Liberte
Шрифт:
Реабилитационные меры, предписанные нам Доком, включали рацион усиленного питания, а отсутствие допуска к вылету не исключало из меню за обедом и ужином аперитив. Обычно Джордж делал целое представление из поглощения порционного стаканчика сухого красного вина, с видом знатока смакуя его и чуть ли, не макая в него свой узкий хрящеватый нос, с шумом вдыхая и всем своим видом давая понять, как он наслаждается его чарующим ароматом и источаемым букетом запахов. Поднимая на уровень своих глаз стакан, он жаловался, что пластиковые стенки мешают ему оценить истинный цвет вина и его благородные оттенки. Затем он по какой-то странной и неведомой мне привычке чокался своим стаканчиком со мной и выпивал вино небольшими глотками неспешно в течении всего приёма пищи. Три раза я уже наблюдал этот ритуал, но сегодня вечером Джордж опустил стаканчик рядом с собой и молча погрузился в трапезу.
– Джордж.
– тихо позвал я его, не выпуская из рук свой стакан вина.
– Да - не поднимая
– Завтра ты будешь летать, Джордж.
– также тихо проговорил я.
Вскинувшись Джордж уставился на меня. Гамма самых разных чувств промелькнула на его лице. Я же не спеша протянул руку и чокнулся с его стоящим на столе стаканом, а затем отсалютовав ему своим осушил его до дна в один приём.
***
Мне доводилось слышать о том, что существует несколько основных типов памяти: слуховая, зрительная, моторная, вкусовая и даже эмоциональная. Джордж же являлся уникальным обладателем хватательной памяти, нечто сродни осязательной, но по факту имеющей с ней мало чего общего, ибо одного лишь осязания ему было крайне недостаточно. Хорошо запомнить и понять предмет ему помогало только физическое обладание им. Так заполучив в своё тактильное распоряжение какую-либо вещь он достаточно быстро запоминал её характеристики, предъявляемые к ней эксплуатационные требования и необходимые меры безопасности при её использовании. Запоминать-то он запоминал, однако по-настоящему усвоить их Джордж мог только на наглядных, доступных его пониманию примерах. Так в сотый раз констатировав про себя, то что он полностью игнорирует моё предупреждение о недопущении разгона свыше 6g при взлёте, я не стал делать ему очередное бесполезное внушение, а попросту сменил настройки в симуляторе и попросил его одеть на голову закрытый тренировочный шлем прозванный за свой экстравагантный внешний вид "намордником". Проверив за ним крепления, я затянул их потуже так чтобы у Джорджа не было возможности стянуть шлем с себя самостоятельно без посторонней помощи, и в который уже раз запустил учебную программу взлёта со стартовой платформы.
"Намордник" работал в щадящем режиме, но и этого хватило для того, чтобы из тренажёрной капсулы вскоре раздались паническое мычание и сдавленные хрюкающие звуки, ярко свидетельствующие о том, что вновь не внявшему моим советам и залихачившему Джорджу перестал поступать кислород и сдавило голову. Мне самому не единожды пришлось испытать на себе в действии более позднюю и усовершенствованную модель учебно-тренировочного шлема и мне прекрасно известно какой силы педагогическое воздействие он способен оказывать в учебном процессе. Можно язык отбить, рассказывая нерадивому кадету об опасностях маневрирования на предельно возможных значениях ускорения и требованиях соблюдения основных принципов пилотирования, а можно один раз дать ему отведать на собственной шкуре все последствия допущенной им ошибки и если этого окажется недостаточно оставить режим болевого стимулирования включённым постоянно, не забыв повысить при этом болевую чувствительность. Обычно это срабатывает всегда, даже с самыми заторможенными индивидуумами. Подавив в себе желание дать Джорджу подольше прочувствовать всю прелесть эмуляции перегрузки, я выключил капсулу, помог ему выбраться на свет и стащить шлем с его головы. Моему взору предстало мокрое раскрасневшееся лицо Джорджа, его налитые кровью глаза слезились, тяжело дыша он судорожно хватал ртом воздух.
– Ты...
– тон с которым это было произнесено вряд ли можно было назвать дружеским.
– Ты!
– опять было начало он, схватив меня за плечо и больно сжав его рукой в тяжёлой перчатке, но так и не смог закончить сказанное согнувшись пополам он зашёлся в приступе кашля.
Я стряхнул его ослабевшую руку со своего плеча и сделав шаг назад сказал, даже не пытаясь придать своему голосу примирительной интонации.
– Я оставляю этот режим включённым. Раз у тебя элементарно не хватает ума без принуждения следовать моим добрым советам будешь выполнять их через боль. У меня нет ни малейшего желания объяснять мистеру Хону как так случилось что после моего обучения ты в первом же вылете угробил вверенный тебе летательный аппарат. Если у тебя на этот счёт имеется иное мнение, то я тебя не держу. Отправляйся и подыхай, но только сам, меня за собою тянуть не надо. Ты меня понял?
Джордж уже приходя в себя кивнул головой и попытался вытереть перчаткой вязкую слюну, стекающую по его подбородку, да только ещё больше размазал её по лицу.
– Не слышу?
– Понял.
– ответил Джордж, но взгляд его был направлен в сторону от меня на кого-то или что-то находящееся у меня за спиной.
