Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 1
Шрифт:
–– Не опозорю, отец! – улыбнулся Пьеро.
–– Я верю в тебя!
Катарина смотрела на своего возлюбленного, как на сошедшего с небес ангела. Её глаза горели восхищением и восторгом: ведь ему действительно оказывалось высокое доверие флорентийского королевского Двора и кардинала Тосканы, а это просто не укладывалось у неё в голове.
–– Ты у меня самый… самый… – не в силах найти те слова, которые могли бы выразить её чувства, пролепетала Катарина.
–– И мой отец, как видишь, тоже!.. – улыбнулся ей Пьеро.
Он обнял её за плечи, и они направились в дом. За ними пошли сире Антонио, садовник Джан-Баттиста и, радостно виляя хвостом, пёс Эльдо. Обернувшись через плечо на отца, Пьеро склонился над ухом Катарины и ласково ей прошептал:
–– Ну вот… Тётушка Туцци и мы – всё боялись его одержимого желания к получению аристократического титула!..
Г Л А В А 5.
Утром, с первыми лучами солнца, сире Антонио и Пьеро, попрощавшись с Катариной и домашней прислугой, отправились к церкви Санта-Кроче. Блюститель Священной Канцелярии Святой отец фра Марко Черризи со своим пятилетним воспитанником Марио Сантано уже поджидали их, приготовив для них два рекомендательных письма: одно для Пьеро; второе для того, на кого укажет перст собрания Коммуны флорентийской аристократической Синьории. Это второе письмо, на самом деле, сире Антонио да Винчи подразумевал для одной весьма влиятельной особы не аристократического происхождения, но пользовавшейся большим авторитетом у титулованных особ и принимавшей участие во всех собраниях Коммуны флорентийской Синьории. Звали эту особу мадонна Альбьере ди сире Джованни Амадори. Именно для неё, в обход флорентийского кардинала, сире Антонио приготовил второе рекомендательное письмо от Священной Канцелярии, которое, хоть и было написано провинциальным священником, по силе не уступало кардинальскому. Умудрённый жизненным опытом, нотариус знал толк в интригах, как обойти высокие официальные инстанции и добиться своей цели. Он так же, как и в законах юриспруденции, прекрасно разбирался в светской жизни высшей аристократии и знал, что, выступив на собрании Коммуны флорентийской Синьории с рекомендательным письмом от Священной Канцелярии, отобьёт охоту у светских особ к выполнению Священной дипломатической миссии по возвращению преступников Святому судилищу Инквизиции. И, скорее всего, этот выбор падёт на мадонну Альбьере ди сире Джованни Амадори, не имевшей аристократического титула. Её держали в коммуне Синьории именно для таких миссий, в которых участие титулованных особ не представлялось почётным. Сире Антонио да Винчи и мадонна Альбьере ди Амадори имели давнюю дружбу и с выгодой для себя всегда помогали друг другу.
Получив письмо от фра Марко Черризи, в котором пустовало место для имени, сире Антонио спрятал его во внутреннем кармане камзола, решив до поры до времени придержать его у себя, не показывая мадонне Альбьере. Теперь перед ним стояла ещё одна, последняя, задача, занявшая все его мысли, а именно: зная Пьеро, его честность, чистоту души и целеустремлённость, он вдруг осознал, что отведённого до свадьбы времени для него будет вполне достаточно, чтобы решить все вопросы с возвращением преступников Священной Канцелярии. Стремясь успеть к свадьбе, Пьеро ни перед чем не остановится, вплоть до полного разорения родовой казны, имевшей за более чем столетний период родового занятия нотариальным делом солидное накопление… А этого допустить сире Антонио никак не мог. Снабдив Пьеро денежной суммой в размере десяти тысяч сирийских дукатов, он проводил кортеж Святых приставов, состоящий из двенадцати злейших стражников Священной Канцелярии, которыми теперь руководил его сын, до окраины села и, простившись с ним, заспешил окольными тропами в Болонью, город, стоявший на пути из Флоренции в Венецию. Болонья славилась тем, что в её окрестностях орудовали бесчисленные банды контрабандистов, контролировавших все торговые связи между Венецией и всей южной частью Италии. Святейшая Инквизиция не могла до них добраться и отправить на костёр, так как им покровительствовала Коммуна болонской аристократической Синьории, получавшая немалые проценты от их контрабандно-торговой деятельности. Во главе болонской аристократической Коммуны стоял граф Паоло Арвицца, человек высочайшего ума, образованный, с утончённым вкусом, корыстолюбивый и бесстрашный, не лишённый здорового юмора и благородства, которое каким-то невообразимым образом сочеталось с его беспринципностью. Одним своим видом граф наводил страх не только на членов аристократической Синьории, но и на всех, знавших его, контрабандистов и разбойников, попавших под его влияние.
