешним видом, и это только играло мне на руку.
«Приветствую, коллега, — равнодушно пробубнил он, — в какой области вы специализируетесь?»
Вероятно, ему уже передали новости, и мое появление вызвало только сугубо профессиональный интерес. Я был фармацевтом, но с легкостью разбирался в хирургии и неврологии, о чем и поведал хозяину кабинета. Тот удовлетворенно кивнул.
«Нам доставили новые образцы, — доверительно сообщил он, — однако на кой черт они нужны, если руководство требует решительных шагов. Отныне никакой снисходительности, только безоговорочное уничтожение! Народ бунтует и сомневается в наших успехах, ожидая чудес и наглядной демонстрации нашей работы. Будет им демонстрация!»
Человек говорил будто бы для себя, но я счел уместным отозваться на его реплики.
«Отлично, коллега, — бодро сообщил я, — с чего начнем?»
Я рассчитывал, что он отведет меня в лабораторию и предложит рассмотреть новые образцы, однако я круто ошибся.
«Сегодня вечером запланирована показательная казнь, — поделился он, — с нее и начнем, Прохор Степанович!»
Я подумал, что это такое сленговое выражение, означающее какую-нибудь планерку или общее собрание, и с готовностью выразил желание немедленно принять в ней участие. Я до сих пор сомневался, что мне так легко удалось проникнуть в секретную лабораторию и ждал подвоха. Коллега неожиданно весело засмеялся.
«Экий вы нетерпеливый, Прохор! Впрочем, молодые все горячие и стремительные. Эх, в какое время мы живем, Прохор! Время перемен и открытий, время научного прогресса, исследований и разработок, великих свершений и созидания!»
Мне казалось, я уже жил в какое-то подобное время, очень давно. Тогда тоже все стремились к созиданию и прогрессу. Я не стал спорить с энтузиастом и вопросительно уставился на коллегу, ожидая уточнений про показательную казнь.
«Мне наверно нужно как-то подготовиться? Собрать материалы или подготовить доклад? — изо всех сил кривлялся я, не до конца понимая в какой именно области проводятся упомянутые исследования и разработки.
Как оказалось, ничего такого готовить мне было не нужно. В мои обязанности входило содержать в чистоте приемные боксы.
«Вот как, — отрешенно думал я, спускаясь в подвал следом за своим восторженным коллегой, — я наивно рассчитывал, что со своей квалификацией удостоюсь чего — то поинтересней мытья горшков»
Приемные боксы занимали внушительную территорию, но выглядели относительно чисто. Мне вменялось в обязанности замывать кровь после необходимых процедур. Выразив незамысловатое пожелание созидать и прогрессировать, коллега в ободранных штанах покинул меня, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Что я тут делаю? — топорщилась неотвязная мысль, — вместо того, чтобы искать Варвара, я ликвидирую последствия необходимых процедур в полутемном подвале.»
К слову, все, что мне приходило на память в связи с моей новой работой, так или иначе имело отношение к невеселой процедуре вскрытия трупов. В боксе все говорило за то, что научные созидатели и творцы разделывали тут туши тварей, отловленных в городе или в поселках. Недаром же были упомянуты новые поступления.
На протяжении нескольких дней мне так и не пришлось проявить себя гениальным уборщиком. Никаких трупов в боксе не разделывали, никакие образцы не привозили, и к окончанию очередного рабочего дня я начал откровенно скучать в одиночестве. Мою тоску развеял вновь появившийся научный руководитель. У него было очень необычное имя, которое даже в мыслях звучало как заклинание. Его звали Персострат Даздрасмыгдович. Я по возможности избегал обращаться к нему по имени-отчеству, опасаясь вызвать сатану.
«Прохор Степанович! — с ноткой торжественности проговорил он, — я приглашаю вас на первое в вашей карьере заседание. Вы просто обязаны проявить себя как преданный и верный сторонник общего великого дела. Я очень рассчитываю, что молодые и перспективные кадры не посрамят наше страдающее отечество.»
От пафосности фраз сводило скулы, но в глазах Персострата Даздрасмыгдовича горел фанатичный огонь, сопротивляться которому, значило навлечь на свою голову многие проблемы.
Я послушно отложил швабру и аккуратно повесив халат на торчащий в стене гвоздь, двинулся следом за коллегой. Заседания в моей карьере уже случались, я с грустью вспомнил долгие посиделки в просторном светлом кабинете своего прежнего руководителя, но привычно не стал спорить с любезным Персостратом Даздрасмыгдовичем.
Темой сегодняшнего заседания продолжала оставаться самая животрепещущая из всех тем десятилетия. В огромном зале, выдержанном в самых строгих традициях интерьерных решений, собралось не меньше полутысячи слушателей. В самом конце зала красовалась внушительного вида трибуна, задрапированная серой тканью. Именно с нее предполагалось вещать выступающим на заседании. Я с интересом прослушал первую речь, впрочем, не узнав из нее ничего нового. После прозвучал следующий оратор, потом еще один. Они все толклись в одних и тех же фразах, виртуозно меняя их порядок и вызывая во мне легкое состояние полудремы. Я так ничего и не узнал про отловленных бедняг и это расстраивало меня больше всего. Наконец, на трибуну выполз незабвенный Прерсострат.