Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать
Шрифт:
Элеанор находилась в комнате своего семилетнего сына Леона, читая ему одну из его любимых сказок. История рассказывала о доблестном странствующем рыцаре, который чтобы спасти тяжело больного сына, отправился на сражение с легендарным чудовищем. Не желание стяжать славу или раздобыть несметные сокровища чудовища манили его, как тысячи его предшественников, а лишь одна вещь – Фиал Грез, сосуд, обладающий великой силой, сосуд из которого по приданию пили сами боги и видимо в разгар не очень трезвых трапез, случайно смахнувших его со своего стола на землю смертных. Испивший из фиала, мог исцелиться от любой хвори. Кое-кто поговаривал, что побывавшая в нем вода, способна даже воскрешать мертвых, но трепачи, разносящие такие слухи, гнались взашей, как и иные пустобрехи. Леон слышал эту сказку уже много раз и каждый раз его детское воображение будоражили образы, описанные в ней, а ласковый и спокойный голос матери, оживлял события истории для него почти что наяву. Элеанор дочитывала последнюю главу.
Семь дней и семь ночей, бесстрашный рыцарь Ламберт Астэрский сражался с чудовищем, облаченный в чешуйчатые доспехи из кожи редкой, двуглавой саламандры. Этот доспех защищал его от всепожирающего
– Отчего же ты заявился один? Без легиона оголтелых рыцарей, только и мечтающих, что завладеть моими сокровищами? Неужто алчен настолько, что желаешь всю славу и сокровища себе?
– Нет для меня иного сокровища в мире, кроме моего сына! Лишь свет его жизни затмевает собой любое сияние любых гор злати! – ответил рыцарь.
Чудовище смягчилось, услышав такой ответ, и между непримиримыми противниками завязался куда более спокойный разговор. Рыцарь изложил суть своего похода и ошеломленное то ли храбростью, то ли отчаяньем этого человека, чудовище отдало Фиал, взяв с рыцаря слово чести, что он вернет его обратно, как только исцелит сына. На том они и расстались.
– Мама, а вернул ли Ламберт Фиал? – внезапно поинтересовался Леон, сам удивившись такому вопросу, который он не задавал ранее.
– Разумеется, вернул, ведь он дал слово чести – рыцари не нарушают своих обетов.
– Когда я вырасту, я тоже буду честным и сильным странствующим рыцарем! – повторил Леон свою мечту, о которой он любил говорить всем и каждому, словно ее повторение приближало мальчика к ее исполнению.
– Несомненно, звезда моя. Ты будешь таким же великим, как и твоей отец.
– Мама, как ты думаешь, а хранит ли чудовище этот Фиал до сих пор? – уже засыпая, интересовался Леон.
– Люди судачат о том, что Фиал Грез покоится в далекой, северной пустыне, в землях язычников, не признающих наших богов. Их родину называют Золотой Землей. – ласково и подробно ответила мать, хотя и не знала, слышал ли Леон ее слова или нет, после изнурительного дня, который он провел за играми с сельскими мальчишками, засыпал он как котенок.
***
«Люди, сколь многое скрывается под этим простым и кратким словом. В Солярисе люди за пределами собственной культуры известны как морты, что в переводе с альвийского языка, означает – умирающие или угасающие. Из четырех рас, созданных богами, морты последние и самими неказистые. Если верить альвийским летописям, то людей создало божество мужского пола по имени Лар Вагот. У людей не было долголетия прочих рас, до пятидесяти лет доживали немногие, в то время как прочие расы жили сотни две-три, а альвы и вовсе отличались бессмертием. У мортов не было красоты, изящества и утонченного вкуса альвов. Не было у них и физической силы, а также роста омадов или атабов. Как не было и изобретательности тэрран или же способности дышать под водой, как это умели шэбы. Так уж вышло, что люди, во всем средний и ничем не примечательный, дикий народ, который на потеху прочих, старших рас, бегал в шкурах, жил в пещерах и плясал вокруг костра под бой барабанов. Едва ли отличая их от животных, альвы использовали мортов как рабов, а иные расы и вовсе игнорировали, как игнорируют пролетевшую мимо муху. Так продолжалось достаточно долгое время, покуда стояла альвийская империя. Затем в империи произошел раскол и под смутой гражданских войн, когда брат пошел на брата, некогда единый народ альвов распался, образовав нынешнюю Триаду. Именно в то время, внезапно все старшие, доселе высокомерные по отношению к мортам, расы, с ужасом обнаружили, что эти самые морты заполонили весь Солярис. Свои шкуры они сменили на латы, а палки и дубины, на мечи и луки. Будучи бессмертными и не думающими о времени, альвы не заметили, как увеличились в числе морты, назвавшие себя не иначе как – люди. Единой массой люди обрушились на обескровленных междоусобицами альвов, обратив в прах остатки их былой империи и вырвав главенствующую роль в Солярисе. Так это и сохранилось по сей день» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.
