Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3
Шрифт:
По телу Леонардо прошла судорожная волна, в глазах сверкнул протест, но зримой болью в них осталась безысходность. Он тяжело вздохнул.
–– В твоих словах звучит здравый смысл, – ласково посмотрел он на неё. – Я подчиняюсь!
Лицо Лизы озарилось улыбкой. Она снова склонилась над малышкой и стала тихо приговаривать ей нежные слова. Леонардо продолжил делать начатый набросок. Его уверенная рука быстро наносила контуры моны Лизы, но вместо новорождённой дочки он рисовал младенца-мальчика. И это неудивительно: в моне Лизе он видел свою маму, а в дочери Катарине – себя! Он работал так вдохновенно, что забыл об ужине… Пройдут годы, и этот набросок бесследно исчезнет, как и множество его работ, но останется подобная ему картина под названием «Мадонна Литта», созданная им в конце XV века. Напишет он её, использовав тот же приём, что и в картине «Тайная Вечеря», написанной им на стене трапезной монастыря
Г Л А В А 3.
Утреннее появление Леонардо перед сеньорами Совета Десяти на следующий день в палаццо Веккьо стало для них полной неожиданностью. Их очередное собрание проходило в зале совещания сенаторов, куда он ввалился, не дав секретарям объявить собравшемуся Совету о его приходе. Сеньор Пьеро Мартелли уже находился среди почтенной знати, но он и словом не обмолвился о том, что его друг вчера прибыл из Рима. Начиналось обсуждение наболевшего вопроса о военном противодействии пизанцам и о строительных работах по сооружению канала. Леонардо появился в тот момент, когда разговор зашёл о количестве каторжников и численности отряда берровьеров джустиции, призванных для их охраны и охраны строительных сооружений. С докладом по этому вопросу выступал архитектор-строитель из Феррары, руководивший венецианскими каналостроителями, мессере Рудо Пиччино. Появление Леонардо прервало его выступление и заставило сеньоров притихнуть в зале. В руках мастер держал письмо гонфалоньера сеньора Пьеро Содерини, послужившее ему пропуском в Совет Синьории.
–– Прошу простить меня за то, что предварительно не сообщил вам о своём визите, – сняв с головы берет, учтиво поклонился он сеньорам. – Но я думаю, что эту мою маленькую оплошность вы отнесёте к моему достоинству немедленно являться на помощь соотечественникам по их первому зову! – потряс он письмом.
В зале наступила тишина. Ожидаемый Леонардо эффект от его неожиданного появления и такого обращения его к Совету вызвал у сеньоров совершенно обратную реакцию. Все они хорошо помнили о том, что ещё совсем недавно он служил дону Чезаре Борджа, что он делал для Знаменосца Римской Церкви географические карты Флорентийской Республики, и создавал для него оружие, чтобы Церковный гонфалоньер мог захватить её и присоединить к Римской Кампаньи. Леонардо с опозданием понял, что ему надо было появиться перед сеньорами скромнее и обойтись без бравады, прозвучавшей как издевательская насмешка над собравшимися в этом зале. Он почувствовал, что вокруг него сгущаются сумерки отчуждения. Гонфалоньер Совета Десяти, сеньор Пьеро Содерини, председательствующий на собрании, приветствовал его неподвижным каменным лицом, чуть склонив голову, и затем холодным жестом руки указал на свободное место на скамье учёных.
–– Мы тронуты вашим достоинством, мессере Леонардо! – прозвучала его ответная ирония.
И далее за всё время совещания Совета к нему больше никто ни разу не обратился. Все вопросы обсуждались без него, чего никак не ожидал даже сеньор Пьеро Мартелли. Он дожидался удобного случая выдвинуть предложение дать возможность Леонардо высказать мнение по поводу будущего строительства канала и предстоящих военных действий против пизанцев – этого не произошло; стало ясно, что с Леонардо, после падения дона Чезаре Борджа с высоты власти, никто считаться теперь не будет. В очередной раз Леонардо почувствовал себя раздавленным. По окончании совещательного совета сеньоры, сенаторы и учёные выходили из зала, не удостаивая его взглядом; те же, кто всё-таки и скользил по нему взором, в их глазах он видел презрение и насмешку. Гонфалоньер Пьеро Содерини, проходя мимо него, сделал вид, что как будто только что его заметил.
–– Мессере Леонардо, как я рад!.. – изобразил он на лице приторную улыбку. – Что ж вы так скромно сидите?.. А у меня для вас есть кое-что!..
Леонардо с удовольствием бы отвернулся, чтобы не смотреть на эту фальшивую маску дружелюбия, надетую на тощее лицо гонфалоньера, как растоптанный сапог на костлявую ногу, но он не мог себе этого позволить.
–– Что именно? – выдавил он с трудом.
–– Пойдёмте, я вас порадую!
