Леший
Шрифт:
Панов поднял голову, прищурившись, посмотрел на него. Димке показалось, что он пытается просверлить его взглядом. Выждав паузу, Панов опустил глаза, снова втянул в ноздри поднимающийся над стаканом парок и неожиданно спросил:
— А зачем тебе это надо?
— Как зачем? — не понял Димка.
— Сейчас ты вольный казак, сам себе хозяин, — Панов посмотрел на него колючим взглядом, — а семья — это сплошные обязанности. Перед тем, как сделать шаг, надо будет все время думать о том, как воспримет это жена.
Димка понял, что Панов специально подначивает его, хочет узнать,
— Знаешь что, Геннадий Петрович, — сказал он и улыбнулся. — Я хочу, чтоб у меня были семейные обязанности. И о Зине заботиться хочу. Можешь надо мной смеяться, но вот сейчас взял бы ее на руки, уткнулся носом в ее платье и дышал бы ей, пока голова не закружилась. И от одного этого уже был бы счастлив. Я у Шумейко полвагончика попросил, чтобы мы могли туда переселиться.
— Когда это ты успел? — спросил Панов, вытянув трубочкой губы и отхлебнув маленький глоток чаю.
— Сегодня. Когда же еще? — пожал плечами Димка.
— А Шумейко что?
— Шумейко говорит: когда зарегистрируетесь, тогда и приходи просить вагончик. Ты бы поговорил с ним.
— Чего мне с ним говорить? Он тебе все сам сказал. Под одной крышей живут женатые люди. А вы пока не расписаны. У вас, как сейчас говорят, пока только протокол намерений. А намерения, сам знаешь, не всегда претворяются в жизнь.
Панов поднял стакан с чаем, чокнулся с Димкой и сказал:
— Хорошая девчонка Зина. Хочу, чтобы у вас с ней жизнь нормально сложилась.
— Я сам хочу. — Димка прикрыл глаза и качнулся на стуле. На его губах появилась притаенная улыбка.
Панов заметил это и спросил, снова отхлебнув чаю:
— Чему это ты улыбаешься?
— Зина мышей боится. Вспомнил, как она кинулась ко мне, когда я сказал, что в избушке могут быть мыши.
— На это ты ее и поймал?
— Никого я не ловил, Геннадий Петрович, — серьезно сказал Димка. — У нас с ней полный душевный лад. Мне кажется, что мы с ней знаем друг друга уже целую вечность. Не знаешь, откуда это у людей берется?
— Это от сердца, Дима. Оно всегда знает, кого ждет. А когда дождется, тогда и кажется, что ты этого человека знаешь уже целую вечность.
Панов допил чай и, согревшись, начал стаскивать тяжелые унты. Димка снова лег на кровать. Теперь его дума была об одном: когда и где он может зарегистрироваться с Зиной. В Новосибирск специально для этого не полетишь, слишком далеко. Да никто и не отпустит. А в райцентре все это будет слишком буднично. Там ведь и дворца бракосочетаний нет. Поставят в паспорт штамп сухо и бесстрастно и на этом все закончится. «Пусть будет буднично, — подумал Димка. — Главное — побыстрее переселиться с Зиной в один вагончик».
15
Вторую неделю морозы на трассе держались за сорок. Над тайгой стояла серебрящаяся дымка из застывших кристалликов влаги. Вдохнешь такой воздух открытым ртом и сразу обожжет легкие. Но холодно было не только людям. Половина техники вышла из строя. Застыла солярка, все дизельные двигатели остановились. Шумейко сидел в конторе, ждал Гудкова. Тот зашел, отряхнул рукавицей куржак с мохнатых собачьих унтов, сел на стул. Оба некоторое время помолчали.
— Черт бы ее побрал, эту арктическую солярку, — сказал, наконец, Гудков. — Одно название только, а на самом деле не солярка, а солидол. Что же делать, а? Ведь у нас контракт. Простоим неделю, потом не наверстаем. А неустойка такая, что погасить всей зарплаты участка не хватит.
— Был бы керосин, добавили его в солярку и все бы стало нормально, — задумчиво произнес Шумейко. — Только где его взять?
Гудков наморщил лоб, соображая, за сколько суток из ближайшего города на трассу можно было бы добраться с керосином. Но никакие расчеты построить не удавалось. Единственная дорога на Север — река Обь. Отправляться по ней сейчас в путешествие на машинах — полное сумасшествие. Лед еще не окреп, на реке, не смотря на сильные морозы, полно промоин.
— А что, если смотаться в райцентр? — предложил Гудков и сам обрадовался неожиданно пришедшей мысли. — Должен же там быть керосин. Они же до сих пор сидят без нормального электричества. Значит без керосиновой лампы — никуда.
— На чем ты его оттуда привезешь? — спросил Шумейко.
— На вертолете, на чем же? Загрузим в МИ-8 десять бочек, это же полторы тонны… На три дня работы.
Гудков посмотрел на Шумейко, ожидая его решения. Тот молчал, подперев голову кулаком. Потом сказал:
— А в общем-то это идея. Бери с собой кого-нибудь в помощники и лети в райцентр. Я закажу вертолет.
— Возьму Шабанова. — Гудков поднялся из-за стола. — Он парень здоровый, ему десять бочек закатить в вертолет ничего не стоит.
— Там, поди, и свои грузчики найдутся, — заметил Шумейко. — Главное не закатить. Главное добиться, чтобы нам этот керосин дали.
Ему вдруг вспомнился прилетавший на трассу иностранец в пижонских штиблетах. Именно он говорил о неустойке, которую придется платить, если нефтепровод не удастся сдать вовремя. И Шумейко подумал, что таким, как тот иностранец, легко рассуждать о сроках строительства подобной трассы, где нет ни дорог, ни человеческого жилья на триста верст вокруг. Попробовал бы он сам поработать здесь, тогда бы узнал настоящую цену строительству. А то деньги на аренду вертолета и то не хотели закладывать в смету. Шумейко поднял голову на Гудкова. Тот все еще стоял у дверей.
— Чего стоишь? — спросил Шумейко, словно только сейчас увидел его.
— Жду, может ты еще что-то скажешь, — ответил Гудков.
— Ничего я тебе не скажу, — задумчиво посмотрел на Гудкова начальник участка. — Бери ноги в руки и дуй в райцентр. И без керосина оттуда не возвращайся.
Шумейко начал звонить на авиабазу насчет вертолета, а Гудков направился к Шабанову. Тот сидел за столом вместе с Пановым и вел разговор о солярке. Паша Коровин лежал на застеленной кровати и внимательно рассматривал старую, замусоленную, порванную в нескольких местах газету. Гудков остановился у порога, обвел всех взглядом, потом сказал: