Летим в космос (сборник)
Шрифт:
– Принято. Помощник уже ушел. И последнее, – инструктор помолчал. – Если произойдет что-то непредвиденное...
Дослушать Гаврилин не успел корабль ушел из зоны связи, но он и так знал окончание «Действуйте по обстановке». Не раз уже ему приходилось слышать эту команду. Универсальная отписка на все случаи жизни. А однажды даже пришлось использовать эту подсказку.
Было это еще до вступления в отряд. Летал он тогда на самой современной технике. Летал с упоением, с радостью ждал каждого полета. И очень гордился званием летчика-истребителя. И вот однажды при заходе на посадку не вышла передняя стойка шасси. С земли взлетела ракета запрещающая посадку, но Гаврилин уже и сам увидел, что одна из зеленых лампочек не горит.
–Уйти в зону. Попробовать выпуск после фигур высшего пилотажа. При невозможности катапультируйтесь. В остальном действуйте по обстановке.
Легко сказать: «Катапультируйся». Но ведь Гаврилин был уверен в том, что машина исправна. Как же так?!
Шасси после фигур снова не вышло. Горючее было на исходе. Нужно было катапультироваться, но Гаврилин принял иное решение.
Машина пошла к аэродрому. Снова ракета, запрещающая посадку, но самолет пошел к земле.
Сколько мог, тянул Гаврилин нос самолета вверх после касания. И чудо свершилось. Передняя стойка от удара при посадке вышла и встала на замок. Ее лампочка загорелась радостным зеленым светом.
Анализируя после полета все происшедшее, Гаврилин удивлялся только одному – он чувствовал удивительное спокойствие, необыкновенную собранность в критический момент, а волнение пришло потом, уже после посадки.
Вот и сейчас. Было волнение, но не было особой тревоги. Появилось привычное спокойствие, твердая уверенность в правильности своих решений и действий по выходу из сложившейся ситуации.
Как только на экранах телевизоров появилась информация об аварийной ситуации, и последовал первый доклад экипажа о своих действиях, инструктор лишь повернул голову в сторону дежурного специалиста, и понял, что понукать и торопить никого не надо. Специалист уже поднялся. В разных углах небольшого помещения пультовой комнаты слышался шум отодвигаемых кресел и стульев.
После принятия решения экипажем, председатель экзаменационной комиссии дал указание всем специалистам дополнительно рассмотреть возможные выходы из сложившейся ситуации. Группа анализа собралась быстро. Да, собственно, и собираться ей не нужно было. Все они уже находились в районе центрального пульта правления.
Группа анализа собралась в соседнем помещении, и обсуждение ситуации сразу приняло бурный характер. Советов и предложений было много, и каждый горячо отстаивал свою точку зрения.
Но рекомендации, передаваемые на борт корабля, должны были быть вполне определенными, и Семенченко – руководитель группы анализа – внимательно выслушивал всех, прежде чем доложить руководителям окончательные рекомендации для экипажа.
Следующий час после тревожного сеанса связи прошел для экипажа тихо и спокойно, если не считать напряженных размышлений, расчетов, спокойного и елового разбора возможных вариантов происшедшего на борту станции, и возможных своих действий, которые обсуждали между собой командир и бортинженер. Иногда их разговор переходил в бурное обсуждение, которое почти сразу же гасил исследователь, успевая вставить в быструю речь своих коллег несколько слов. Не было в это время и возможности связаться с Землей. Связь должна была появиться минут за десять до предполагаемой стыковки со станцией. Постепенно все вопросы были обсуждены, приняты устраивающие всех решения. На корабле воцарилось молчание. Наступил самый трудный период – ожидание.
Незаметно для себя Гаврилин погрузился в тихое спокойно море размышлений о профессии космонавта. Все-таки, это хорошая интересная работа. Да и, чего греха таить, приятно, когда хвалят твою работу, оценивают по достоинству.
Конечно, нынешние полеты не те, что первые. Многое известно, проверено, стало привычным. Но все-таки степень опасности от этого не уменьшилась.
Гаврилин усмехнулся, поймав себя на мысли о том, что
Размышления. Никуда от них не деться. Но, пожалуй, в этом одно из главных отличий профессии космонавта – возможность длительных размышлений во время основной работы.
В самолете постоянно надо управлять машиной, и на «посторонние» мысли времени просто не остается.
Во время космического полета многое делает автоматика. От человека требуется лишь постоянный контроль работы автоматов. Но как же это бывает трудно делать. Вот как сейчас. Все щелкает, мигает, загорается, гаснет и, как во время дождя, человека потихоньку начинает тянуть в дремоту. Во время длительного полета, когда периоды монотонного контроля значительно увеличиваются, человек начинает думать о чем-то другом, вспоминать, размышлять и, естественно, не так четко воспринимает изменения информации, происходящие в поле его зрения.
Правда навыки у космонавтов настолько крепки, что если в момент раздумий моргнет какой-нибудь не предусмотренный программой транспарант или нарушится сам порядок ответных сигналов автоматики, мозг сразу зафиксирует это отклонение.
Другое дело, что на возвращение к ощущению реальной обстановки и анализа ситуации в этом случае потребуется больше времени \может быть всего на несколько секунд\. Позволит ли космонавту такой резерв времени принять меры по выходу из аварийной ситуации? На этот вопрос однозначно и сразу ответить трудно.
Во всяком случае, космонавту надо знать, понимать, уметь и главное терпеть. Как сейчас Гаврилину с товарищами. Терпеть и ждать.
Гаврилин представил, как сейчас забегали члены комиссии у главного пульта управления, пытаясь разобраться в действиях экипажа по выходу из ситуации, и улыбнулся.
Сейчас, конечно, смешно, но перед первым полетом Гаврилина очень волновало, будут ли его тоже одолевать после полета просьбами как других, побывавших на орбите, космонавтов? Вообще-то он нелюдим по натуре. Друзей у него практически нет, а просто знакомых он особенно не привечал, некогда было. Да и не тянулся вроде бы к нему никто с разными разговорами. И только потом, после полета, по настоящему он понял все «прелести» такого внимания.
Вообще-то, просьбы это сложная проблема для космонавтов. Их всегда много. И часто отказывать просто нельзя, так как некоторые из них связаны с такими вопиющими беззакониями, что промолчать, не вступить в борьбу, это почти что самого себя оплевать.
С другой стороны. Никаких сил, здоровья, даже космического, не хватит, чтобы довести до правильного логического завершения хоть минимум, хоть маленькую толку подобных дел.
Правда есть просьбы, и их все-таки большинство, которые не требуют от тебя никаких действий. Подпиши бумагу, которую тебе подсунули, и все дела. Кому мебель, кому машину, кому ВУЗ это не важно. Важно то, что все остальное сделает сам проситель. А не получится, он не в претензии или придет с другой бумагой. Как уж он там старается, каким тебя представляет, не проверить. Но результаты у многих есть, и авторитет подписи космонавта растет. Только сам космонавт здесь не при чем. А иногда и стыдно ему бывает. Только ведь поздно. Подпись поставлена. И живет космонавт надеждой, что откажут принципиальные дяди просителю. А во второй раз он может быть к космонавту и не придет. Только, похоже, зря мы на это надеемся. Такие придут и второй и десятый раз. Разве что с другими проблемами. Будут навязываться интересоваться, но добьются такого положения, когда космонавт согласится подписать любую бумагу, лишь бы его больше не преследовали... А вот такие как Гуртов не придут с просьбами. Гол, бос, живет только на зарплату, а не придет... И не мог понять Гаврилин чего же у него больше по отношению к последней мысли – зависти или сожаления.