***
Спустя одиннадцать лет. Леону исполнилось восемнадцать. Юноша рос под пристальным воспитанием отца, нежели матери. Оно и не удивительно, Гидеон Бертрам слыл весьма знатным полководцем княжества Линденбург, сделавшим себе имя в бесчисленных сражениях. В частности, лишь только из последних его военных достижений отмечали полный разгром ватаги разбойничьих банд в местных лесах, а также блестящие победы в приграничных боях на юге княжества. В ходе последних Гидеон оттеснил воинственную орду племен атабов. И это, не считая территориальных междоусобиц с соседским княжеством Лиран, периодически отличающимся провокациями и каверзами. До открытой полномасштабной войны дело не доходило, но было очевидно, что сосед желает посадить на трон Линденбурга своего наместника. Возможность завладеть уделом с деревьями-гигасами была соблазнительнее иной дамочки легкого поведения. Князь Линденбурга мог, конечно, заручиться поддержкой иных княжеств, вот только не без последствий. Такой ход показал бы слабину перед другими княжествами, равно как и перед собственными людьми. Еще такие союзы могли привлечь внимание короля, а столь нежелательного внимание никому не нужно. Провинции нынче старались не беспокоить короля Ламберта, дабы не отрывать его от восстановления королевства, обескровленного недавнишней войной с Византхеймом.
Что до Гидеона как человека, то это был строгий и суровый мужчина, но не жестокий. Большую часть жизни он провел в палаточных лагерях и на поле брани, а потому даже с близкими порой вел себя как с солдатами. Иные люди зачастую удивлялись, как вместе сошлись такие противоположности – кроткая и мягкая как озерная вода, Элеанор и хмурый, жесткий как северные скалы Византхейма, Гидеон. Впрочем, люди несли молву, что они познакомились, когда Гидеон еще ходил в ранге обычного эквилара и странствовал по королевству, а всякой юности свойственна необузданная страсть. Своего сына Гидеон любил не меньше его матери, но чувств открыто не выказывал. Не потому, что не хотел, а потому, что давалось ему это с трудом. Сквозь толщу рыцарской брони, потрепанной в боях, эмоции сочились тоненькими струйками, едва находя там лазейки.
Что касается самой родины Леона, княжества Линденбург, то про него вкратце можно рассказать следующее. Это единственное место в королевстве, где растут гигасы, – деревья-великаны. Чтобы объять ствол самого маленького гигаса, нужно по меньшей мере тридцать взрослых человек, взявшихся за руки, а для иных, все пятьдесят и более. В высоту гигасы достигали до пяти километров. Кроме размеров, деревья ничем не отличались от своих маленьких собратьев и делились на привычные виды: хвойные, буковые и прочие. Гигасы – это самая первая достопримечательность Линденбурга, но отнюдь не единственная. Огромными размерами тут отличались не только деревья, но и все растения в целом, начиная с травы, грибов и заканчивая кустарниками. Встречались даже привычные виды животных, но много крупнее своих сородичей, хотя большая их часть уже перевелась в следствии охотничьего промысла. Не редкостью в княжестве были и завры, – крупные, ящероподобные животные, преимущественно травоядные, хотя, бывало, встречались и хищники. Само же княжество называлось Линденбург потому, что давным-давно этот край славился обилием лип и самый первый укрепленный острог, возведенный на холме, состоял преимущественно из липового частокола и липового сруба. Так городу название и дали на общем, альвийском языке, что в переводе означает – липовый форт. Несмотря на двусмысленное название, тот форт выдержал три осады и пережил два пожара, сгорев почти под чистую оба раза. Но это было давно, когда никаких гигасов и в помине не было. Нынешнее же положение дел обязано своему прошлому. Согласно историческим хроникам, около двух эонов (один эон равен сотне лет) назад в окрестностях Линденбурга упал метеорит и некогда зеленый, лесной край превратился в абсолютное пепелище выжженной земли. К месту падения метеорита поспешили чтецы и ученые со всего королевства. Область падения метеорита странным образом повлияла на одного из прибывших туда альвийских чтецов, Барроша, превратив его раньше положенного срока в Нексуса. Так называли достигших тысячелетнего возраста альвов, в этом возрасте в них пробуждалась необычайна сила. Чтецы считали, что Нексус читает весь текст реальности без утайки и может свободно переписывать его, невзирая на сложность. Свои новые силы Баррош опробовал в землях Линденбурга, желая вернуть в этот некогда зеленый край жизнь и у него получилось. Да так, что теперь деревья дырявили ветвями облака. Тогда это событие опьянило умы толпы. Те события ознаменовали возрождение Линденбурга.
