Лекарь
Шрифт:
«Да вот хрен его знает, прохожий. Еще несколько дней назад мы с приятелями грузили товар в приморском доке. Работа не Бог весть что, но за нее платили этими чертовыми коробками с химической дрянью. Не то, чтобы я был в восторге от всего этого, но другого найти не мог, так-то, прохожий. Так было до того дня, пока группы реагирования не решили прочесать доки. Как они сказали, в целях безопасности и профилактики. Пока они шерстили там, нас согнали в бытовку и приказали не высовываться. Мы проторчали там почти час, слушая гул и треск каких-то механизмов. А после я ничего не помню, приятель. Очнулся я на берегу среди нескольких моих коллег, те тоже ничего внятного сказать мне не могли. Видать группы безопасности посчитали нас
Мужик помолчал, словно раздумывая, и неожиданно решившись, прибавил:
«Вон, только нашего приятеля потрепало знатно. Шкура лохмотьями висит, а кто, за что, и, главное, когда с ним это сотворил, он сказать не может. Лежит и молчит. Ну так, а что мы можем, прохожий? Больницы закрыты, лекарства никакого.»
Я попросил разрешения взглянуть на беднягу, узнав в рассказе грузчика почти точное изложение истории Мартына. Грузчик представился мне Терентием и протолкнул внутрь тесного пространства. Коллега Терентия и в самом деле серьезно пострадал, и причина его увечий мне была, к сожалению, ясна. Такие следы оставляют уличные баталии, драки и нападения с применением всякого подручного оружия. Остальные «партизаны» тоже имели повреждения, но видно, этому досталось больше всех. Мне было нечем помочь пациенту с точки зрения современной медицины. Моя знаменитая сумка со снадобьями осталась в разрушенном подвале и возможно, снова исчезла. Однако я мог попытаться прибегнуть к своим новым умениям. Я попросил остальных сочувствующих оставить нас с пациентом наедине, поскольку мне отчаянно не хотелось афишировать свои способности первым встречным. Те нехотя поднялись и потянулись за стену, негромко переговариваясь между собой. Я тем временем, уложил внушительного вида больного на спину и осторожно провел над его израненной шкурой раскрытой ладонью. По кончикам пальцев промчались искры, пробуждая во мне теплую энергию. Я снова услышал в голове знакомые слова таинственного заговора и ощутил небывалую легкость всех своих движений. Я на какое-то время выпал из реальности, а когда снова пришел в себя, передо мной лежал уставший, измотанный, но совершенно целый пациент, погруженный в крепкий сон.
Моя теория подтверждалась. «Партизаны», появившиеся на побережье, еще вчера бродили по улицам в устрашающем облике диких и уничтожали все, повинуясь негласным приказам. Человеческий облик вернул им белый дым, который я создал из нордсвиллских кореньев, сжигая их в кострище. Этот способ мне подсказал кладбищенский сторож, вернув мне самому привычное обличие. Кажется, я нашел вариант избавление от напасти, думал я, выбираясь из подземелья. «Партизаны» терпеливо ожидали меня снаружи, неловко переминаясь с ноги на ногу и ожидая распоряжений. Их преображенное сознание все еще не возвратило себе способность мыслить самостоятельно, и толпа бывших диких нуждалась в установках. Я не умел командовать толпой, и в целом, старался держаться подальше от вопросов власти и управления, однако люди выжидательно смотрели на меня, увидев во мне нового лидера.
«Сегодня ночью твари снова выйдут на улицы, — произнес я первое, что пришло в голову, — нам будет необходимо ограничить их перемещение. Ваша задача отрезать их от внешнего мира, загнав в огненные кольца.»
Я не видел в своих приказах практического смысла, поскольку твари не реагировали на обычные кострища, однако я должен был чем-то озадачить растерянных великанов. Те мудро покивали головами и решили дождаться ночи, обживая заброшки.
«Я приду сюда ближе к ночи», — пообещал я, и повернул в сторону города, делиться с Женькой новостями.
