Летопись смерти
Шрифт:
– Ну не могу же я перед своими так в грязь лицом упасть. Завтра же будут галдеть, мол, Морвасу какой-то юнец чуть руку не отхватил, так тот даже не задел обидчика! – захихикал, сквозь хрипящий кашель стражник, а Лексан сидел с выпученными глазами, глядел на мужчину и, пусть всем видом осуждал и гневался на него, глубоко в душе понимал, что старик прав: не вправе он был так рьяно биться, это не был честный поединок. Время не играло на пользу старости, и гонец едва заметно улыбнулся.
В поле зрения появился запыхавшийся второй стражник, за ним мчался здоровенный мужчина и ещё,
Морвас поднял лицо и кивнул на кровоточащую руку. Высокий крепкий мужчина, без слов расстегнул кожаную сумку, натянутую через плечо, достав чистый кусок плотной ткани, ловким движением крепко обмотал раненую конечность стражника, постепенно теряющего сознание от боли и поднял этого толстого кряхтуна, как юную девицу на огромных волосатых руках.
Второй же, молодой стражник, впопыхах оставивший оружие на земле кинулся за кинжалом, неосторожно сунул его в ножны и подошёл к Лексану:
– Смотритель тебя видеть желает, к себе зовёт. За коня и снаряжение не думай, хлопцы управятся.
Лексан держал нос, периодически отряхивая руку от крови, и недоверчиво прошёл через ворота. Но услышав конский голос, быстро обернулся и крикнул двоим:
– К коню справа не подходить! Он слеп на тот глаз, боится той стороны.
Похлопыванием по плечу, стражник привлёк внимание юноши и они вошли в деревню. Вечерело и тучи сгущались под давлением осени. Впереди виднелся тот самый лекарь с Морвасом на руках, он ударом ноги распахнул дверь и скрылся в тёмной избе. Стражник завернул вправо, и Лексану довелось разглядеть деревенские постройки. Они были совсем не похожи на Кивские хоромы – это были маленькие избы, сколоченные из деревянных брусов, крыши которых были застелены плотным прессом соломы. Людей было не много, а те, кто оказывался на улице, просто сидели на лавках или грелись у костров.
Стражник подвёл гонца к, вовсе не отличимой от других, избе. Постучав, он услышал отклик и открыл деревянную дверь. Кинув взгляд Лексану, он подал знак, что дальше гонец пойдёт один. Юноша вошёл в светлое помещение и дверь за ним закрыли.
Посреди освещённой комнаты стоял колотый стол на котором лежали стопки бумаг, мешочки и свечи, за этим громоздким набором восседал рыжебородый мужчина, средних лет и по его плотной шее свисала металлическая цепь с черепом птицы и перьями, как кулон. Мужчина читал жёлтую мощёную бумагу и, казалось, не замечал, что к нему вошли. Лексан, прикрывая нос платком, который он достал перед появлением у чиновника, собрался с мыслями и решил представиться:
– …(не успев издать даже звука, он был тут же перебит)
– Ночлега боем у нас ещё не просили( смотритель опустил бумагу и поднял глаза к юноше), значит ты утверждаешь, что являешься послом воли великого Кивского князя? – голос его был спокойным и ровным, словно летний вечер. – Выходит и знак царского причастия у тебя имеется?
Лексан, вновь взволнованный тем, что его перебили умерил свой пыл и кивнул. Потянувшись свободной рукой к сумке, он обнаружил, что она была оставлена на спине коня. Юноша смутился, решив попросить отлучиться за знаком, но дверь раскрылась, и молодой стражник снова показался в поле зрения. В его руках была кожаная сумка гонца, Лексан провёл взглядом ход стражника к столу и не стал встревать, когда смотритель раскрыл её и, порывшись, нашёл знак – это была медная, блестящая фигурка, изображающая кулак, сжимающий свиток.
Смотритель неспешно рассматривал блестящую фигурку, привлекающую своими металлическими переливами в лучах горящих свечей.
– Сомнений нет, ты из княжеского двора. Мы чтим высокопочтенных гостей, но скажи, на милость, зачем ты ранил моего стражника?
Закипающие эмоции подступили к горлу, и Лексан хотел было разразиться скандалом, ведь это его так недостойно встретили у врат. Но гонец выдохнул и беспристрастно ответил:
– Недостойный поступок, от имени царского двора и моего собственного, приношу извинения пред вашим ликом. – Конечно, тяжело было сохранять спокойный тон, зная, что твоя вина лишь в желании защитить свою честь. Но совесть не позволяла осуждать уже побеждённого соперника.
Смотритель нахмурился, но в следующий же миг его лицо разгладилось в широкой улыбке:
– Ха-ха-ха, и впрямь индюк городской!
Глаза юноши раскрылись, будто ему только что штык сунули пониже спины.
– Не гневайся мой мальчик! – радушно продолжил смотритель. – Под княжеским надзором вас учат учтивости, это ладное дело, но не в наших местах. Мне по нутру твоё отношение – достойно не лить грязь туда, где и так не чисто. Видишь ли, мне сообщили, что парни на воротах неохотно встретили незнакомца. Прости их, здесь люди простые, им непривычно слышать гордую городскую речь. Значит, Морвас познакомил тебя со своим кулаком?
– (Лексан ещё больше захотел рассказать всё, как было, но ограничился немногим)Крепкая рука, и кости тяжёлые.
– Ха-ха, поглядите-ка! Дружок, да ты не гонец, ты дипломат! Сколько же можно? Я знаю, что твой нос пострадал после этой вашей схватки(он посмотрел на молодого стражника), видимо Морвасу досадно проиграть вчистую,– и они оба хохотали.
Лексан стоял, раздираемый желанием кинуться на них с кулаками, и желанием рассмеяться с ними в голос. Смех стих, и смотритель вложил знак в сумку, протянув её к краю стола:
– Кров и горячая еда для тебя, мой мальчик, покуда я слежу за порядком в деревне, всегда будут ждать в корчме «Сети рыбака». Что скажешь (обращаясь к стражнику), Клор, достойна ли будет плата такому гостю?
Клор, улыбался и, глядя на гонца, уверенно сказал:
– Да, смотритель, такой человек заслуживает пожизненный кров.
– Тогда не мешкай, проводи юношу к таверне, да скажи, что я распорядился о лучшем ложе да лучшем блюде.
Лексан поблагодарил смотрителя, который всё так же радушно улыбался ему, поднял сумку со стола, закинув её через плечо, и двинулся вслед за Клором. Они шли неспешно, молодой стражник уверенно вёл гостя по глинистой дороге, а луна старалась пробиться сквозь стену непроходимых туч. Факелы освещали путь, дорога была не длинной, и спустя несколько изб они оказались у деревянного входа в двухэтажный рубленый дом. Над дверью была вывеска, с выжженной надписью «Сети рыбака».