Не выпуская Джорджа из поля зрения, я сделал два шага в бок и посмотрел назад. В тёмном проёме дверной переборки мне показалось я успел на мгновение разглядеть пару блеснувших глаз, а затем явственно расслышал удаляющиеся шаги под аккомпанемент шумного пыхтения. Не было никаких сомнений, нас только что посетил посыльный мистера Хона. По выражению лица Джорджа не сложно было догадаться,
***
– Ты меня угробишь!
– в очередной раз выговорил извлечённый из тренажёра Джордж.
"Уж лучше тебя, чем истребитель" - подумалось мне, но вслух я сказал:
– Тренажёр оборудован алгезиметром, больше чем ты можешь выдержать он тебе не выдаст. Так что сдюжишь.
– Обнадёжил.
– устало выдохнул Джордж и с надеждой произнёс.
– Может на сегодня хватит?
С радостью бы поддержал его инициативу, да только из отпущенных нам двух недель на подготовку оставалось всего ничего, а потому всё наше время с короткими перерывами на сон и еду было отдано тренировкам. В перерывах пока Джордж приводил в порядок провонявшую его потом тренажёрную капсулу, я либо пытался накачивать его дополнительными полезными сведениями, либо бегал на медицинские процедуры к Доку. Тони теперь посещал нас регулярно каждый день лишь ненадолго оставляя нас с Джорджем вдвоём. В шутку я спросил его как теперь без своего посыльного обходится мистер Хон, на что он беззаботно по-мальчишечьи отмахнулся от меня рукой. Как бы то ни было, но аудитория у меня теперь удвоилась и, хотя я по-прежнему исправно обучаю Джорджа азам пилотирования, попутно мои наставления впитывает Тони. По мере того, как Джордж выдыхается его место на тренажёре занимает мальчишка и несмотря на то, что он использует симулятор без "намордника", ошибок с его стороны не в пример меньше чем у моего основного подопечного. Возможно причиной тому серьёзное отношение Тони к своему извечному врагу гравитации или врождённая живость ума, но будь у меня выбор я предпочёл бы обучать его, а не Джорджа. Глядя на воспалённые в красных прожилках пожухлые глаза Джорджа и горящие детским восторгом глаза Тони, такой выбор кажется мне очевидным. В пищеблоке наша парочка уже перестала выделяться из общей массы апатично поглощающих отпущенный им пищевой рацион пилотов. Джордж вяло без аппетита поглощает пищу, чему не способствует даже аперитив. От его прежней несдержанной болтливости остались лишь редкие раздражённые замечания и неуместные комментарии.
– Смотри, Джордж, вот этот красный инъектор с синей маркировкой - обезболивающее, а вот этот синий с двумя красными полосами - радиозащитное средство. Если в результате...
– Странная какая-то маркировка, я такую не помню.
– недослушав перебивает меня Джордж.
– Я тебе уже объяснял. Единого стандарта маркировки в войсках не существует. У Альянса она своя, у Содружества своя. Эти средства тоже сборные, противоболевое от Консорциума, а радиопротектор имперского производства.
– Понятно. Ну, а наши как эти средства маркируют?
– недовольно ворчит он.
– Какие наши?
– когда до меня доходит что он имеет в виду я еле сдерживаясь начинаю ему выдавать.
– Нет больше никакого "наши", Джордж. Равно как и никаких "наших" тоже больше нет. Есть мы и они. Здесь, сейчас и сегодня "наши" это пиратское братство мистера Хона, а завтра "наши" могут оказаться имперцы, корпораты или клоны будь они трижды неладны, но вот только те прежние "наши", "нашими" нам уже никогда не будут!
– Это мы ещё посмотрим.
– озлобленно отбрёхивается Джордж.
В ответ я могу лишь саркастично покачать головой. Вот и весь сказ, мы ещё не на корабле, а бунт уже начался. И всё же несмотря на редкие словесные перепалки и разногласия прогресс от наших занятий налицо. Джордж, замотанный и замученный тренировками в прямом смысле этого слова, подобно лабораторной крысе натасканной на прохождение лабиринта стимулирующими разрядами электрошока готов отправиться в первый самостоятельный полёт. Конечно же у него нет реального опыта, который как не старайся не заменить часами проведёнными в симуляторе, зачастую он не осознаёт истинный смысл производимых им операций и начисто не понимает основ астродинамики, принцип действия узлов и агрегатов космического судна для него что чёрная дыра и я могу лишь с содроганием предполагать какую потенциальную угрозу он представляет для себя самого и окружающих, но мне приходится идти на риск если я хочу спасти его жизнь и сдержать слово данное мистеру Хону. И ещё мне остаётся только надеяться, что впоследствии я не буду об этом горько сожалеть.
***
Ночь перед вылетом была тяжёлой. Выныривая из очередного беспокойного сна, я слышал, как внизу подо мною на нижней койке, не находя себя места от гнетущего его волнения ворочается Джордж. Рано утром, задолго до вылета мы не сговариваясь покинули наш кубрик и отправились в столовую. Предполётное меню не радовало желудок, есть совсем не хотелось, но на правах старшего мне пришлось подавать Джорджу личный пример в том, что перед вылетом пилот обязан своевременно получить полноценное питание. Осилив завтрак, я почувствовал, как меня начало клонить в сон. Осоловевшие глаза Джорджа недвусмысленно давали понять, что в этом он со мною полностью солидарен. Из опасения того, что наше возвращение в кубрик может спровоцировать последующее опоздание, я предложил неспешно прогуляться в ангар.