Лев Троцкий
Шрифт:
Но Ленин сказанным не ограничился. Он перешел к личным качествам Сталина и Троцкого, вроде бы придерживаясь прежнего «равновесия» в их характеристике, но фактически делая крен в пользу Троцкого. «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, — продолжал диктовать Ленин, — сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС (здесь еще одно свидетельство неясности ленинской мысли: он перепутал вопрос о НКПС с вопросом о профсоюзной дискуссии. — Г. Ч.), отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».
Очевидно, что Ленин считал Сталина не соответствующим его должности, тогда как по отношению к Троцкому такое мнение не высказывалось. Кроме того, в устах весьма критичного Ленина заявление, что Троцкий является самым способным членом ЦК, представляло собой серьезное поощрение, несмотря на оговорку о самоуверенности и склонности к администрированию. Ведь его самоуверенность была всем известна, а администрирование являлось обычным инструментом большевистского руководства, к которому постоянно прибегал сам Ленин, являвшийся не менее самоуверенным, нежели Троцкий.
Четвертого января Ленин вспомнил о своих записях и продиктовал дополнение, которое окончательно смещало оценочную шкалу в пользу Троцкого: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и так далее. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение». [784]
784
Ленин В. И. «ПСС». Т. 45. С. 346.
Эта запись была столь же непоследовательной, как и предыдущие. Два противоречивых положения здесь были очерчены особенно ясно. Одно заключалось в том, что грубость, допустимая в отношениях между коммунистами (это была всегда свойственная Ленину циничность), не могла распространяться на человека, занимавшего должность генерального секретаря партии (получается, что он вроде бы не был коммунистом?). Кто, как не Ленин, знал, что генсек имеет дело именно с коммунистами, причем с высокопоставленными лицами. Так что заявление больного вождя оказывалось порочным кругом. Второе противоречие состояло в том, что мелочь, которую соглашался признать Ленин, — грубость Сталина, дополненная проистекавшими из нее не менее неприглядными качествами — капризностью, недостатком лояльности, внимательности, терпимости, — могла оказаться таким свойством, в отношении которого не исключалось, что оно получит решающее значение. Совершенно очевидно, что, диктуя, Ленин явно тут же забывал или почти забывал то, что он произнес минуту назад.
Тем не менее смысл текста был ясен — он отказывал Сталину в доверии и перекладывал основной вес доверия на плечи Троцкого. [785]
Такой поворот прослеживался и в других записях Ленина конца 1922-го — начала 1923 года. В одной из записок он выражал возмущение поведением Г. К. Орджоникидзе, допустившего рукоприкладство в отношении одного из грузинских деятелей, выступавшего против национального ущемления Грузии, а также Сталиным и Дзержинским, взявшими Орджоникидзе под защиту. [786] Фамилия Троцкого здесь не упоминалась, но сам факт сосредоточения обвинений на Сталине и его клевретах свидетельствовал о дальнейшем ухудшении отношения к Сталину и направленности ленинских предпочтений.
785
Предельно наивным, если не сказать больше, выглядит высказывание А. И. Зевелева о том, что Ленин, возможно, не называл кандидатуры преемника «в силу своей глубокой интеллигентности» (!), в силу того, что он не желал навязывать «своего единоличного мнения» (!) (Зевелев А. И. Истоки сталинизма. М.: Высшая школа, 1990. С. 33). Выше было приведено немало свидетельств того, что такими «отвратительными», по его мнению, качествами, как «глубокая интеллигентность» или же нежелание навязывать свою волю, большевистский вождь отнюдь не обладал.
786
Во время дискуссии на одном из заседаний в Тифлисе 20 октября 1922 года член ЦК грузинской компартии Г. А. Кабахидзе обозвал секретаря Закавказского крайкома РКП(б) Орджоникидзе, грубо защищавшего идею Сталина об «автономизации» советских республик, сталинским ишаком, а Орджоникидзе в ответ на это подскочил к Кабахидзе и ударил его по лицу. Реакцией был уход с заседания большой группы руководящих работников и их отставка. Посланный для расследования «грузинского инцидента» Дзержинский, а за ним Сталин полностью взяли Орджоникидзе под защиту, обвинив грузинских коммунистов в национализме.
В период болезни Ленин по крайней мере дважды выказывал доверие Троцкому в личных письмах. 21 декабря 1922 года он выразил удовлетворение тем, как был решен вопрос о монополии внешней торговли на пленуме ЦК. «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением», — писал он Троцкому, которому доверил отстаивать общий взгляд по этому вопросу. [787] Второе письмо было написано 5 марта 1923 года, за несколько дней до рокового инсульта, поразившего Ленина. Связано оно было с «грузинским делом», то есть поведением Орджоникидзе, Сталина и Дзержинского, и свидетельствовало о еще более усилившемся доверии к Троцкому. В письме говорилось: «Я просил бы вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастность. Даже совсем напротив. Если бы вы согласились взять на себя защиту, то я бы мог быть спокойным». [788] Дополнением к этому письму был телефонный звонок секретаря Ленина М. А. Володичевой, которая сообщила, что на днях в Грузию едет Каменев и что Владимир Ильич просит узнать, не желает ли Лев Давидович «послать туда что-либо от себя». [789] Формально это был почти ничего не значивший жест, но он показателен в контексте личностных взаимоотношений в высших кругах.
