Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
— Можно вотъ въ этомъ дом,- отвчалъ Джобъ, указывая на окна, въ которыхъ былъ виденъ слабый свтъ.
— Такъ вотъ теб денегъ. Сходи, купи.
Джобу, видимо, очень не хотлось идти.
— Ну же, иди, юноша, я не могу ни минуты ждать. A сдачу, какая будетъ, всю себ возьми.
— Джобъ пойдетъ, но только вы позвольте ему купить пищи для Нэбъ на остатокъ отъ этихъ денегъ.
— Да я же теб сказалъ: бери, покупай, что теб нужно. Я теб общаю, что ни ты, ни твоя мать не будете больше нуждаться ни въ одежд, ни въ пищ.
— Джобъ голоденъ. Говорятъ, для старыхъ людей голодъ еще тяжеле, чмъ для молодыхъ. Какъ вы думаете, король знаетъ, что такое голодъ и холодъ?
— Не знаю, мой другъ, но я увренъ, что если бы онъ встртилъ такого страдальца, какъ ты, то онъ сейчасъ же бы ему помогъ. Иди же, купи чего-нибудь състного.
Черезъ нсколько минутъ Ліонель увидалъ, что Джобъ выходить изъ дома, въ который онъ веллъ ему сбгать, и несетъ въ рукахъ фонарь.
— Надюсь, что ты не забылъ купить себ чего-нибудь пость? — спросилъ Ліонель.
— Джобъ надется, что онъ не схватилъ себ заразу, — отвчалъ юродивый, съ жадностью подая маленькій ломтикъ хлба.
— Заразу? Какую заразу?
— Чуму. Въ этомъ дом вс больны чумой.
— Не оспой ли, Джобъ? Въ город не чума, а оспа.
— Да. Одни ее называютъ оспой, другіе заразой, а это попросту чума. Король не впускаетъ провизію въ Бостонъ, а чумы и холода не могъ не впустить.
— Надюсь, что я тебя не подвелъ подъ зараженіе, Джобъ. Я не зналъ. Что ты мн раньше не сказалъ? Я бы тебя не послалъ. Я бы самъ пошелъ, потому что не боюсь заразы: мн оспа привита еще въ дтств.
Джобъ ничего не отвтилъ. У него истощился весь запасъ мыслей по этому вопросу. Они пошли вмст. Черезъ нсколько времени Джобъ спросилъ, куда они идутъ.
— Въ королевскую капеллу, — отвчалъ Ліонель. — Ты мн будешь тамъ нуженъ.
Глава XXII
Удались! Ты слишкомъ похожъ на духа Банко!
Войдя въ королевскую церковь, Ліонель съ удовольствіемъ замтилъ, что въ ней не холодно, что она еще не успла остыть посл воскресныхъ службъ. Джобъ развелъ новый огонь въ печахъ, зная, гд лежатъ дрова. Отъ фонаря зажгли свчи, и церковь освтилась. Когда вс приготовленія были окончены, Ліонель слъ на скамейку, а Джобъ пристроился у одной изъ затопленныхъ имъ печей и крпко заснулъ подъ вліяніемъ охватившаго его тепла посл испытаинаго имъ сильнаго холода.
Мысли Ліонеля были въ какомъ-то разброд. Какъ ни старался онъ ихъ собрать, ничего не выходило. Онъ всталъ, подошелъ къ окну, посмотрлъ на улицу, по которой мела метель, и вернулся на прежнее мсто. При мерцаніи свчей ему везд мерещились какія-то странныя тни, и было жутко. Онъ снова всталъ и обошелъ всю церковь, заглянулъ за каждую колонну. Никого нигд не было. Только его собственные шаги съ глухой гулкостью раздавались на всю церковь.
Ліонель вернулся къ печк и, желая услыхать хоть чей-нибудь человческій голосъ, дотронулся до Джоба ногой, чтобы разбудить его. Тотъ сейчасъ же проснулся, какъ человкъ съ издерганными нервами,
— Ты сегодня какой-то кислый, Джобъ, — сказалъ Ліонель, стараясь скрыть свою слабость подъ маской веселости. — Что же ты не спросишь, зачмъ я сюда пришелъ?
