Листья травы (Leaves of Grass)
Шрифт:
умирающие тем, кто остаются
в живых,
Свист ножа в руках хирурга,
вгрызающиеся зубья его пилы,
Хрип и сопение раненых, клекот
хлынувшей крови, дикий
короткий визг и длинный, нудный,
постепенно смолкающий
стон, -
С этими так, эти безвозвратно
погибли.
<>
37
<>
Эй, лодыри, там на часах! за оружие!
Врываются толпою в побежденную
дверь!
Я воплощаю в себе всех страдальцев
и всех отверженных,
Я вижу себя в тюрьме в облике
другого человека,
Я чувствую тупую, безысходную боль,
Это из-за меня тюремщики
вскидывают на плечо карабины
и стоят на часах,
Это меня по утрам выпускают из
камеры, а на ночь сажают
за железный засов.
К каждому мятежнику, которого гонят
в тюрьму в кандалах,
я прикован рука к руке и шагаю с
ним рядом.
(Я самый угрюмый и самый
молчаливый из них, у меня пот
на искаженных губах).
И вместе с каждым воришкой,
которого хватают за кражу,
хватают и меня, и судят меня
вместе с ним, и выносят мне
такой же приговор.
И с каждым холерным больным,
который сейчас умрет, я лежу
и умираю заодно,
Лицо мое стало серым, как пепел,
жилы мои вздулись узлами,
люди убегают от меня.
Попрошайки в меня воплощаются, я
воплощаюсь в них,
Я конфузливо протягиваю шляпу, я
сижу и прошу подаяния.
<>
38
<>
Довольно! довольно! довольно!
Что-то ошеломило меня. Погодите
немного, постойте!
Словно меня ударили по голове
кулаком.
Дайте мне очнуться немного от моего
столбняка, от моих снов
и дремотных видений,
Я вижу, что чуть было не сделал
обычной ошибки.
Как же мог я забыть про обидчиков и
их оскорбления!
Как же мог я забыть про вечно
бегущие слезы и тяжкие удары
дубин!
Как же мог я глядеть, словно чужими
глазами, как распинают
меня на кресте и венчают кровавым
венком!
Теперь я очнулся,
Я заглажу свой промах,
В каждой могиле умножается то, что
было вверено ей,
Трупы встают, исцеляются раны,
путы спадают с меня.
Я бодрее шагаю вперед вместе с
другими простыми людьми,
и нет нашей колонне конца,
В глубь страны мы идем и по
взморью, мы переходим границы,
Наша воля скоро станет всесветной,
Цветы, что у нас на шляпе, -
порождение тысячелетий.
Приветствую
можете выйти вперед!
Продолжайте записывать то, что я
говорю, продолжайте
задавать мне вопросы.
<>
39
<>
Дружелюбный и кроткий дикарь, кто
же он?
Ждет ли он цивилизации или уже
превзошел ее и теперь
господствует над ней?
Может быть, он с Юго-Запада и
взращен под открытым небом?
Или, может быть, он канадец?
Может быть, он с Миссисипи? Из
Айовы, Орегона,
Калифорнии?
Или горец? или житель лесов? или
прерий? или с моря матрос?
Куда бы он ни пришел, мужчины и
женщины принимают его как
желанного гостя,
Всем хочется, чтобы он полюбил их,
притронулся к ним,
разговаривал с ними, остался бы с
ними жить.
Поступки, беззаконные, как снежные
хлопья, и слова, простые,
как трава, непричесанность, смех и
наивность,
Медленный шаг, лицо - как у всех,
заурядные манеры
и излияния токов,
Они, преобразуясь, исходят с концов
его пальцев,
Они идут от него с запахом его тела и
дыхания, они истекают
из взора его глаз.
<>
40
<>
Сусальное солнце, проваливай, - не
нуждаюсь в твоем
обманчивом блеске,
Ты лишь верхи озаряешь, а я
добираюсь до самых глубин.
Земля! ты будто за подачкою
смотришь мне в руки,
Скажи, старая карга, что тебе нужно?
Мужчина или женщина, я мог бы
сказать вам, как я люблю вас,
но я не умею,
Я мог бы сказать, что во мне и что в
вас, но я не умею,
Я мог бы сказать, как томлюсь я от
горя и какими пульсами
бьются мои ночи и дни.
Видите, я не читаю вам лекций, я не
подаю скудной милостыни:
Когда я даю, я даю себя.
Эй ты, импотент с развинченными
коленями,
Открой замотанную тряпками глотку,
я вдуну в тебя новую
силу,
Шире держи ладони и вздерни
клапаны у себя на карманах,
От моих подарков отказаться нельзя,
я даю их насильно, у меня
большие запасы, с избытком,
И я отдаю все, что имею.
Я не спрашиваю, кто ты, это для меня
все равно,
Ведь ты ничто, и у тебя нет ничего,
пока ты не станешь тем,
что я вложу в тебя.
Меня тянет к рабу на хлопковых