И Леонардо ничего не оставалось делать, как пойти за гонфалоньером. В окружении нескольких сенаторов, секретаря сире Николо Макиавелли и сеньора Пьеро Мартелли они вышли из палаццо Веккьо и направились к собору Мария дель Фьоре. Леонардо всю дорогу пытался понять, зачем они туда идут, ведь тридцать лет назад в этот собор на него был отправлен донос, обвинявший его в содомии, и неужели и сейчас его ждут «отголоски» той мерзкой клеветы? Но всё для него стало ясно, когда настоятель собора, епископ Венедикт, проводил их в соборно-монастырские строительные склады, где ещё в бытность его молодости лежала испорченная нерадивым ваятелем огромная плита белого мрамора. Монахи из скупости её не выбрасывали, а правители Флоренции использовали плиту в целях подавления и унижения тех мастеров, кто не вызывал у них симпатий, предлагая им сделать из неё скульптуру.
–– Всем давно известно, что вы человек, которому подвластно невозможное! – с плохо скрываемым ехидством заговорил гонфалоньер сеньор Пьеро Содерини, усевшись на плиту. – Нет ни одного скульптора, отважившегося сделать из этой испорченной глыбы хоть что-нибудь стоящее… У нас одна надежда на вас, мессере Леонардо! Явите Флоренции чудо и сделайте из неё шедевр, достойный вашего гения!.. Ведь именно о вашем достоинстве, если я не ослышался, вы сказали в первую очередь, войдя в собрание Совета?! – засветились его глаза откровенной желчью; Леонардо смотрел на него бесстрастно, не отводя взгляда. – С вашей неторопливостью, с какой вы шестнадцать лет делали Колосс Франческо-Аттендолло Сфорца для миланского Двора, я думаю, вам не составит труда явить такое чудо Флоренции! – недвусмысленным намёком на неудачу закончил он.
Сеньоры, монахи, настоятель собора епископ Венедикт, секретарь Николо Макиавелли выжидающе смотрели на Леонардо: что он ответит гонфалоньеру; у многих из них на губах играла насмешка. Сеньор Пьеро Мартелли, зная, каково сейчас его другу, помрачнев от горечи, смотрел на него с тревогой. Леонардо выглядел так, словно ни одна издевательская язвительность верховного правителя его не касалась – этот урок полезного самообладания он получил от герцога Валентино в дополнение к своему «плащу Терпения». Понимая, что гонфалоньер и сеньоры ждут от него проигрышного отступления перед вынесенной ему задачей и покорной просительности поменять её на другое задание, он сам рассмеялся им в лицо.
–– А вы не боитесь, сеньор Содерини, что перед соборными священнослужителями Христовой Обители я обвиню вас в дьявольском пороке, ибо явление чуда не принадлежит простому смертному! – покосился он на монахов и епископа Венедикта, на лицах которых мгновенно застыло выражение полной растерянности. – Я не Святой и не Сын Божий, чтобы являть миру чудеса! Я учёный и занимаюсь наукой!.. А что касается моего достоинства в долготерпении, уповая на которое вы полагаете, что я, ввиду своего зрелого возраста, закончу жизнь, обтёсывая эту глыбу мрамора, – и как вы наверняка надеетесь, она станет моим надгробием, – то вы ошибаетесь, сеньор Содерини! Я предпочту работать вместе с каторжниками на строительстве канала, потому что в сравнении с этой глыбой мрамора, имеющей в будущем конечный результат: скульптуру, – что, безусловно, вас разочарует, если я не умру за работой над ней, доведя её до конца, – строительство канала будет бесконечным!
–– Почему? – нахмурился Содерини.
–– Потому что – я повторяю вам – я учёный и занимаюсь наукой и хорошо вижу, как ваши архитекторы и каналостроители, именно они, пытаются явить вам чудо, представляя, вместо настоящей конструкции гидротехнического сооружения, его воображаемый результат! – с иронией улыбнулся Леонардо. – Их проект – это надуманное вместо настоящего!.. Поэтому я не боюсь работы с каторжниками, так как, несмотря на её бесконечность, она закончится гораздо раньше, чем вы думаете… – сделал он предупредительный посыл, желая проверить по поведению гонфалоньера, имеется ли в арсенале его мыслей та, что подразумевает его арест за службу у герцога Валентино. – Я и каторжники обретём свободу, а вот вас, возведённого в пожизненные гонфалоньеры Флорентийской Республики, сами же флорентинцы низведут и прогонят с позором!..
В глазах сеньора Пьеро Содерини промелькнул испуг, не укрывшийся от внимательного и пристального взгляда Леонардо.
–– Что вы такое несёте?! – вскипел гонфалоньер.
–– Я всего лишь сказал вам правду, – остался невозмутимым Леонардо. – А умному человеку правда не страшна!.. Или вы всё же её боитесь?! – поддел он его с иронией.
–– Ничего я не боюсь!.. С чего вы взяли? – вскочил Содерини с мраморной плиты. – И с чего вы взяли, что меня низведут и прогонят с позором?
–– Если уж у вас хватило ума довериться венецианским каналостроителям, то уж такой пустяк вам не составит труда уразуметь…