— Бостонцы любятъ свои храмы, — отвчалъ юродивый.
— Но по ночамъ они больше любятъ все-таки свои постели.
— Джобъ любитъ сть и любитъ тепло.
— И поспать любитъ, какъ видно.
— Да. Спать хорошо. Джобъ не чувствуетъ голода, когда спитъ.
Ліонель помолчалъ, тронутый этимъ наивнымъ безсознательнымъ выраженіемъ со стороны Джоба своихъ страданій. Потомъ онъ продолжалъ:
— Я жду сюда пастора, двухъ дамъ и капитана Польварта.
— Я дюблю капитана Польварта. У нето всегда много състного.
— Ты только и думаешь объ д.
— Богъ создалъ голодъ. Онъ создалъ и пищу. Но кородь всю пищу отдаетъ своимъ прожорливымъ красномундирникамъ.
— Слушай внимательно, что я теб буду говорить. Одна изъ дамъ, которыя сюда прідутъ, миссъ Дайнворъ. Ты знаешь миссъ Дайнворъ? Красавицу?
Красота миссъ Дайнворъ не имла никакой цны въ глазахъ юродиваго. Онъ апатично глядлъ на Ліонеля.
— Ну, конечно, Джобъ, ты долженъ ее знать. Она тебя столько разъ дарила и вещами, и деньгами.
— Знаю. Мистриссъ Лечмеръ ея бабушка…
Это обстоятельство было въ глазахъ Ліонеля наименьшей рекомендаціей для Сесили. Онъ помолчалъ и сказалъ:
— Дло не въ томъ, кто ея бабушка, а въ томъ, что она сегодня сдлается моей женой. Ты будешь свидтелемъ нашего брака, потомъ загасишь свчи, закроешь печи и отнесешь ключъ отъ церкви доктору Ляйтерджи. Завтра утромъ придешь ко мн и получишь отъ меня вознагражденіе.
Юродивый вдругъ всталъ, принялъ какой-то странно-важный видъ и проговорилъ:
— Стало быть, майоръ Линкольнъ жеиится и пригдашаетъ меня къ себ на свадьбу? Теперь Нэбъ сколько угодно можетъ проповдовать противъ гордости и тщеславія. Теперь она, что ни говори, а кровь есть кровь, и плоть есть плоть.
Въ глазахъ юродиваго мелькнулъ при этомъ проблескъ разсудка, такъ что Ліонель попросилъ, чтобы онъ объяснилъ свои сюва. Но мысли юродиваго сейчасъ же опять вошли въ свои тсныя рамки, и онъ не отвчалъ ничего. Въ это время у входа въ церковь послышался шумъ. Отворилась дверь, и вошелъ докторъ Ляйтерджи, закутанный въ плащъ и весь занесенный снгомъ. Ліонель встртилъ его и провелъ къ тому мсту, гд самъ сидлъ у печки. Докторъ Ляйтерджи раскутался, осмотрлся кругомъ и одобрилъ сдланныя Ліонелемъ приготовіенія.
— Я удивляюсь, сэръ, отчего они не дутъ, — сказалъ майоръ Линкольнъ. — Имъ бы уже пора. На моихъ часахъ десять часовъ, а здшніе еще не били. Я, по крайней мр, не слыхалъ.
— Публичные часы теперь вс неврно ходятъ, — отвчалъ пасторъ. — На нихъ дйствуетъ холодъ. Скажу вамъ, майоръ Линкольнъ, я не раздляю пуританскаго взгляда на религію. Пуритане видятъ въ религіи что-то мрачное, зловщее. Напротивъ, религія должна быть жизнерадостна. Наша бдная природа подвержена такому множеству всякихъ золъ и бдъ, что мы просто обязаны пользоваться каждымъ удобнымъ случаемъ поймать себ счастье. Это нашъ долгъ.