Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
__ Что все это значитъ? — воскликнула мистриссъ Лечмеръ, не выдерживая его твердаго, блестящаго взгляда. — За что такое упорное преслдованіе меня одной? Разв мои грхи ужъ такъ велики, что ихъ и простить нельзя, и разв мн одной суждено умереть? Я уже давно знакома съ недугами старческаго возраста и могу сказать про себя, что я вполн готова къ ихъ естественному концу.
— Очень хорошо, — сказалъ старикъ. — Такъ возьми же ты вотъ эту бумагу и прочти ее. Въ ней Божій приговоръ. Да пошлетъ теб Господь необходимую твердость, чтобы этотъ приговоръ ты спокойно встртила.
Своей изсохшей рукои онъ подалъ мистриссъ Лечмеръ развернутое письмо. Ліонель мелькомъ разглядлъ, что оно адресовано на его имя, и хотя вторично имлъ случаи убдиться, что Ральфъ позволяетъ себ слишкомъ безцереможжо совать свой носъ въ его интимнйшіе секреты, однако, не разсердился, а просто сталъ ждать, что изъ этого выйдетъ.
Мисгриссъ Лечмеръ машинально взяла письмо и стала читать. Лицо ея вытянулось, глаза остановились. Написано было немного. Она скоро кончила чтеніе, хотя продолжала безсознательно держать письмо въ рук. Но вотъ больная вздрогнула всмъ своимъ ослабвшимъ тломъ, и послышался шорохъ бумаги, которую она машинально стала комкать.
— Это письмо адресовано мн,- сказалъ Ліонель, — проникаясь состраданіемъ къ несчастной женщин, доведенной до такого состоянія. — Его бы мн должны были передать, а совсмъ не вамъ.
Онъ взялъ письмо изъ рукъ больной, которая не оказала сопротивленія.
— Читайте вслухъ, Ліонель! — сказалъ ему нжный голосъ. — Ради Бога, вслухъ!
Ліонель исполнилъ ея просьбу и твердымъ голосомъ прочиталъ роковое письмо:
— «Положеніе, въ которомъ находится городъ, помшало мн прослдить за болзнью мистриссъ Лечмеръ съ тмъ неослабнымъ вниманіемъ, какого требовало состояніе здоровья больной. Образовалась внутренняя гангрена. Кажущееся удучшеніе — это только предвстіе близкой смерти. Считаю долгомъ предупредить, что нсколько часовъ больная еще можетъ прожить, но едва ли переживетъ эту ночь». — Внизу стояла подпись врача, лечившаго мистриссъ Лечмеръ.
Какой рзкій, неожиданный переходъ! Вс думали, что болзнь прошла совсмъ, а она, наоборотъ, кинулась на внутренніе важные органы! У Ліонеля руки опустились. Онъ воскликнулъ въ горестномъ изумленіи:
— Эгу ночь!.. Боже мой! Неужели это правда?
Больная нсколько пришла въ себя и выслушала чтеніе письма съ жаднымъ вниманіемъ, безпокойно переводя глаза съ одного лица на другое. Ей хотлось въ выраженіи лицъ уловить хотя бы маленькій лучъ надежды. Но нтъ. Врачъ писалъ яснымъ, точнымъ языкомъ и высказывался совершенно опредленно.
— Вы врите этому? — сказала она сдавленнымъ голосомъ. — Ліонель, скажите. Я васъ считала своимъ другомъ.
Ліонель стоялъ и молчалъ, а Сесиль опустилась на колни передъ кроватью, сложила руки и тихо сказала:
— Милая бабушка, въ такія минуты не должно обольщать человка ложной надеждой, а нужно стараться ободрить его, утшить, поддержать…
— Какъ! И ты меня бросаешь! — воскликнула мистриссъ Лечмеръ, приподнимаясь и садясь на постели съ энергіей, какъ будго опровергавшей предсказаніе доктора. — Я тебя выростила съ дтскихъ лтъ, дала теб отличное воспитаніе, выдада тебя блестящимъ образомъ замужъ — и ты вдругъ оказываешь мн такую черную неблагодарность!
— Бабушка, ради Бога, не говорите такъ жестоко съ вашей внучкой! Мы бы и рады, но ничего не можемъ для васъ сдлать. Ищите опоры у неба, какъ я всегда искала опоры у васъ.
— Уйди отъ меня, слабое, безвольное существо! Отъ избытка счастья ты потеряла голову. Подойдите ко мн, сынъ мой! Поговоримте съ вами о Рэвенсклифф, объ этой великолпной резиденціи вашихъ предковъ! Поговоримте о тхъ дняхъ, которые мы съ вами еще проведемъ подъ ея гостепріимной кровлей! Эта глупая двочка, на которой вы женились, хочетъ меня запугать…
Произнося эти характерныя для нея слова, больная старалась говорить громче, но голосъ у нея срывался, и получалась какая-то судорожная икота. Ліонель отвернулся и закрылъ себ лицо руками, чтобы не видть этой сцены, которая становилась просто противной.
— Бабушка, не смотрите на насъ такъ! Не смотрите съ такимъ отчаяніемъ! — воскликнула Сесиль, едва дыша. — Вы можете еще прожить нсколько часовъ, нсколько дней… О, мать той, которая родила меня на свть! Отчего я не могу умереть за васъ?
Это было сказано въ простот душевной, среди рыданій, съ уткнувшимся въ постель больной лицомъ.
— Умереть за меня! — рзкимъ, непріятнымъ голосомъ повторила умирающая, и въ этомъ голос уже слышались предсмертные хрипы. — Умереть среди наслажденій брака! Безразсудная! Уйди ты отъ меня! Оставь меня! Можешь, если хочешь, молиться тамъ у себя въ комнат, но только уйди отъ меня!
Она съ гнвнымъ раздраженіемъ проводила глазами Сесиль, молча ушедшую изъ комнаты и ршившую, дйствительно, хорошенько помолиться за бабушку. Когда дверь за внучкой затворилась, мистриссъ Лечмеръ сказала:
— У этого ребенка нтъ никакой энергіи. Я требовала отъ нея того, что выше ея силъ. Вс женщины изъ моей семьи такія же слабыя: моя дочь, племянннца моего мужа… Одна я не такая.
— Что ты такое говоришь про племянницу своего мужа? — загремлъ голосъ Ральфа. — Она была женой твоего племянника, матерью этого молодого человка. Говори, женщина, пока у тебя есть время, и пока ты еще въ здравомъ разсудк!
Ліонель подошелъ къ кровати и сказалъ:
— Если теб что-нибудь извстно о тхъ ужасныхъ несчастіяхъ, которыя обрушились на мою семью; если ты въ какой-нибудь степени принимала въ нихъ участіе, — скажи мн все, облегчи свою душу и умри съ миромъ. Сестра моего дда, больше того — бабка моей жены, говори, заклинаю тебя: что теб извстно про мою мать?
— Сестра твоего дда… мать твоей жены… — медленно повторила мистриссъ Лечмеръ, которой уже было трудно соображать. — Да, это все врно.
— Разскажите мн про мою мать. Что съ ней такое было?
— Она лежитъ въ могил, мертвая, обезображенная. Ея знаменитая красота стала добычей червей. Что теб еще нужно, безумный? Не желаешь ли взглянуть на ея кости, завернутыя въ саванъ?
— Правду говори ему! — вскричалъ Ральфъ. — Скажи правду и разскажи про свое участіе въ преступленіи.
— Кто это говоритъ? — спросила мистриссъ Лечмеръ и прибавила, какъ бы вспоминая:- Этотъ голосъ мн очень знакомъ.