Листья травы (Leaves of Grass)
Шрифт:
Я создам самый великолепный народ
из всех, озаряемых
солнцем,
Я создам дивные страны, влекущие к
себе, как магниты,
Любовью товарищей,
Вечной, на всю жизнь, любовью
товарищей.
Я взращу, словно рощи густые, союзы
друзей и товарищей
вдоль твоих рек, Америка, на
прибрежьях Великих озер
и среди прерий твоих,
Я создам города, каких никому не
разъять, так крепко они
обнимут
Сплоченные любовью
товарищей,
Дерзновенной любовью
товарищей.
Это тебе от меня, Демократия, чтобы
служить тебе, ma femme!
Тебе, тебе я пою эти песни.
ЭТИ ПЕСНИ ПОЮ Я ВЕСНОЙ
Эти песни пою я весной, собирая
цветы для влюбленных.
(Кто лучше меня поймет
влюбленных, все их радости
и печали?
И кто лучше меня может стать поэтом
товарищества?)
Собирая, я прохожу через сад мира и
вскоре выхожу
за ворота,
А теперь я иду по берегу пруда, а
теперь вброд, не боясь
промочить ноги,
А теперь вдоль ограды, близ которой
навалены старые камни,
подобранные на полях,
(Полевые цветы, и сорняки, и лоза
взобрались на камни,
приукрыли их; я иду мимо),
Все дальше и дальше в чащу леса,
или просто слоняюсь летними
вечерами, не думая, куда иду,
В одиночестве вдыхаю земляной дух,
временами
останавливаюсь среди тишины,
Мне кажется, что у меня нет
спутников, но вскоре вокруг меня
собирается целый отряд,
Кто рядом, кто позади, кто обнимает
меня,
Это души милых друзей, умерших и
живых,
Их целая толпа, она все гуще, а я -
посредине,
Собирая, раздавая, распевая, я
странствую вместе с ними,
Сорву что-нибудь и брошу тому, кто
ближе, на память обо мне,
То сирень, то сосновую ветку,
То выну из кармана мох, который
свисал с виргинского дуба
во Флориде, и я его там отодрал,
То гвоздики, и лавра листы, и пук
шалфея
Или то, что я вытащил из воды,
забравшись в пруд
(Здесь я видел в последний раз того,
кто нежно любит меня
и теперь возвращается, чтобы
никогда не расставаться
со мной,
А это, ах, этот корень аира должен
стать символом нашего
товарищества,
Обменяйтесь им, юноши! И никогда
не возвращайте его друг
другу!),
И кленовые прутики, и каштаны, и
цветы диких апельсинов,
И ветки смородины, и сливовый цвет,
и ароматический кедр,
Окруженный
Я прохожу, иногда указывая и
касаясь, иногда отбрасывая от
себя,
Объясняя каждому, чем он будет
владеть, давая каждому
что-нибудь.
Но то, что вытащил из воды на краю
пруда, - это я приберег,
Я одарю этим тех, кто способен
любить, как я.
СТРАШНОЕ СОМНЕНЬЕ ВО ВСЕМ
Страшное сомненье во всем,
Тревога: а что, если нас надувают?
Что, если наша вера и наши надежды
напрасны
И загробная жизнь есть лишь красивая
сказка?
И, может быть, то, что я вижу:
животные, растения, холмы,
люди, бегущие, блистающие воды,
Ночное, дневное небо, краски и
формы, может быть (и даже
наверное), это одна только
видимость, а настоящее нечто
еще не открылось для нас.
(Как часто они встают предо мной без
покрова, будто затем,
чтобы посмеяться надо мною,
подразнить меня,
Как часто я думаю, что ни я, ни другие
не знаем о них ничего.)
Но эти сомнения исчезают так странно
перед лицом моих
друзей, моих милых,
Если тот, кого я люблю, пойдет
побродить со мною или сядет
рядом со мною, держа мою руку в
своей,
Что-то неуловимо-неясное, какое-то
знание без слов и мыслей
охватит нас и проникнет в нас,
Неизъяснимой, неизъясняемой
мудростью тогда я исполнен,
тихо сижу и молчу, ни о чем уже
больше не спрашиваю,
Я все же не в силах ответить на свои
вопросы обо всем,
окружающем нас, о смерти и о
жизни за гробом,
Но что мне за дело до них, я спокойно
сижу и хожу,
Тот, чья рука в моей, разогнал мои
тревоги вполне.
СУТЬ ВСЕЙ МЕТАФИЗИКИ
Итак, джентльмены,
Дабы слово мое осталось в ваших
умах и воспоминаниях,
Я открою вам суть и конечный итог
всей метафизики.
(Как старый профессор - студентам
В заключение курса лекций.)
Исследовав все системы, новые и
древнейшие, греческие
и германские,
Исследовав и изложив Канта, а после
– Фихте, Шеллинга
и Гегеля,
Изложив ученье Платона - и Сократа,
который был выше
Платона,
Исследовав и изучив божественного
Христа, который был
неизмеримо выше Сократа,
Я обозреваю сегодня все эти
греческие и германские системы,