787
Ленин В. И. «ПСС». Т. 45. С. 327.
788
Ленин В. И. «ПСС». Т. 45. С. 329.
789
Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927: Из архива Льва Троцкого. В 4 т. Сост. Ю. Фельшитинский. Benson, Vermont: Chalidze Publications, 1988. Т. 1. C. 35.
Может быть, именно это дополнение вызвало особое сомнение Троцкого, стоит ли ему вмешиваться в «грузинское дело». Каменев, как и Зиновьев, был ему известен как клеврет Сталина, один из членов «тройки», фактически правившей страной, [790] и каменевская командировка в Закавказье свидетельствовала о том, что сталинская группа полна решимости поскорее свернуть это дело. Но, главное, Троцкий к этому времени уже начал полемику со сталинской группой по вопросам хозяйственной политики и государственного руководства и присовокуплять к ним «мелкий» инцидент не захотел. Он отказался вмешиваться в «грузинское дело», сославшись на болезнь.
790
Именно ко времени болезни Ленина Троцкий относил возникновение «тройки» (Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 212). Вначале она была очень нестабильным образованием. Зиновьев и Каменев подчас расходились с мнением Сталина. Более того, находясь на отдыхе в Кисловодске, Зиновьев 30 июля 1923 года послал письмо Каменеву, в котором высказывал недовольство поведением Сталина по ряду вопросов и жаловался, что партии, видимо, придется некоторое время находиться под «авторитарным управлением» Сталина. Далее Зиновьев писал: «В действительности нет никакой тройки, есть только диктатура Сталина» (Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 197–198). В следующие месяцы, однако, Сталину удалось вновь «приручить» Зиновьева, убедив его, что именно он действительно играет в «тройке» ведущую роль. «Тройка» под фактическим руководством Сталина, но отнюдь не Зиновьева, сохранялась как более или менее прочное образование на протяжении двух лет с осени 1923-го по осень 1925 года.
Все эти ленинские документы почти сразу стали оружием в борьбе за власть и влияние между группами Сталина и Троцкого, использовались во внутрипартийной борьбе. Не случайно Троцкий тщательно хранил их в своем личном архиве, который через шесть с лишним лет вывез за границу, и главные из них опубликовал. Остальные в конце 1930-х годов были проданы Троцким Гарвардскому университету (США) и ныне хранятся в рукописных фондах Хотонской библиотеки этого университета. [791] К использованию последних ленинских документов Троцким и против Троцкого в политической борьбе следующих лет я еще вернусь.
791
Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1. С. 57–59, 74–78 и др.
Вопрос о статусе Сталина и Троцкого в партии в соответствии с волей Ленина просто не мог получить дальнейшего развития, ибо 10 марта у Ленина произошел новый, на этот раз тяжелейший инсульт, который положил конец его деятельности в области политики.
Прошло всего четыре дня, и в печати появился очерк Карла Радека о Троцком, содержание которого как бы подсказывало читателю, кто является истинным и заслуженным наследником Ленина. Троцкий представал здесь не только как создатель Красной армии, но и как один из лучших писателей мирового социализма, гениальный военный теоретик, организационный гений и т. п. [792] Радек будто подсказывал Сталину и его группе, что они должны мобилизовать все силы, чтобы вступление в права наследования не состоялось. В этом смысле, независимо от намерений автора, его очерк можно считать провокационным. Известный меньшевик Н. В. Валентинов с полным основанием писал, что строки Радека воспринимались читающей публикой недвусмысленно: вот подлинный наследник Ленина. [793]
792
Правда. 1923.14 марта; Радек К. Портреты и памфлеты. М.-Л.: Госиздат, 1927. С. 29–34.
793
Валентинов Н. В. Наследники Ленина. Benson, Vermont: Chalidze Publications, 1990. C. 11.
Тем временем «тройка» и примыкавшие к ней члены и кандидаты в члены Политбюро, за исключением Троцкого, а также председатель Центральной контрольной комиссии РКП(б) В. В. Куйбышев (постепенно они сформировали еще один орган — «семерку», которая, как и «тройка», являлась фракционным объединением) были весьма обеспокоены «крамольными» документами теперь уже фактически бывшего вождя, особенно тем из них, который сразу же стали называть «завещанием», то есть письмом с характеристикой руководящих партийных деятелей.