Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923
Шрифт:
VI конгресс Коминтерна явился очередным рубежом в битве Сталина с Троцким. Всевластие Сталина в СССР, формально закрепленное XV съездом партии, дополнялось теперь господством и над международной коммунистической организацией, ставшей безотказным проводником сталинской политики за границей. Разложение оппозиции, начавшееся с первыми высылками, вступило в решающую стадию, приведя в конечном итоге к тому, что внутри страны Троцкий оказался в полной изоляции. В письме Раковскому от 14 июля он осторожно, сохранив некоторый оптимизм, высказал прогноз на будущее: «Весьма вероятно, что блок Сталина с Бухариным — Рыковым сохранит еще на этом конгрессе видимость единства, чтобы сделать последнюю безнадежную попытку покрыть нас самой «окончательной» могильной плитой. Но именно это новое усилие и его безуспешность могут чрезвычайно ускорить процесс дифференциации внутри блока, ибо на другой день после конгресса еще обнаженнее встанет вопрос, что же дальше?» [911]
911
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1943.
И хотя Троцкий предугадал распад непрочного союза центриста Сталина
9. Ликвидация оппозиции
С середины 1928 г. преследование сторонников оппозиции со стороны партийных органов и ОГПУ резко усилилось. Оппозиционеров не только исключали из партии, но снимали с работы, изгоняли из вузов, а некоторых, наиболее активных, все чаще подвергали избиениям и арестам, отправляли в политизоляторы, тюрьмы и лагеря. В отчетах секретных отделов ОГПУ появился специальный раздел об оппозиции, в котором по республикам, районам, городам фиксировалось количество арестов оппозиционеров и заведенных против них судебных дел. Руководители ОГПУ требовали от своих подчиненных непримиримости к тем, кто был объявлен «врагами». Особенно усердствовал председатель ГПУ Украины В. А. Балицкий [912] , давший указание составить «проскрипционные списки» участников оппозиции и связавший членов объединенной оппозиции с «украинской» — националистической, оппозиционной группой [913] .
912
Балицкий Всеволод Аполлонович (1892–1937) — социал-демократ с 1913 г., меньшевик. С 1915 г. большевик. С 1918 г. служил в ВЧК, являлся заведующим отделом ЧК Украины, затем занимал руководящие должности в органах ЧК различных городов республики. В 1921–1923 гг. — заместитель председателя Всеукраинской чрезвычайной комиссии, затем Государственного политического управления Украины. В 1923–1931 гг. — председатель ГПУ Украины. Позже являлся особоуполномоченным ОГПУ СССР на Украине. В 1934–1937 гг. нарком внутренних дел Украины. Вслед за этим был переведен на Дальний Восток, но вскоре уволен из НКВД, арестован и по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелян.
913
ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 20. Од. зб. 1640. Арк. 6.
Информационные сводки Московского комитета ВКП(б) о настроениях в рабочей среде на разных предприятиях столицы показывали, что к осени 1928 г. сторонники Троцкого еще сохранили определенное влияние среди рабочих. Две сводки, специально посвященные «троцкистским» выступлениям, в частности в связи с 11-й годовщиной Октября, имеются в архивном фонде Троцкого (это еще раз свидетельствует о том, что ему удавалось почти до конца 1928 г. поддерживать нелегальные связи со своими тайными сообщниками). Правда, в некоторых случаях органы ОГПУ и партийное руководство выставляли в качестве оппозиционных выступлений обычные проявления недовольства. Тем не менее бесспорными фактами оставались листовки, которые довольно широко распространялись на предприятиях накануне и в день празднования годовщины революции, а во время демонстраций — даже на Красной площади.
