Литературный институт
Шрифт:
Аналогичным примером роли полового влечения в живописи служит гомосексуалист Константин Сомов, не написавший ни одной обнаженной женской натуры.
Когда кто-то утверждает, что нельзя возжелать Венеру Милосскую, я с этим человеком даже не спорю; мне становится просто смешно.
У древних греков – этих детей цивилизации – чувственная основа искусства видна в любой скульптуре.
Не возжелав модель, скульптор не смог бы создать Венеру – с этим вряд ли кто будет
Но я скажу большее: в процессе работы художник начинает испытывать желание и к своему творению.
Это может показаться диким человеку, не являющемуся художником, но это именно так.
Миф о Пигмалионе, возжелавшем изваянную Галатею, имеет под собой реальную основу.
Желание, владевшее скульптором, остается в статуе на века и тысячелетия.
Однажды в молодости мне пришлось провести долгое время в ситуации, когда единственной женщиной у меня была копия Венеры Милосской.
Той самой, которую якобы нельзя возжелать.
Долгие часы я проводил над ватманом, набрасывая ракурсы древней гречанки – и при этом мною владело такое плотское желание к статуэтке высотой 50 см, какое я редко испытывал к женщинам из плоти.
О нескромных порывах, обуревавших меня, свидетельствует десяток сохранившихся карандашных рисунков.
И каждый из них, подпитанный моим желанием, перешедшим от скульптора через копию его работы, пышет жаром истинной чувственности.
О чем говорит обложка мемуара «Тропа на вершину Олимпа».
* * *
Возвращаясь к искусству слова, подчеркну, что большинство поэтов начинает свой путь с любовной лирики.
Причем, как правило, толкает их либидо неудовлетворенное.
Но не перешедшее – согласно терминологии Зигмунда Фрейда – в стадию деструктивной компоненты, а полное конструктивности и приводящее к результату.
* * *
Рожденный поэтом, я пережил за 40 лет стихотворчества несколько этапных периодов, и все они были основаны исключительно на либидо.
Точнее, я всю жизнь находился в состоянии патологической влюбленности в какую-то женщину.
(Подробнее о том сказано в мемуаре «Аня», основанном на теплых воспоминаниях о моей Литинститутской любови, здесь приведу лишь опорные тезисы.
В 1976 году, оканчивая свой последний 10-й «Б» класс я испытал первую школьную любовь – к девочке по имени Ирина, учившейся в 9-м «А». И тогда впервые начал писать стихи.
В 1979 я влюбился в Анну, свою университетскую преподавательницу по философии (конкретно – по диалектическому материализму). Благодаря ей приобщился к современной русской поэзии и перешел на другой уровень.
В 1980 познакомился с будущей бывшей женой Натальей (не Н.) Г. Написал несколько стихов, полных принципиально
В 1992 году томился неразделенностью к чужой жене по имени Ольга. Результатом оказался ряд стихов и 4 классических сонета – лучшие произведения моей любовной лирики.
Подчеркну, что все упомянутые случаи были именно патологическими, поскольку относились к страсти нерезультативной. Этот факт подчеркивает и то, что даже к своей будущей жене Н.Г. я писал стихи лишь до тех пор, пока не достиг результата.
А женщины, которыми мне удалось обладать, не оставили после себя ни строчки.
Наверное, в том и состоит великая роль либидо в творчестве художника.
* * *
В своей жизни я знал одного живописца, Народного художника СССР и величайшего мастера из местных, которого знал с детства (он был мужем маминой одноклассницы) и звал дядей Сашей.
Этот дядя Саша всю жизнь до последних минут курил, как паровоз и пил, как бочка без дна.
А в отношении любострастия был таким, что Распутин рядом с ним показался бы церковным служкой.
Он любил жизнь, любил женщин – всех без разбору – и эта всепоглощающая любовь вела его от картины к картине.
В прежние годы я ему ужасался, в нынешние – понимаю, как никто.
* * *
На закате жизни я уже не сомневаюсь, что художник жив лишь до тех пор, пока у него в крови горит огонь желаний.
Если же у него ничего не горит и даже не дымится, то он мертв, будь хоть 20-ти лет от роду.
* * *
Роль либидо в творчестве художника первостепенна.
О том напоминают и обложки, разработанные мною для каждого из мемуаров этой книги.
В публикуемом варианте есть лишь обложка всей книги (которой снабжено и одноименное предисловие «Литературный институт»), где сидит, заняв все поле длинными ногами, неизвестная женщина из Интернета.
В интернетском варианте оригинальной обложкой снабжен каждый мемуар.
Один знакомый литератор сказал мне, что нельзя оформлять тексты о Литинституте картинками подобного рода.
Я же ответил, что именно такими иллюстрациями не только можно, но и нужно создавать ту чувственную ауру, без которой полноценное художественное творчество невозможно в принципе.
И эта аура, по моему глубокому убеждению, является главной в образе учебного заведения моей второй молодости.
* * *
Все изложенное приведено в оправдание тех моих сокурсников, художников слова, которые погрязали в чудовищном – с точки зрения обывателя! – разврате.