Летучие бурлаки (сборник)
Шрифт:
Это был бы хороший вариант.
…но и случившийся — не самый плохой.
Наше время и так бедно на мифологическую фактуру: всё вокруг какое-то пошлое и скучное. Березовский, как мы прекрасно видим, был не пошлый и не скучный.
Но за последние пятнадцать лет из серого кардинала Кремля и едва ли не самого влиятельного человека самой большой страны мира он неустанно превращался в карикатуру на самого себя. Чтоб войти в большую историю, которую он желал больше денег и больше женщин, ему нужна была трагедия.
Трагедия —
Безрезультатно перепробовав все иные способы быть равным самому себе и своим страстям, он выбрал способ самый последний и самый надёжный.
…в православной традиции самоубийц хоронят вне кладбища. Говорят, что они попадают в ад.
Впрочем, даже если б Борис Абрамович и не наложил на себя руки — шансов угодить туда у него было бы предостаточно. Редкий из кругов ада не примет его.
Я не знаю, весит ли хоть сколько-нибудь одно человеческое слово — там, у них.
Но дело вот какое. Да, он сделал очень много зла моей стране и моим близким — русскому народу. Наверное, прощения ему нет ни на земле, ни небе.
Но я всё-таки прошу тех, кто рассматривает окончательно его дело сейчас: простите его. Пожалуйста.
Рецепт нового коктейля, или Гимн голодным
Тело, твоей культуре посвящается
Чтобы хорошо выглядеть, надо меньше есть и больше двигаться. Всё просто.
Честно говоря, я не очень понимаю, зачем люди так много едят. Они что, так же много работают?
Взрослому городскому мужчине в наши дни, когда прежние великие стройки завершены, а новых нет и в проектах, есть, грубо говоря, вообще не обязательно.
Выпил чашку крепкого чаю с утра, просто для того, чтоб проснуться, в обед съел кусок чёрного хлеба, на ужин опрокинул рюмку водки, зализал солью. Ну, оливку проглотил.
Больше ничего не надо, на жизнь хватит. Остальная еда — по обстоятельствам.
Путнику можно всё, особенно собственноручно пойманную дичь.
Сидишь на земле — закопай дичь в землю, разожги сверху костёр, это стоит попробовать.
Ушедшим в самоволку можно всё, особенно ворованное.
Ходишь по саду, размышляя: а не выйдет ли сейчас приглянувшаяся вам хорошенькая горничная проверить, высохло ли господское бельё, — сорви яблоко, надкуси. Всё равно ведь кислое.
Долго шёл босиком по снегу на Родину — выпей горячего бульона, как придёшь. Обуйся заодно.
Покидаешь Родину — нажрись на дорогу малинового варенья, гадина. Тульский пряник с повидлом окунай в варенье и жуй.
Если вдруг дуэль — тогда черешня очень к лицу, ей можно эдак плевать в сторону противника, пока он не попадёт вам в лоб.
Сел на берегу реки с сыном — расколи арбуз, черпай сахарные внутренности рукой.
Если решил свести счёты с жизнью — бокал шампанского, ириску. Пока будешь в зубах ковыряться — может, раздумаешь.
Мужчина к тридцати годам
Существует несколько вещей, которые унижают человека нашего пола. Например, омерзительное высказывание «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Какая гадость! Через желудок лежит путь к сердцу свиньи. Путь к сердцу мужчины лежит через рассудок и само сердце.
Даже дельный и красивый пёс — самый верный друг человека — больше ценит не того, кто его кормит, но того, кого слушает и считает равным себе. Если он пресмыкается за кормёжку — это подонок, а не пёс.
Хорошо питаться надо до шестнадцати лет. С семнадцати до двадцати одного — жадно жрать. Потом, покинув казармы и университеты, заводя детей и ещё новых детей, понемногу минимизировать рацион так, чтоб к пятидесяти годам перейти на изюм.
Я тут неделю пил три стакана молока в день (и всё) — ничего не изменилось. Даже не проголодался к воскресенью. Просто молоко кончилось в доме.
Скоро попробую перейти на воду — потом расскажу, чем дело кончилось. Воды много — река рядом.
Хватит себя баловать; нас ещё никто не огорчал до такой степени, чтоб успокаивать себя, каждый день ужиная в ресторане.
Известные мне мужчины, которые отвратительно много едят, делятся на две категории.
Первым нечем заняться, и они себя не уважают. Поэтому отваривают себе по двенадцать сосисок, заливают всё это, включая плошку макарон, майонезом, и давятся. Перед сосисками — суп из трёхлитрового горшка, после сосисок — ведро компота. Потом расстегнут восемь верхних пуговиц у рубахи и сидят сырые.
Вторые ужасно заняты и очень себя уважают. Так заняты, что обедают только всерьёз и обстоятельно: рестораны посещают как службу в церкви: неукоснительно, благоговейно. Так уважают, что кормят себя и кормят. Чем больше кормят — тем крепче самоуважение.
Первые, естественно, относительно бедные, вторые — так или иначе обеспеченные.
Бойцовский, красивый, быстрый как скорый поезд мужчина после тридцати в России — редкость, исчезающий вид. Слишком большие лица, слишком много мяса на теле. Вы заметили, что у нас стало модным не торопиться? Раньше так себя вели только блатные на зоне, теперь у нас все стремятся в блатные.
Пятнадцать раз подтянется один из ста, стометровку — да, пробегут, но только медленно, зато отметку пятьсот метров никто не возьмёт. А если в атаку? А если динозавр за вами побежит? Да мало ли что бывает.
История наших достижений стала превращаться в кулинарную: где, да когда, да на какую сумму.
Мы столько съели всего — ну и где плоды нашего труда? Где высотки, цветущие нивы, кудрявые дети, плотины, ракеты, коньки на избах?
Офисные работники должны питаться бумагой, исполнительная власть — осознанием власти, парламент — друг другом.