Лекарь
Шрифт:
За ужином она правда немного приоткрыла таинственную завесу своей деятельности, рассказав о новом изобретении, над которым трудится все мировое сообщество. Добровольно лишенные источников информации, мы с изумлением узнавали весьма шокирующие факты. Неведомая инфекция, постепенно сошедшая на нет, оставила после себя сдачу, наградив переболевших и обратившихся граждан заторможенным сознанием и неадекватным восприятием действительности. Пока подобные факты были зафиксированы в весьма ограниченном числе, и касались преимущественно жителей окраин, однако власти всерьез обеспокоились проблемой распространения новой заразы и нагрузили научный мир новыми задачами. Настя рассказывала о новостях, сохраняя полупрезрительное выражение измотанного трудовыми буднями
«Заряди браслет, Женя, — пробормотал я, — узнаем новости из первоисточника».
Я рассчитывал услышать размеренный суровый голос, отрывисто вещающей о начале новой мировой катастрофы и приготовился к новому витку советов и распоряжений. Каково было мое удивление, когда вместо привычного перечисления пунктов, которые следует соблюдать, до меня донеслось весьма фривольное сообщение о полном ахнунге, разбавленное обязательным пожеланием всех ознакомленных с текущими событиями валить лесом. Женька, наконец-то вспомнивший о хороших манерах, только хмыкал, отказываясь верить услышанному.
«Как они вообще допустили такие речи в эфир? — бормотал он, вспоминая о жесткой цензуре и тщательной фильтрации всего, что было призвано служить новостями. — может, это какая-нибудь альтернативная волна?»
Последнее предположение не выдерживало никакой критики. Информационная волна была единственной, все прочие источники были изъяты из обращения и подвергнуты остракизму. Мне было даже интересно послушать что-то такое, что стало для меня давно забытым и нереальным. Данные, полученные от Анастасии совпадали с тем, что услышали мы, ну, во всяком случае, своим смысловым наполнением. Способы донесения, разумеется, немного отличались. Во мне снова шевельнулся задремавший ученый, и я решительно двинулся вниз, игнорируя основы приличия.
Настя сидела в столовой, оперевшись на согнутые руки и незаметно покачивалась из стороны в сторону. Возможно, таким образом она пыталась обрести утраченную силу и зарядиться энергией. А может, просто решила примкнуть к рядам занедуживших.
«Не спится?» — пробормотал я наудачу, не рассчитывая на задушевные беседы.
Настя помотала головой и подняла на меня покрасневшие глаза.
«Ох, Прохор, — едва слышно выдохнула она, — все, что мы делаем, бесполезно. Безумие прогрессирует и вряд ли мы сможем так быстро остановить его. Наша лаборатория считается независимой и секретной, впрочем, сейчас нет ни одной, которая не носила бы такого почетного звания. Так вот, сотрудники, которые составляют основной штат, жонглируют теми составляющими, из которых состряпано противоядие. Они просто не в состоянии создать что-то кардинально новое, но продолжают корчить из себя невероятно умных и значимых. Я говорила тебе то же самое про сотрудников Центра изучения чрезвычайных ситуации, я ошибалась, Прохор. Если сравнивать интеллектуальные показатели, то мой предыдущий босс просто гуру медицины в сравнении с нынешним. Ты слышал, что научным сообществом пересмотрены нормативы умственного и эмоционального развития и внесены корректировки? Теперь умным считается тот, кто умеет складывать в пределах первого десятка и может отличить треугольник от синего цвета.»
Я ничего такого не слышал, поскольку весь последний год сознательно не обращался к своему браслету. Откровения Насти шокировали, а мне снова захотелось вернуться в строй. Я еще помнил таблицу умножения и мог переходить улицу на зеленый свет, я мог бы принести пользу обществу.
«Насколько независима ваша лаборатория?» — вскользь поинтересовался я, стараясь не выдать любопытства больше, чем следует.
