Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать
Шрифт:
– Хорошо шутканул! Тебе б скоморохом выступать, всяк потешнее, чем в костер пердеть!
Разбойники тем временем полностью окружили рыцарей и юные эквилары встали спиной к спине. Клубилась подымаемая ветром пыль, очередной порыв растрепал волосы Леона.
– Глянь мужики, у этого щелкопера волосы как у бабы, а мож у него и в штанах щель, а?
Альвийку подобные фразочки похоже ничуть не смущали. Девушка ждала, поглядывая на небо, грозящее вот-вот разразиться ливнем. Ее раздражало то, что двое рыцарей еще живы, а с неба вот-вот польет дождь. Хотелось поскорее покончить с этим и укрыться в палатке.
– Господа, предлагаю вам сложить оружие, дабы не портить это прекрасное утро ненужным кровопролитием и безоговорочно сдаться нам. На вас нет доспехов, убивать вас сродни забою скота. – продолжил
– Гы-гы, слыхали да!? Нас в господа возвеличили? Даже не халы, а сразу господа!
– Какие мы тебе господа! – взревел один из разбойников.
– Эт ктотец тут скотец?! Ах ты ж хренец гнутый, вали их братаны!
На том дипломатия приказала долго жить, уступая место старому, доброму насилию. Одно дело турниры и поединки, другое – вот такая вот потасовка. Такие слова как: правила, честь, доблесть тут не стоили и гроша ломанного. Просто горстка людей, которая хочет прикончить других людей и как можно скорее. Альвийка не ринулась в бой, все еще потирая ушибленную щитом руку. Она рассудила, что семь здоровых лбов сейчас сомнут мальчишек за секунды. В конце концов, семь ведь больше, чем два – раньше эта нехитрая арифметика работала.
Готфрид отбил Корвусом удар сабли, метившей ему в шею, попутно укрыв голову от цепа и поворачивая корпус таким образом, чтобы удар ножа третьего разбойника, пришелся в наиболее защищенную часть панциря. Когда било цепа громыхнуло по щиту, рыцарь ощутил удар всем телом, все кости как будто загудели. Между тем, Готфрид поймал лезвие сабли атакующего в гарду своего меча, оттолкнул пинком в живот противника и тут же рубанул по шее – шутки кончились. Разбойник опешил и с дикими глазами отпрянул, выронив саблю и хватаясь руками за рану, бесцеремонно орошающую траву его жизнью. Как Готфрид и рассчитывал, разбойничий нож проскрежетал по его панцирю, оставив едва заметную царапину. Рыцарь сделал выпад мечом, но худосочный разбойник с ножом ловко отскочил назад. Здоровяк с цепом, раскрутил тот над головой, собираясь вот-вот обрушить на эквилара. Защищаться от такого удара не было смысла, в лучшем случае от парирования онемеет рука, в худшем, будет сломана. Рассвирепев, Готфрид рванул вперед и врезался в здоровяка плечом, сбив удар и повалив разбойника на землю. Уже на земле он без труда заколол здоровяка, у бедолаги не было ни щита, ни доспехов. Готфрид воспринимал противников как свиней – таких же толстых, неуклюжих, доступных и податливых для своего клинка. Впрочем, под робой батрака оказалась вареная кожа, но ее оказалось недостаточно, чтобы остановить острейший меч. Леон тем временем пустил в бой Розалинду, и она с решимостью одноименного предка сверкнула в воздухе как слеза. Без труда, даже с неким нарочитым изяществом, Леон отразил мечом удары вражеских сабель, полоснув по руке одному противнику и пронзив сердце другому. Третий головорез получил удар щитом в горло, захрипел и забулькал, хватаясь за шею и его тут же коснулся стальной, холодный поцелуй Розалинды. Фехтование разбойников не отличалось мастерством. Они просто рубили саблями так как мальчишки с палкой в руках молотят кусты. Четверо уже упали замертво. Пятый бросился на утек, да так быстро, что, наверное, и на коне не догнать. Зато стреле вполне по силам. Леон сорвал с плеча лук, оплетка тетивы мягко коснулась пальцев, растягиваясь.
– Только пятки и сверкают, – удивился Готфрид, глядя на вихляющего меж кустов и деревьев разбойника.
Наконечник уже готовой к полету стрелы пару секунд следил за ним, а затем, подобно Дашарской пантере, стремительно бросился за добычей. И хотя в момент выстрела беглец успел нырнуть в заросли, до рыцарей донеслось как он хрюкнул и упал. Шестой головорез зажимал рану на руке и скулил, а седьмой бросил нож на землю, падая на колени и призывая к милости.
– Мда-а, – протянула альвийка, скрещивая руки на груди. – Юный возраст и количество сыграли с нами злую шутку. Думала, что вы жалкие сынки местных дворян. Знаете, такие, что в руках никогда не держали ни меча, ни женщин, но дорвавшись до мечей и сев на коня, решили, что весь мир принадлежит им одним. Не мало таких фуфелов и самодуров рассекает по большакам, сапоги с их трупов приятно снимать. – девушка и не думала бежать, ведь в том не было смысла. Один побежал и теперь он лежал.