Женька с Мартыном сидели на продавленном дедовом диване и вспоминали былое. Болтливый великан рассказывал любознательному Женьке о своем детстве, проведенном в южных краях, о своей бабке, научившей Мартына вести собственный бизнес, о чокнутом дедушке,
«Перед смертью бабка наказала мне молиться за грешную душу раба божьего Иннокентия», — поделился Мартын сокровенным и осекся на полуслове, заметив меня в дверях.
«В чем же так провинился дед Иннокентий? — не удержался я, вклиниваясь в стройное Мартыново повествование, — раз так отчаянно нуждался в отпущении грехов?»
Мартын замотал головой, не желая раскрывать семейные секреты.
«Она старая совсем была, бабка, — пробормотал он, — а под старость их всех тянет подводить итоги и мостить себе дорожку в рай. Не обращай внимания, Прохор, это просто воспоминания».
Я в свою очередь поделился более актуальными событиями, рассказав Женьке и Мартыну о своем знакомстве с «партизанами».
«Я уверен, что остальные блуждающие толпы диких имеют похожее происхождение, а если мои предположения верны, то можно попытаться очистить город от чудищ, придав их очищающему белому дыму. — проговорил я и внезапно замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Наши дружеские беседы притупили чувство бдительности, и никто из нас не заметил появление в квартире четвертого слушателя. Чокнутый дед внимательно наблюдал за нами из дверного проема, едва заметно поводя толстыми пальцами. Заметив наше внимание, он встряхнулся, и, придав голосу старческую рассудительность, многозначительно прошамкал:
«Оставайтесь дома, молодые люди, — посоветовал он, — нет ничего более безрассудного, чем вступать в неравные схватки с безумными тварями!»
После чего неслышно проник в захламленную кухню готовить обед. Естественно, никто не собирался прислушиваться к словам полубезумного деда. С наступлением темноты Женька решительно поднялся и, кивнув мне головой, потянулся в прихожую. Меня ожидали на берегу обращенные грузчики доков, и я не мог разочаровать их своим невниманием. Мартын решил пойти с нами за компанию. Возле самой двери Женька вдруг застыл истуканом и неестественно выгнувшись, попятился назад.
«Что с тобой? — вскинулся Мартын, рассмотрев в Женькином поведении симптомы неведомой болезни. При всех своих высоких интеллектуальных показателях, Мартын так и не разобрался в истинных дедовых способностях, видя в рассказах Женьки слишком художественное изложение историй. Женька никак не отреагировал на заботливый интерес Мартына, продолжая извиваться в замысловатых пируэтах.
«Прекратите! — рявкнул я, оборачиваясь к старцу. Я тоже кое-что мог, и без усилий нейтрализовал бы умельца, однако мне не хотелось прямо сейчас затевать эзотерические битвы, демонстрируя небывалые способности. Дед что-то уловил в моем голосе и бессильно повесил руки вдоль толстой туши.
«Сидите дома, — упрямо повторил он, — послушайтесь голоса разума!»
Исчерпав все рычаги воздействия на несговорчивых квартирантов, дед тяжело прошелся по комнате, то и дело останавливаясь и предаваясь раздумьям. По всему было заметно, что он хочет донести до нас какую-то мысль, однако всякий раз его что-то останавливало, и он продолжал свое тревожное перемещение. Женька, обретя прежние навыки вербального общения, недовольно проговорил:
«Мы очень благодарны вам за приют, однако торчать в четырех стенах безвылазно мы не можем. Это рождает неудобство и вам, и нам. Вынужден попрощаться с вами, любезный. Не задерживайте нас!»
Дед не удостоил Женьку внятным ответом, вновь ринувшись к входной двери.
«Сидите здесь! — грозно рявкнул он, выпадая из образа старичка-добрячка, — не высовывайтесь и не подходите к окнам!»
После чего шагнул за порог и захлопнул дверь, отрезая нас от внешнего мира. На некоторое время в комнате повисла глухая тишина.
«Что он задумал?» — пискнул Женька спустя продолжительную паузу и сделал безуспешную попытку открыть дверь. Та была намертво вжата в косяк и усилиям не поддавалась.