«Очень независимая, — усмехнулась Настя, — настолько, что она не зарегистрирована ни в одном научном реестре. Она создана профессионалами, которые разочаровались в своей государственной
Настя снова замолчала, а я подумал о том, что активная девушка в курсе моей причастности к медицине и науке, и вполне могла бы предложить составить им компанию. Однако, Настя предпочитала молча рассматривать стены и предаваться унынию. Я не стал напрашиваться, и пожелав ей спокойной ночи, отправился наверх.
Глава 35.
Женька откровенно скучал, находясь в вынужденной изоляции. Его пугал интерьер пафосного жилища новой знакомой, сама же знакомая не производила на приземленного Женьку никакого впечатления. Узнав о ее принадлежности к ученой братии, Женька потерял к теме интерес, справедливо видя в симпатичной барышне очередную одержимую.
«Как можно настолько глубоко погружаться в науку? — думал он, прислушиваясь к негромким беседам Тихона и Насти, — тем более, что по ее же словам, особых результатов это погружение не приносит»
Вечерние брифинги были нечастыми, скорее это был просто повод для Тихона оправдать свое присутствие в чужом доме, и попытка принести хоть какую-нибудь пользу, делясь советами. Настя почему-то не желала расставаться со скромными постояльцами, аргументируя тем, что очень боится жить в таких огромных хоромах в одиночестве. Как-то вечером она, после трехдневного отсутствия показалась на пороге с девчушкой лет шести-семи, худенькой и невероятно застенчивой.
«Моя нянька, которая присматривала за Соней, больше не желает нести ответственность за чужого ребенка, — объяснила Настя свое решение, — так она заявила мне, когда я заехала навестить Соню. Прохор, не мог бы ты сегодня присмотреть за ней, пока я буду на работе? К следующему дню я постараюсь определить ее в группу надзора. Очень тебя прошу, Прохор, выручи.»
У Насти была странная манера вести диалоги. Она как будто и вовсе не замечала присутствие в квартире еще одного жильца, всегда обращаясь только к Прохору. Женька даже не мог бы сказать с уверенностью, что придирчивая Настя знает его имя. Варвар не обижался на такое отчетливое игнорирование. Ему было достаточно и того, что Настя не гонит его прочь и иногда кормит обедом. Впрочем, Женька с удовольствием бы и вовсе сбежал из негаданного пристанища, ощущая их общую с Тихоном ненужность и неуместность присутствия. Однако, отзывчивый Прохор Степанович конечно же согласился стать нянькой, оговорив точное время, ограничив его до пары суток.
«Не дольше, Настя, — заявил он, — я не знаток детской психологии.»
Настя очень серьезно кивнула и пообещала, что уже завтра Сони тут не будет. Отвратительно пугающие своим названием группы надзора были созданы в период эпидемии как раз для таких случаев и собирали под свое крыло детей разных возрастов. Тихон, послушав подробный отчет об условиях набора в группы, еще раз напомнил Насте о паре суток и, пожелав удачного дня, грустно обернулся к Женьке.
«Что делать, приятель, — покаянно пробормотал он, — мне приходиться соблюдать эти чертовы условности и правила, иначе я не могу. К тому же жить в человеческих условиях куда предпочтительней ночевок в оврагах»
Женька решил никак не комментировать такое расплывчатое объяснение, переключив все внимание на нечаянную подопечную.
«Привет, — кивнул он девчушке, продолжавшей неподвижно стоять в дверях. — давай знакомиться. Ты — Соня, твоего нового няньку зовут Прохор, а я Женя и не имею к процессу воспитания никакого отношения!»
Соня никак не отреагировала на Женькины приветствия и неловко протиснулась в гостиную. В ее поведении, жестах и мимике присутствовала та самая скованность, которая громче всяких слов говорила об одиноком житье, об отсутствии навыков общения и целом списке комплексов, терзающих заторможенную воспитанницу.