– Отчасти вы правы, барышня, – ответил Готфрид и усмехнулся, чем сильно смутил Леона. – Мы молоды, полны сил и жаждем приключений, но это не значит, что мы не подготовлены.
Откуда альвийке знать, что с раннего возраста, этих мальчишек натаскивал Гуго Войд? Лучший мечник Линденбурга и под его же началом эти двое уже успели погреметь мечами. Одно время Леон задавался вопросом, – отчего их отец не сам обучает их? Ответ пришел со временем сам собой. Гидеон не хотел, чтобы его теплые отеческие чувства, хоть и не выказываемы открыто, мешали обучению мальчиков. Сталь закаляется в огне, ударами. Гидеон желал, чтобы мальчишек загружали, не щадя и не делая поблажек. Сам бы он не смог так жестко обходиться с сыном. Обучать Готфрида отдельно от сына по очевидным причинам он тоже не мог, – друзья были неразлучны. К тому же, втайне Гидеон хотел, чтобы приземленный Готфрид оказал на Леона влияние, вернув из страны грез на землю. Эти двое занимались изнурительными тренировками, учась сражаться верхом, стрелять из лука и разучивая приемы фехтования один за другим каждый день. Обливаясь кровью и потом, мальчишки взбирались на скалу мастерства, чтобы отдохнуть лишь на ее вершине, но никак не по пути туда.
– Что ж, за прошедшие минуты мы стали весьма близки, ведь ничто так не сближает людей как постель или битва. Возможно ли, чтобы близкие люди разговаривали друг с другом и не знали имен? – заметил Готфрид.
– Меня зовут Леон Бертрам, а это мой славный друг Готфрид Бьюмонт, мы эквилары.
– Да на кой мне имена бабочек-однодневок? Вы ж помрете через пару десятков лет, я даже и не вспомню, что встречала вас и у нас тут вообще-то бой идет или я чего-то не знаю?
– Битва не повод быть невежливым, а еще мы запоминающиеся, – вставил Готфрид.
– С таким родом занятий, через пару лет вы плохо кончите девушка, не иначе как на виселице, – добавил Леон.
– И не в качестве зрителя, – добавил Готфрид.
– Да уж, с каких таких пор эквилары полюбили языком чесать? Ваше сучье племя обычно рубит, а потом спрашивает. – фыркнула альвийка, вместо того чтобы представиться. – Решили меня до смерти заговорить? Давайте, делайте уже свое грязное дело, если сможете.
– Любопытно, а все подумали о том же, о чем и я? – высказался Готфрид, чем опять смутил Леона.
– Не меч определяет поступки своего хозяина, но хозяин определяет за кого будет сражаться его меч. Иначе говоря, не судите книгу по ее обложке. – заметил Леон.
– Если б не увидела сама, ни в жизнь бы не поверила, что человек, который шпарит такой высокопарной ерундой, чай словоплет какой, знает за какой конец держать меч.
– Лир, мой друг дело говорит. Вы ведь и сами показали это своим маскарадом. С виду вполне себе невинная, не скрою, весьма привлекательная особа, а на деле, та еще плутовка… все как мне нравится. – рассудил Готфрид, проговорив последнее себе под нос.
Раненный юноша и его сдавшийся в плен сообщник, безмолвно наблюдали за происходящим, томясь в неведении своей дальнейшей судьбы. Надо отдать должное, девушка держалась молодцом, хотя кто их знает, этих альвов, – за ее миловидным и юным лицом могла скрываться женщина, прожившая не одну человеческую жизнь. Многие альвы пользовались этим, всячески показывая, что они старше и опытнее прочих рас, даже если были на самом деле юны, равно как и наоборот.
– О, моя голова! За что вы мне встретились! Тяжело вас мортов понять, комплимент и оскорбление в одном предложении, впрочем, пустое. Чернобурка, – вот мое прозвище, я атаманша местной ватаги Дровосеков, а это мои люди. – альвийка обвела рукой уцелевших. Довольны? Что дальше, обнимемся и медовухи выпьем под лютню у костра?
– Опустите щит прозвищ и покажитесь, лир. Имя скрывает лишь тот, кто прячет себя ото всех, в том числе и от себя самого. – произнес Леон.
– Он всегда такой или просто звездной пыли нюхнул? – альвийка закатила глаза.
– А ты всегда такая… ершистая и бойкая? – начал Готфрид, но осекся и сказал не то, что хотел.
– Дай-ка подумать. Пожалуй, только тогда, когда оголтелые мужики распускают руки, срывают грабеж, ну и еще когда вино разбавлено. – гордо ответила темнокожая девушка, тряхнув белым хвостом волос.