Летние сумерки (сборник)
Шрифт:
— Ну вот, видишь! Давай с тобой договоримся так: ты ходишь в школу, занимаешься, если у тебя это не пройдет, через неделю что-нибудь решим.
Спустя три дня по пути на остановку автобуса я встретил ее — она уже шла с другим парнем. Шла с ним под руку и беззаботно смеялась. Мы подмигнули друг другу, и я подумал: «Слава богу, излечилась».
Совсем недавно я поехал к приятелю на дачу в Переделкино; сошел с платформы и вместе с несколькими загородниками направился вдоль
Был тихий летний вечер. Еще издали на повороте железнодорожной колеи я заметил белеющее пятно. Вначале подумал — собака, но, подойдя ближе, увидел невероятно худую, бледную девушку — этакое чахлое растение. Она неподвижно стояла на насыпи — голова опущена, руки спрятаны за спину; весь ее вид выражал безнадежную обреченность, но, странно, почему-то никто из идущих впереди меня не обратил на нее внимания.
За лесом, на соседней станции раздался сиплый сигнал электрички, послышался приближающийся грохот. В два прыжка я очутился около девушки, схватил ее за руку:
— Ты что здесь делаешь?
Она вздрогнула, обернулась, и я увидел безумные глаза, трясущиеся губы. Из ее груди вырвался беспомощный сдавленный вздох:
— Все плохо… Никому я не нужна…
У меня внутри все оледенело.
— Ну-ка, пойдем со мной, попьем чаю, расскажешь подробнее.
Она покорно пошла рядом, всхлипывая, размазывая на щеках тушь от ресниц.
— Тебя как зовут?
— Варя.
— Ты здесь живешь?
— Не… В Апрелевке.
— А как же здесь очутилась?
— Заехала к подруге, а ее нет.
— Ну и что? Почему не поехала домой?
— А я никому не нужна.
Она отвечала отрывисто, безучастно, точно находилась в плену какого-то другого мира.
— А с кем ты живешь?
— С сестрой и ее мужем… Они меня не любят… Терпят меня, потому что им удобно. Я сижу с их детьми… Я боюсь остаться одна…
— Почему одна? У тебя же есть подруга.
— Ей я тоже не нужна. Она замужем.
— Но у тебя на работе наверняка есть друзья. Ты где работаешь?
— В Солнечном… На фабрике…
— Ну там ведь у тебя есть друзья, приятели.
— Да нет, — она вяло махнула рукой.
На ней была опрятная одежда: белая кофта, вельветовая юбка, босоножки, из которых выглядывали пальцы с ярким лаком. «Обычная загородница, фабричная простушка, — подумал я. — Видимо, у нее какая-то любовная драма».
— У тебя есть парень?
— Нет… Вообще-то есть… Мой суженый, — она нервно хихикнула. — Он ведущий «Машины времени». Мы с ним однажды рядом стояли, но не разговаривали. Он и не знает, что мой суженый.
Я посмотрел на нее пристальней и внезапно заметил какую-то болезненность: отрешенный
Мы спустились в низину, пересекли настил через ручей и, поднявшись на пригорок, пошли вдоль первых палисадников.
— А где твои родители?
— Они умерли… Они жили на Севере… Отец выпивал… Я их не видела… Сестра говорит…
Мы подошли к даче, и, пока она рассматривала цветы на клумбе, я вошел в дом и все объяснил приятелю.
— Ясненько, — кивнул он. — Сейчас разберемся. Зови ее, будем пить чай на террасе.
Когда я вышел в палисадник, ко мне подбежала повеселевшая Варя и с робкой улыбкой протянула что-то зажатое в кулаке:
— Это вам таблетки… За то, что вы взяли меня с собой… Они дают здоровье, — она разжала пальцы и я увидел на ладони… пуговицы. Маленькие разноцветные пуговицы.
— Спасибо. Буду их хранить, — проговорил я, включаясь в ее странную игру, но она взглянула на меня совершенно серьезно:
— Надо проглотить одну, если заболеете.
За чаем она говорила радостно, возбужденно; ее взгляд потеплел, стал вполне осмысленным:
— Как вы интересно живете… Красивый дом, книги… У вас интересная работа, друзья…
На минуту я подумал, что она нарочно стояла на рельсах, хотела вызвать сострадание, чтобы кто-то пригласил ее на дачу, приютил, ввел в круг своих знакомых, но она тут же доказала свою бесхитростность:
— А у меня никого нет… Я боюсь остаться одна… Надо же! У меня такие родители — и я такая!
— Какая? — спросил приятель.
— Никакая. А ведь мой отец маршал…
Она назвала фамилию известного военачальника. Мы с приятелем переглянулись.
— Но ведь ты говорила, что твой отец умер, — простодушно сказал я, все еще ничего не понимая.
— Ну и что? Тот был отчим…
— Ясненько, — приятель наклонился ко мне и тихо выдохнул: — Мания величия. Что ты делала на железной дороге? — он обратился к Варе.
— Просто стояла… — у нее опять появился остекленелый взгляд. — За мной гнался парень… Я от него убежала…
— Неправда, — я перебил ее. — Я видел, за тобой никто не гнался. А если и гнался парень, может, он просто хотел с тобой познакомиться.
— Мания преследования, — шепнул мне приятель, а Варю спросил в лоб: — Ты в больнице лежала?
— Да. Два раза… под Наро-Фоминском. Но первый раз меня туда отвезли с работы нарочно. Я им мешала… а второй раз положила сестра.
— Ты с ней поговори, — вновь зашептал приятель, — а я пойду позвоню, вызову неотложку.
Он вышел, я налил Варе чаю.