Летняя история
Шрифт:
— Ну, после того, как мы славно разобрались с моим, практически царским, происхождением, — сказал Лёня, — можем ли мы с Татьяной ненадолго отлучиться? Обещаю, завтра, половину дня, мы полностью в вашем распоряжении, а сейчас очень хочется прогуляться, правда, Танюша? — Танюша поняла, что единственное, чего ей хочется, это убежать из этой обители князей и прочих фрайхеров.
— Охренеть, это же охренеть какой-то, Шувалов, — не смогла смолчать Ложкина, когда они шли по узкой гравийной улочке по направлению к морю, — ты куда меня привёз? Да любая из твоих Алён подошла бы на роль твоей девушки лучше меня! ФрайХер фон Шувалов!
— Танюша, всё не так страшно, главное, что ты понравилась маме.
— Она мечтает разбавить вашу голубую кровь, да? — Ложкина засмеялась.
— Она мечтает о милой, доброй и порядочной девушке для своего непутёвого сына. Ты — милая, добрая и порядочная.
— Ага, а ещё я на досуге Майя Плисецкая и Монсеррат Кабалье. Знаешь, эта идея была идиотской с самого начала, но сейчас — это становится похоже на бред!
— Тань, ты же уже здесь, всё прошло гладко, никто ничего не заподозрил, и держалась ты молодцом, я даже сам себе позавидовал, какая у меня прекрасная девушка. Давай не будем паниковать, а просто получим удовольствия от отдыха и моря, кстати, вот и оно.
Ложкина замерла, пляж освещали два тусклых фонаря, играла музыка, а впереди шелестело, шумело, набегало и отбегало от берега — море.
— Тёплое! — крикнула Татьяна, зайдя в него по колено, пробегаясь по ласкающей пене волны рукой. Она готова была закричать на всё побережье и даже на весь мир, что она в отпуске! На море! И плевать, что с фрайХером фон Шуваловым.
Недолго думая, она упала в море прямо в платье и проплыла два метра, больше у неё не получилось.
— Эй, иди сюда, — стоя по грудь в воде, крикнула Татьяна Лёне и смотрела, как он раздевается.
— Спасибо, что оставил бельишко.
— Татьяна, твой интерес к моему бельишку мне льстит, обещаю, при первом твоём желании, я сниму его для тебя, — и повёл бровями, игриво, при этом, широко улыбаясь.
— Не дождёшься, Фон Хер Шувалов.
— Очень жаль, — в этот момент он толкнул Татьяну, чтобы тут же поймать и утащить с собой под воду, но до того момента, как Ложкина успеет испугаться или возмутиться, поставить на ноги и протереть воду с её лица.
— У меня тушь размазалась!
— Совсем немного, — он аккуратно провёл по нижнему веку, потом по верхнему, — вот, так лучше… — потом провёл пальцем по губам, Ложкина вздрогнула, может, от движения, но скорее от взгляда Шувалова…
— Там тоже тушь? — ехидно улыбнулась.
— Да, немного, пошли домой?
— Пошли, — она двинулась к берегу и попыталась отжать платье, почувствовав прохладу от бриза.
— Снимай, — услышала за спиной, — снимай, снимай, — Шувалов взмахнул своей рубашкой, — пойдёшь в этом, успеешь ещё и простыть, и обгореть, и напиться в хлам, ты на море, Ложкина, не обязательно начинать выполнять всю программу в первый день.
Они дошли довольно быстро, Ложкиной всегда нравилось общаться с Шуваловым, он был интересным собеседником, и если бы не вёл себя, как павлин, почти наверняка был бы приятным человеком. Но даже с такой версией Шувалова было о чём поговорить и, главное, поспорить. Он иногда морщился на крепкое словцо Ложкиной, иногда грозил вымыть ей рот с мылом, но чаще с энтузиазмом поддерживал беседу.
— Интересно, как там Алька? — выразила беспокойство Татьяна, они оставили собачку на попечении Анны-Эльзы, отправив недовольного Барона на задний, «технический», как уточнил, Аксольд, двор.
— Да вон она, — Татьяна увидела, как Алька крутится под ногами Якова и Лили, которые сидели на качелях и о чём-то тихо разговаривали. Уличные фонарики, которые стояли по периметру двора, были выключены, и только жёлтый свет светильника на крыльце падал косыми лучами на парочку. Лёня придержал Татьяну.
— Тшшшш…
— Что? — она почему-то зашептала.
— Давай не будем мешать.
Ложкина ещё раз посмотрела на ребят. Лиля распустила волосы, они стекали волнистым каскадом по плечам и спине, которую с особой бережностью обнимал Яков. Он поправил ей невидимую прядь волос у лица, тогда как пальцы руки пробежались по шее и остановились, а сам юноша нагнулся, словно собирался поцеловать девушку, но остановил себя и провёл губами по щеке и что-то прошептал на ухо.
— Так и будешь стоять и смотреть? — шептала Ложкина.
— Нет, мы обойдём с другой стороны, не будем им мешать. Не хочу смущать парня, а тем более — его девочку.
— Не похоже, чтобы он смущался.
— Он смущается, поверь мне, и девочка его тоже, ты уже забыла, да? Или никогда не была влюблена впервые?
— Не помню.
— А я помню…
— Ну да, и теперь итог этой любви сидит на качелях, и очень похоже, что в скором времени ты станешь дедушкой!
— Не говори ерунду, Ложкина.
— Почему это ерунду, подростковый секс — это реальность.
— Я знаю своего сына, Таня, и… послушай: «Трепет первых прикосновений — рука, талия, глаза, волосы — прикосновений незапятнанных, как притча, обещающих, как занавес». Неужели ты не помнишь этого?
— О, боже, я сейчас расплачусь, — она покорно вложила свою руку в руку Шувалова, пока он обходил дом и заводил её на третий этаж.
— Давно ты стал таким романтиком, Шувалов? — ввернула Ложкина, — Трепет первых прикосновений… Ку-ку, Лёоооня, каких прикосновений, лучше поговори с сыном на предмет контрацепции. И уголовного кодекса, кстати, тоже, что там говорится на предмет согласия?
— Умеешь ты всё опошлить, Ложкина. У них первая любооооовь, это важный эмоциональный опыт, его обязательно нужно пройти, и парень, и уж тем более девочка, ощущают этот самый трепет прикосновений незапятнанных.
— Угу, но о тычинках поговори, чтобы поменьше обещали, а то будет вам тут всем занавес.
— Клянусь гипоталамусом — поговорю!
— О, это страшная клятва. Верю.
— Вот и отлично, а теперь, давай-ка выпьем шаманского…
— Приставать будешь? — сощурила глаза и посмотрела подозрительно. — Я громко кричу.