В начале сентября распространились сведения о том, что Троцкий серьезно болен, что у него тяжелые приступы малярии. В Москве и других городах была распространена листовка, в которой выражалось негодование, что Троцкого держат в малярийной Алма-Ате, тогда как «бюрократство с семьями направляют на курорты». Молотов (Сталин как раз находился в отпуске) счел необходимым поставить на заседание Политбюро 20 сентября вопрос «о листовках троцкистов». Секретарю Московской партийной организации Угланову и Ярославскому было предложено «средактировать в опубликовываемом докладе т. Угланова соответствующее место о состоянии здоровья Троцкого». Вместе с тем от всех партийных организаций потребовали «усилить идейно-политическую борьбу с троцкистскими элементами… путем решительного отпора на собраниях антипартийным выступлениям, ограничивая, однако, такую дискуссию действительным минимумом». Когда же Угланов на пленуме губкома заявил о «мнимой болезни» Троцкого, Седова направила ему гневное открытое письмо, которое получило широкое распространение в колониях ссыльных и распространялось как нелегальная листовка даже в Москве.
Седова сообщала, что ее мужа в течение ряда лет мучает повышенная температура, что он болен колитом и подагрой, к которым в Алма-Ате добавилась малярия. «Поддерживать здоровье на известном уровне можно только при правильном режиме и правильном лечении. Ни того ни другого в Алма-Ате нет». Протестуя против ссылки ее супруга по обвинениям в контрреволюционных выступлениях, она завершала свое обращение словами: «Вместо того, чтобы сказать, что болезнь Троцкого есть для вас выгода, ибо она может помешать ему думать и писать, вы просто отрицаете эту болезнь… Тот факт, что вам приходится держать по этому вопросу ответ перед массой и так недостойно изворачиваться, показывает, что политической клевете на Троцкого рабочий класс не верит. Не поверит он и вашей неправде о состоянии здоровья Л[ва] Д[авидовича]».
В то же время Троцкий опасался, что информация о плохом состоянии его здоровья может привести лишь к новым «капитуляциям». В письме единомышленникам, написанном непосредственно после обращения Седовой к Угланову, Троцкий существенно охлаждал пыл открытого письма жены: «По вопросу о моем переводе в другое место ряд товарищей пишет о необходимости «более энергичных» протестов. Это неправильно. Ссыльные товарищи сделали решительно все, что могли, отправив телеграммы. Состояние мое вовсе не является таким тяжким, как рисуется некоторым товарищам. Сейчас мне значительно лучше. Но и независимо от этого надо ясно сказать себе, что судьба ссыльных, и моя в том числе, может быть разрешена не «обострением» протестов самой ссылки, а расширением этих протестов далеко за пределы ссылки. Из доклада Угланова вытекает, что это «расширение» уже происходит. Что и требовалось доказать» [914] .
914
Архив
Официальные ораторы изображали ситуацию со здоровьем бывшего вождя в самых радужных красках. Ярославский в докладе на собрании партийного актива Краснопресненского района Москвы заявил, что «Троцкий не болен, он поставлен в хорошие условия, он получает 50 руб., чего же еще надо, он и этого не заслуживает, ведь многие рабочие получают меньше». На собрании актива Бауманской районной парторганизации Ярославский потрясал документами оппозиции и кричал: «Разве, если бы Троцкий был болен, он смог бы написать такое количество документов? Оппозиция выпустила листовку, но это только ухудшает положение Троцкого. Неверно, что Троцкий плохо материально обеспечен. Мы ему даем все необходимое. Он имеет и стенографистку, и машинистку, и доктора».
Медицинской помощью Троцкий действительно пользовался. Стенографистки и машинистки у него, разумеется, не было. Ухудшение состояние здоровья, естественно, повлияло на его политическую активность. Письма, которые он направлял другим ссыльным, становились более краткими, общими, в них все чаще встречались повторы. Но главное, Троцкий не был в состоянии противостоять волне покаянных заявлений, которые стали появляться с середины года и к концу года превратились в бесконечный поток. Даже Раковский, ранее державшийся безупречно, стал вести себя не слишком последовательно. В начале июля Раковский по своей инициативе и без согласования с Троцким выступил с инициативой обращения ссыльных в Политбюро ЦК ВКП(б) с просьбой разрешить им собраться в Москве, Алма-Ате или другом месте для выработки совместного письма в партийные органы [915] . В связи с этим он послал телеграммы ряду оппозиционеров, испрашивая согласия на включение их фамилий в список лиц, поддерживающих его просьбу [916] .
