Лекарство
Шрифт:
– Так. Что тут за делегация? Работа стоит, и каждая минута простоя может вылиться нам в миллионы рублей! А вы почему здесь, Виктор Львочич? – обратился он к нему, будто случайно заметив. – Вы же, кажется, не состоите в штате наших сотрудников? Или я ошибаюсь?
– Я здесь по делу личного характера, – насупился Виктор Львович, – и вовсе не претендую на должность в вашем штате, какой бы оклад вы не предлагали!
– Почетно, – невозмутимо отпарировал делец, – тогда попрошу вас освободить помещение и не отвлекать от работы нашего ценного сотрудника, который по договору, к тому же, должен находиться в это время в лаборатории!
Последние слова Заваев
– Отец! Мы с тобой еще свидимся, обещаю!
– Не свидитесь, – процедил сквозь зубы Заваев, смотря, как уводят Кирилла и его дядю с территории КПП, а ученый, понурив голову, поплелся в лабораторию. Тело его под лучами дневного солнца поблескивало, как зеркальная морская гладь.
Олег Николаевич поспешил в кабинет, предчувствуя, как миллионные потоки плывут к нему в руки, а счета в банках растут в геометрической прогрессии.
Глава 9. Грош цена.
На следующий день Кирилл отправился в больницу. По дороге он попал в пробку, не успев доехать до нужного поворота. Впрочем, он этому крайне обрадовался, и откинулся на водительское сиденье. Голова ныла. Вдобавок, и самое главное, – ничего не приходило на ум, что сказать Наташе. Зная ее чувствительность и сердобольность, сказать ей в лоб правду было бы то же самое, что полоснуть по сердцу ножом. Скрыть, утаить? Но тогда внутри него самого что-то крутило, выворачивало. Как он посмотрит ей в глаза, что скажет? Что вышла замуж она за человека, гены которого разрушены выведенными искусственно бактериями? Что благодарить за такой подарок нужно его отца? Но почему-то же именно он был его отцом! Как всё это рассказать ей?
В больнице он поздоровался с лечащим врачом, узнал, что никаких улучшений по-прежнему нет, и вошел в палату для мам с маленькими детками.
– Хорошо, что у вас тут отдельная комнатка, – шепотом произнес Кирилл, целуя жену в подставленную щечку.
– Да, спасибо завотделением: он, когда услышал, что Миша – внук самого Быстрякова, то тут же определил его сюда. Вовсю же идет реклама, слышал?
– Да-да... спасение тысячелетия...
– И он там идет в списке ученых, сделавших главный вклад в осуществление мечты человечества о полной защите от вирусов!
– Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, Наташа, – начал неспешно Кирилл, подбирая и взвешивая каждое слово, будто пробуя на вкус ложку с горячим супом – не обожжешься ли? – И знаешь, не всё так однозначно в этом открытии. И за каждое улучшение нужно чем-то пожертвовать. Давай на примере отца – он принимает лекарство со стадий его разработки более десяти лет – расскажу тебе о том, какая жизнь ожидает счастливых покупателей здоровья.
И он рассказал Наташе всю правду, не утаив о том, какой отец был до приема лекарства, хотя эти воспоминания еле-еле теплились, и после того, как получил в распоряжение нестареющее тело.
– Весь побитый, измученный, израненный и истерзанный душой он напомнил мне одного кролика из детства. Не того, что был у нас, а другого. Такие же глаза с отсутствием в них смысла жизни. А какие муки ждут любого, кто решит потом отказаться от приема – это тебе и рассказать боюсь. Не знаю, о чем думают частные фармацевтические заводы, запускающие производство. Может, о сверхприбыли,
Наташа безотрывно смотрела в его глаза, и, казалось, проникла в самую душу и увидела там ту боль, с которой он пришел к ней. Тихо она опустила глаза и головку, как поникший цветок без живительной влаги, и без движения, не шелохнувшись, просидела так долгие десять минут. Оцепенение отошло, и, чуть приподняв глаза, она вполголоса сказала:
– Я не желаю таких мук нашему малышу. Какой жестокосердной я буду, если удержу Мишу на этой земле, обрекая его на безрадостное прозябание. Я тебя знаю почти с детства, Кирилл, и верю, что ты не обманываешь меня. И что нет средства для спасения. Иначе я ни за что тебе этого не прощу до конца жизни!
Она подняла глаза и встретилась взглядом с твердыми, не дрогнувшими глазами мужа, в которых светилось лишь бесконечное, невыразимое сожаление. Он прекрасно понимал, кто больше всего изведется, если ребенок умрет, к чему всё и шло.
Дома он сидел один у окна в питомнике дяди. За окном мерцали летние звезды, чуть видневшиеся сквозь огни большого города. Рядом, в клетках, шуршали многочисленные питомцы. Многие из них успокоились после дневной возни и отходили ко сну.
– Кирилл, ты дома? – сильно прогремел с порога пустой квартиры дядин голос.
– Где же мне быть? – ответил племянник вопросом на вопрос.
– Это хорошо. Нам нужно собраться на военный совет, – сказал Виктор Львович, сбрасывая на ходу рабочий костюм и надевая домашнюю пижаму. – Сперва на кухню. Горячий чай, бутерброды... а война по расписанию потом.
Они перекусили, попили чай, и только когда последняя чашка оказалась вымыта и поставлена в сушилку шкафа, дядя обратился к племяннику.
– Нам нужно что-то придумать, чтобы остановить производство Заваева. Да так, чтобы повторить это никто не смог. Мы с твоим отцом стояли у истоков этой разработки. Многие головы полетели с тех пор. Если сейчас уничтожить все наработки за долгие годы – то никто не повторит это смертоносное лекарство. Твой отец, я знаю, будет теперь «за», хотя ему понадобилось целых десять лет, чтобы прийти к такой же мысли. Хотя, надо отдать должное, белые мышки чувствуют себя просто великолепно в хороших условиях и могли бы жить, по моим прикидкам, намного дольше. И кролик наш, Бурик, под действием лекарства пожил бы еще. Но к чему приводят игры с природой, когда пытаются ее обдурить, – мы тоже видим! Итак, долгая процедура регистрации препарата «Спасение тысячелетия» закончена, патент получен, и производство Заваева вот-вот запустит в массовый сбыт тысячи капсул с чудо-таблетками! Мы должны их остановить.
– Как? – только и вымолвил загрустивший Кирилл.
– Тут у нас есть определенное преимущество. Мне удалось собрать пострадавших коллег. Они дошли до отчаяния, пытаясь остановить исследования, поняв их исключительную опасность. Но у Заваева всё куплено, и ни на телевидение, ни в СМИ не попадают материалы с их протестами. Слишком много заинтересованных лиц вовлечено. Так что теперь от протестов словами мы переходим к протесту делом. И поверь мне, от этих исследований не останется ни следа, если мы попадем в их логово. С нами и опытный компьютерщик, и крепкий мужчина, в прошлом – афганец, с припрятанным в схронах автоматом, так что дело за малым.