В виду такой особенности лесного княжества, Линденбург стал главным поставщиком древесины для королевского флота и иных нужд. Одних только лесопилок тут насчитывалось под сотню, а лесоруб, самая распространенная профессия. Еще одной, отличительной чертой княжества, стали редкие деревянные доспехи. На востоке Линденбурга располагалась дубовая пуща, – оплот отшельнической расы древниц. Правильно обработанная кора дубов становилась прочнее большинства металлов и не в пример последним, легче. Местные мастера создавали из них доспехи. Древницы ревниво охраняли свою рощу и три года назад, дело даже дошло до событий, записанных в летописях как двухдневная война. Дочку местного князя Эддрика не то похитили, не то она сама сбежала к древницам, – сейчас уже правды не сыскать. Так или иначе, давние трения между защитниками рощи и желающими наложить на нее руки, все-таки высекли искру конфликта, от которой вспыхнул пожар войны между князем и древницами. Для князя Эддрика сие предприятие оказалось безуспешным и окончилось вынужденным миром. Теперь все общение с древницами сводилось к бартеру, единственно возможному способу получить кору их дубовых гигасов. Были, конечно, и браконьеры, но все они заканчивали свой путь выплясывая с петлей на шее. Собственно, тела многих из них, или то, что от них осталось можно было лицезреть на ветвях по окраинам рощи.
Несколько сотен лет назад, на земле княжества поселилось выходцы с северного королевства Византхейм и именно здесь впоследствии был основан сильнейший рыцарский гарнизон, в шутку прослывший «липовым». Говорят, что те, кто разговаривал с жителями Линденбурга, удивлялись их строгости и дисциплине. Именно здесь воспитывались и тренировались сильнейшие рыцари всего средиземного королевства Астэриос. Город и замок лесного княжества, прослыли настоящей крепостью. Основанные как уже говорилось, крепкими северянами, они являли собой неприступные укрепления с массивным фундаментом, высокими и крайне толстыми стенами. Несмотря на то, что весь город вымощен из камня, как это было принято у северян, главнейшей особенностью Линденбурга был гигас-сикомор, вокруг которого город и возвели, все на том же холме, где когда-то стоял липовый форт. На смену старому знамени Линденбурга, изображающему липу на холме, пришло новое – железный сикомор на холме. Железный потому, что к нижней части ствола были прилажены стальные листы, дабы защитить его от возгорания на случай осады. По этой же причине были спилены самые нижние ветви и оставлены лишь те, до которых стрела уже не достанет. У основания сикомора возведен замок, вокруг которого с годами разросся по всей ширине холма и город. Резиденция замка лишь начиналась в привычном и типичном наземном сооружении и плавно переходила как в ствол, так и на ветви дерева-гигаса. Там расположились гарнизоны и дозорные, а также резиденция князя Эддрика Линдера. Ветви играли превосходную защитную роль: выходя за периметр городских стен, они позволяли дать отпор захватчикам еще на подступе к городу. Говаривали, что с ветвей раскидистой кроны сикомора зоркий воин может даже увидеть, как на западе и юге блестит море, не говоря уже о подступах врага к границам. В силу того, что возведен город на высоком холме и войти в него представлялось возможным лишь по узким тропам, это опять же играло ключевую роль в его обороне. На столь узкой дороге не могло разместиться много войск, да и наносить точечные удары по этой местности проще простого. Такова история единственного города в лесном княжестве, ну, а мы вернемся к истории нашего юного рыцаря, выросшего в этом краю.