Не отдыхая ни днём, ни ночью, меняя почтовых лошадей, сире Антонио торопился в Болонью, в замок палаццио Арвицца, некогда принадлежавший одному светскому вельможе по имени Козимо Торельо, умершего от эпидемии чумы; и ставшего впоследствии, не без участия сире Антонио, резиденцией разбойного графа Паоло Арвицца. Опередив кортеж Святых приставов, сопровождавших его сына в Венецию, на целые сутки, сире Антонио прибыл в Болонью глубокой ночью и, отыскав замок графа, постучал в его массивные дубовые ворота. Назвав своё имя стражнику, он попросил его немедленно доложить о нём его хозяину.
–– Граф знает обо мне! – повелительно заявил он берровьеру. – Скажи, что дело, по которому я прибыл, не терпит отлагательств до утра и сулит твоему хозяину солидное денежное вознаграждение! – увидев его нерешительность, он понял, что прислуге строжайше запрещено будить хозяина ночью. Протянув стражнику два флорина, сире Антонио добавил: – Один для вас, другой для камердинера… Через него попробуйте доложить графу о моём визите, а, когда вернётесь, я угощу вас ещё одним сольдо!.. – подкинул он в руке монету, чтобы берровьеру легче было справиться со своей нерешительностью.
Стражник, закрыв оконце в воротах, исчез. Спустя несколько минут он вновь появился и, открыв тяжёлую входную дверь в воротах, впустил сире Антонио во двор. Получив от него сольдо, он проводил его к парадному входу замка, перепоручив в руки упитанного, толстого камердинера.
–– Я доложил графу о вас, сире Антонио да Винчи, и он ожидает вас в гостиной, – склонился толстяк перед сире Антонио, протянув руку вперёд для «чаевых».
Усмехнувшись его жесту, флорентийский нотариус всё-таки вложил в его растопыренную пятерню флорин и затем направился за ним.
В огромной гостиной замка, украшенной картинами известных итальянских художников, персидскими коврами и резными позолоченными канделябрами, перед камином из дымчато-серого мрамора, развалившись в кожаном кресле, их ожидал граф Паоло Арвицца. В руках он держал шпагу, на острие которой был насажен кусок ветчины и которую он поджаривал на огне камина; рядом с ним на огромном дубовом столе великолепной резной работы стояли бутылка красного болонского вина и фрукты. Граф не позаботился одеться в верхнюю одежду и предстал глазам ночного визитёра в непривычном виде для гостеприимства: он сидел в ночной рубашке, заправленной в атласные дутые панталоны. На ступнях его ног красовались остроносые турецкие тапочки, на плечи был накинут расшитый узорами персидский халат. Чёрные, спутанные от сна волосы, беспорядочно спадали на плечи. Взгляд графа излучал сонливость, поэтому, когда в гостиной объявился камердинер и громко доложил о прибытии гостя, он даже не двинулся, чтобы хотя бы склонить голову для приветствия. Искоса и недовольно бросив надменный взгляд на сире Антонио, он жестом руки указал ему на кожаное кресло за дубовым резным столом.
–– Вы с дороги, сире Антонио, и наверняка проголодались, – негромко высказался он.– Прошу занять место за столом и отужинать со мной. Не взыщите, что я в таком виде и без церемоний, но вы знаете сейчас который час… Камердинер доложил, что у вас имеется ко мне неотложное и чрезвычайное дело, поэтому я считаю, что церемонии в этом случае неуместны – они только затянут время, отодвинут его решение и главное: помешают мне выспаться!
–– Вы абсолютно правы, ваша Светлость! – чуть склонил голову сире Антонио и, не жеманясь, занял предложенное место за столом.
Граф вынул из огня кусок ветчины и поднёс её к глазам. В свои сорок с небольшим лет он страдал близорукостью. Рассмотрев со всех сторон румяную обжаренную корочку, он удовлетворённо снял ветчину со шпаги на широкое золотое блюдо, и, взяв со стола нож и нарезав её тонкими ломтиками, налил вина в стеклянные венецианские бокалы на длинных ножках.
–– Прекрасная ночь, сире Антонио! – поднял граф бокал, улыбаясь вовсю ширь своих ослепительно белых, как у молодого юноши, зубов. – Она навевает мысли о будущем, не правда ли?
–– Совершенно с вами согласен!
–– Выпьем же, чтобы наше будущее правильным эхом отзывалось на наши мечты!
Их бокалы со звоном ударились. Положив в рот по дольке апельсина, граф Арвицца и сире Антонио взяли из золотого блюда по кусочку ароматной ветчины.
–– Ложась сегодня спать с возлюбленной… – начал, было, граф. – Я приоткрыл для себя…
–– У вас есть возлюбленная?! – удивлённо вскинул брови сире Антонио.
–– А-а! Так… – небрежно отмахнулся Арвицца. – Молодая бедная особа, контадина, не лишённая страстной прелести и ясного ума, затмевающая себе разум представлениями о том, как она будет выглядеть в золотой парче… Впрочем, в её юношеском возрасте все девушки, независимо от происхождения, мысленно примеряют на себе королевские платья!.. Не правда ли, сире Антонио?