915
Аналогичное предложение выдвигал Преображенский еще весной. На что Троцкий ответил 8 мая: «Получил вчера тезисы и телеграфировал сейчас же. Первые впечатления: анализ хорош, полит[ические] выводы сомнительны, план ходатайства о съезде — утопия и притом не прогрессивная». Предложение Преображенского тогда отвергли также И. Н. Смирнов, Муралов, Сосновский, Белобородов, Раковский. Единственным, кто отнесся к нему сдержанно положительно, был Радек, который, правда, склонялся к несколько иному варианту. Он телеграфировал Преображенскому: «Не знаю точно твоих предложений, предлагаю совместное заявление конгрессу Коминтерна [о] поддержке левого курса ЦК [с] требованиями, гарантиями его укрепления, развития» (ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 43–45).
916
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 12; Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1643.
Объясняя свой поступок в письме Троцкому от 21 июля, Раковский с чувством некоторой неловкости писал: «Я считал, конечно, что наше обращение за разрешением может быть на черной партбирже и использовано против нас, но я считал и считаю также, что две идеи для нас важны и обязательны: защищать свои взгляды и, когда случай представится, постучать в двери партии» [917] .
Но оппозиционеры уже стучались в «двери партии» толпами. Индивидуальные обращения оппозиционеров в ЦК ВКП(б) с заявлениями об отказе от своих взглядов было именно то, что пугало Троцкого. По мнению Раковского, партийные органы, получив его запрос, во-первых, должны были истолковать просьбу о проведении совещания ссыльных как их желание согласовать свои позиции на пути примирения с большинством партии; во-вторых, поскольку одним из мест собрания указывалась Алма-Ата, в обращении Раковского содержался намек на то, что в совещании ссыльных примет участие лидер оппозиции Троцкий. Иными словами, Раковский хотел сделать все, чтобы его инициатива была истолкована как санкционированное Троцким мероприятие, но это было именно то, что категорически не устраивало Троцкого. 14 июля Лев Седов отправил Раковскому телеграмму: «Идею совещания Лев [Троцкий] считает вредной фантазией. Посылает письмо конгрессу [от] собственного имени [с] указанием, что [в] основном [выражает] мнение всей оппозиции» [918] .
917
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1768.
918
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1937.
В октябре — декабре Троцкий написал несколько статей, ставших, как оказалось, последними его работами, созданными в Советском Союзе. В статье, посвященной 11-й годовщине Октябрьского переворота [919] , Троцкий уделил много внимания противопоставлению Ленина нынешнему советскому руководству. Он четко сформулировал, что в партии и в стране сложился и функционирует «сталинский режим». В обобщенном виде оценка положения в верхах партии дана была также в его статье «Кризис право-центристского блока и перспективы» [920] . Здесь автор пытался обосновать свой тезис о «практике узурпаторства» на путях к «подлинному бонапартизму», практике, которая, как считал Троцкий, характерна была для группы Сталина, опиравшейся на «рабочую бюрократию». В статье констатировалось развертывание «кампании против правых», которая отличалась «чрезвычайным шумом — треском при отсутствии политической конкретности». Троцкий высказывал убеждение, что бюрократический режим сохраняет мелкобуржуазную базу и что такая политика неизбежно кончится крахом — «выходом на пролетарский или буржуазный путь». Этот узел советского «термидора», бонапартистской диктатуры и опасности капиталистической реставрации будет вновь и вновь фигурировать в творчестве Троцкого на протяжении всего следующего десятилетия, подвергаясь лишь уточнениям, поправкам и изменениям.
919
Там же. Т-3177.
920
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 364. Л. 1 — 17; Архив Троцкого. Фонд 13. Т-3143, T-3144.